Очень скоро «Везувий» снова стал процветать. Он превзошёл кафе «Идеал» и бар «Шик», только в «Золотой капле» посетителей было больше. Насиб не мог жаловаться: правда, он работал как раб, ему помогали Шику Лоботряс и Пройдоха, иногда ещё негритёнок Туиска, который обычно устраивался со своим ящиком, щётками и кремом для обуви рядом со столами, выставленными на широкий тротуар у бара, недалеко от площади. Всё шло прекрасно, Насибу нравилась такая работа, в баре обсуждались все новости, самые незначительные городские происшествия, все события в стране и в мире.

Все с симпатией относились к Насибу, «человеку честному и трудолюбивому», как говорил судья, усаживаясь после ужина за один из столиков на улице, чтобы любоваться морем и пёстрой толпой на площади.

Всё шло прекрасно до сегодняшнего дня, когда сумасшедшая Филумена выполнила свою давнюю угрозу. Кто теперь будет готовить для бара и лично для него, Насиба, который любил вкусно поесть, особенно острые и перченые блюда? Нелепо даже думать о сотрудничестве с сёстрами Дус Рейс на постоянной основе, во-первых, они не согласятся, а во-вторых, он не может этого себе позволить. Сёстры берут очень дорого, на оплату их услуг уходил бы весь его доход. Нужно найти, лучше бы сегодня, кухарку, и хорошую, иначе…

– Им, наверно, придётся выбросить груз в море, чтобы сняться с мели, – заметил мужчина в рубашке с закатанными рукавами. – Видно, крепко засели.

Насиб забыл на мгновение свои заботы: двигатели парохода ревели без всякого толку.

– С этим нужно кончать… – раздался голос Доктора, участвовавшего в споре.

– Никто ничего толком не знает об этом Мундинью Фалкане, – как всегда мягко возразил Амансиу Леал.

– Не знает? Ну так вот, человек, прибывший на этом пароходе, – именно тот, кто нужен Ильеусу.

Пароход содрогался, его корпус глубоко увяз в песке, двигатели стонали, лоцман выкрикивал команду.

На капитанском мостике появился мужчина, ещё молодой, хорошо одетый. Разглядывая из-под руки встречающих, он пытался найти среди них своих друзей.

– Вон он… Мундинью! – позвал Капитан.

– Где?

– Там, наверху…

Раздались крики:

– Мундинью! Мундинью!

Он услышал, посмотрел в сторону, откуда доносились голоса, махнул рукой. Потом спустился по трапу, исчез из виду на несколько минут, а затем, улыбаясь, появился у борта среди пассажиров. Тут он сложил ладони рупором и прокричал:

– Инженер приедет!

– Какой инженер?

– Из министерства путей сообщения, обследовать бухту. Отличные новости…

– Видите? Что я вам говорил?

За спиной Мундинью Фалкана появилась незнакомая женщина, блондинка в зелёной шляпе с широкими полями.

Улыбаясь, она коснулась руки экспортёра.

– Какая женщина, боже! Мундинью не теряет времени даром…

– Красотка! – согласился Ньё-Галу, кивнув головой.

Пароход сильно качнулся, испугав пассажиров – блондинка ахнула, – и снялся с мели; радостные крики раздались на берегу и на борту судна. Только смуглый, очень худой мужчина с сигаретой во рту, стоявший рядом с Мундинью, равнодушно смотрел на окружающих. Экспортёр что-то сказал ему, тот рассмеялся в ответ.

– Ну и хват этот Мундинью… – одобрительно заметил полковник Рибейринью.

Пароход дал гудок, громкий и радостный, и направился к причалу.

– Настоящий лорд, не то что мы, – неприязненно заметил полковник Амансиу Леал.

– Давайте узнаем, какие новости привёз Мундинью, – предложил Капитан.

– А я иду в пансион переодеться и выпить кофе, – попрощался Мануэл Ягуар.

– Я тоже… – и Амансиу Леал ушёл с ним.

Оставшиеся приятели направились в порт, обсуждая сообщение Мундинью.

– Судя по всему, ему удалось растормошить министерство. Он зря время не терял.

– Действительно влиятельный человек.

– Что за женщина! Шикарная штучка… – вздыхал полковник Рибейринью.

Когда они подошли к пристани, пароход уже причаливал. Пассажиры, следующие в Баию, Аракажу, Масейо, Ресифи, с любопытством смотрели по сторонам. Мундинью Фалкан одним из первых спрыгнул на берег и сразу очутился в объятиях друзей. Араб радостно тряс ему руку.

– Пополнел…

– Помолодел…

– Это Рио-де-Жанейро, там все молодеют…

Блондинка – не такая молодая, как казалось издалека, однако более красивая, модно одетая и искусно подкрашенная («заграничная куколка», – оценил её полковник Рибейринью), и худой как скелет мужчина остановились неподалёку в ожидании. Мундинью шутливо представил их, подражая голосу циркового зазывалы:

– Принц Сандра, фокусник экстра-класса, и его супруга, танцовщица Анабела… Прибыли сюда на гастроли.

Мужчина, который с борта объявил о трагическом событии, обнимался теперь с семьёй и рассказывал печальные подробности:

– Она умирала целый месяц, бедняжка! Никогда не видел таких страданий… Она стонала день и ночь, у меня сердце разрывалось.

Женщина зарыдала ещё громче. Мундинью, артисты, Капитан, Доктор, Насиб, полковники направились по набережной в город. Носильщики тащили чемоданы, Анабела раскрыла зонтик. Мундинью Фалкан обратился к Насибу:

– Не хотите пригласить эту девушку танцевать в баре? Её танец с вуалями, старина, будет иметь успех…

Насиб воздел руки:

– В баре? Такие танцы для кино или кабаре… А мне нужна только кухарка.

Все рассмеялись. Капитан взял Мундинью под руку:

– Как насчёт инженера?

– Будет здесь в конце месяца. Министр мне твёрдо обещал.

Сёстры Дус Рейс, толстушка Кинкина и маленькая хрупкая Флорзинья, возвращаясь из собора с семичасовой мессы, засеменили быстрее, увидев Насиба у ворот своего дома. Это были жизнерадостные старушки; им было сто двадцать восемь лет на двоих, сто двадцать восемь лет незапятнанного, несомненного целомудрия. Эти сёстры-близнецы были последними представительницами старинной семьи, поселившейся в Ильеусе ещё до эры какао, потомками тех, кто уступил своё место уроженцам Сержипи, Алагоаса, Сеары, сертанежу[75], арабам, итальянцам, испанцам. Они жили в красивом доме на улице Полковника Адами, который достался им по наследству (купить его жаждали многие богатые полковники) вместе с тремя другими домами на площади у собора, они жили на арендную плату за эти дома и на выручку от десертов, которые продавал по вечерам негритёнок Туиска. Знаменитые кулинарки, кудесницы на кухне, они иногда принимали заказы на приготовление званых обедов и ужинов. Однако прославило их и сделало городскими знаменитостями большое рождественское презепиу, которое они выставляли ежегодно в одном из парадных залов своего дома, выкрашенного синей краской. Они трудились весь год, вырезая и наклеивая на картон картинки из журналов, чтобы презепиу стало ещё богаче и богоугоднее.

– Вы сегодня рано встали, сеньор Насиб…

– Иногда со мной такое случается.

– А журналы, которые вы обещали?

– Принесу, дона Флорзинья, принесу. Уже собираю.

Энергичная Флорзинья просила журналы у всех знакомых, безмятежная Кинкина только улыбалась. Сёстры, бодрые и живые, казались карикатурными персонажами из какой-нибудь старинной книги в своих допотопных платьях и с шалями на головах.

– Что привело вас сюда в этот час?

– Я хотел бы обсудить с вами одно дело.

– Тогда заходите…

Входная дверь вела на веранду, уставленную цветами и кустарниками, очень ухоженными. Служанка, гораздо старше своих хозяек, сгорбленная под грузом лет, ходила между вазонами и поливала растения из ведра.

– Пройдите в зал презепиу, – пригласила Кинкина.

– Анастасия, подай ликёр сеньору Насибу! – распорядилась Флорзинья. – Какой вы предпочитаете? Из женипапу[76] или ананаса? У нас ещё есть апельсиновый и из маракуйи…

Насиб знал по собственному опыту: если хочешь, чтобы переговоры с сёстрами Дус Рейс были плодотворными, нужно обязательно попробовать их ликёр – в полвосьмого утра, о боже! – похвалить его, спросить, как идёт работа над презепиу, проявить к нему интерес. Насиб во что бы то ни стало должен был обеспечить свой бар закусками и десертами в течение нескольких дней и организовать банкет для автобусной компании завтра вечером. Пока он не найдёт новую и хорошую кухарку.