Зеваки, собравшись в группы, обменивались приветствиями, обсуждали случившееся:
– Какой позор эта мель…
– Она очень опасна. Однажды какой-нибудь пароход застрянет тут навсегда, и тогда прощай порт Ильеуса…
– Правительству штата всё равно…
– Всё равно? Да оно оставляет эту мель намеренно, чтобы к нам не заходили большие корабли. Чтобы весь экспорт и дальше шёл через Баию.
– Префектура тоже ничего не делает. У префекта нет своего мнения. Он только подпевает правительству.
– Ильеусу нужно заявить о себе.
Компания, пришедшая из рыбных рядов, включилась в разговор. Доктор, со своей обычной страстностью, призывал народ выступить против политиков, против правительства Баии, которые относятся к их муниципалитету с пренебрежением, как будто он не был самым богатым, самым процветающим во всём штате, как будто не он платил самые большие налоги в государственную казну. И это без учёта Итабуны, которая растёт как на дрожжах, и её муниципалитет также страдает от бессилия правительства, его нерадивости и злонамеренности в отношении порта Ильеуса.
– Нужно признать, что это полностью наша вина, – заявил Капитан.
– Как это?
– Наша и больше ничья. И это легко доказать: кто заправляет политической кухней в Ильеусе? Те же люди, что и двадцать лет назад. Мы выбираем префектами, депутатами в Ассамблею штата, сенаторами и федеральными депутатами людей, которые никак не связаны с Ильеусом, и делаем это по инерции, из-за сделок, заключённых ещё при царе косаре.
Жуан Фулженсиу поддержал Капитана:
– Так и есть. Полковники продолжают голосовать за тех, кто когда-то их поддерживал.
– И вот результат: интересы Ильеуса игнорируют.
– Договор есть договор… – защищался полковник Амансиу Леал. – Когда была нужда, мы сговорились с ними…
– Теперь у города совсем иные нужды…
Доктор погрозил пальцем:
– С этим безобразием пора кончать. Мы должны выбирать людей, которые на самом деле будут представлять интересы нашего края.
Полковник Мануэл Ягуар рассмеялся:
– А голоса, Доктор? Откуда вы их возьмёте?
Полковник Амансиу Леал произнёс своим приятным голосом:
– Послушайте, Доктор, теперь много говорят о прогрессе, о цивилизации, о необходимости коренных перемен в Ильеусе. Я целыми днями только это и слышу. Но скажите мне одну вещь: кто двигал этот прогресс? Разве не мы, фазендейро? У нас есть свои обязательства, в трудный час мы дали слово, а мы слов на ветер не бросаем. Пока я жив, мой голос будет принадлежать куму Рамиру Бастусу и тому, на кого он укажет. Мне даже не нужно знать его имя. Потому что именно полковник Бастус протянул мне руку помощи, когда мы гробили свои жизни в этой сельве…
Араб Насиб присоединился к кружку собеседников, он ещё не совсем проснулся, был озабочен и удручён.
– О чём речь?
Капитан объяснил:
– Обычная патриархальная косность… Полковники не понимают, что сейчас уже другие времена, что всё изменилось. И проблемы теперь совсем не те, что двадцать или тридцать лет назад.
Но араб остался равнодушным, он был далёк от этой дискуссии, которая в другое время заинтересовала бы его. Не в состоянии думать ни о чём другом – бар без кухарки, катастрофа! – Насиб только кивнул в ответ на слова друга.
– Ты чего такой кислый? Что за похоронный вид?
– От меня ушла кухарка…
– Хм, нашёл причину… – И Капитан вернулся к спору, который становился всё горячее, и в него втягивалось все больше народу.
Нашёл причину… Нашёл причину… Насиб отступил на несколько шагов, как бы устанавливая дистанцию между собой и опасной дискуссией. Громкий, хорошо поставленный голос Доктора пересекался с мягким, но твёрдым голосом полковника Амансиу. Какое Насибу дело до самоуправления Ильеуса, депутатов и сенаторов! Его дело – завтрашний ужин на тридцать персон. Сестры Дус Рейс если и примут заказ, то запросят кучу денег. И как раз когда всё шло так хорошо…
Когда он купил бар «Везувий», расположенный на площади Сан-Себастьян, в жилом районе, удалённом – нет, не удалённом, расстояния в Ильеусе до смешного малы – а в стороне от торгового центра и от порта, где находились его основные конкуренты, то некоторые друзья и его дядя решили, что он сошёл с ума. Бар находился в ужасном упадке, он пустовал, посетителей практически не было. А таверны в порту процветали, там всегда было полно народу. Но Насиб не хотел и дальше отмерять ткани за прилавком магазина, где он работал после смерти отца.
Ему не нравилась эта работа, а ещё меньше партнёрство с дядей и шурином (его сестра вышла замуж за агронома с экспериментальной станции какао). Пока отец был жив, магазин процветал, старик был человеком предприимчивым и дружелюбным. Дядя же, обременённый большой семьёй, действовал по старинке, боялся рисковать и довольствовался малым. Насиб продал свою долю в бизнесе, какое-то время вкладывал деньги в рискованные сделки с какао и, наконец, почти пять лет назад, купил бар у одного итальянца. Этот итальянец поддался мороку какаовой лихорадки и уехал в глубинку.
Для Ильеуса бар был выгодным бизнесом, даже более выгодным, чем кабаре. В городе было много приезжих: искатели фортуны, привлечённые слухами о большом богатстве, толпы коммивояжёров на улицах, транзитные пассажиры – поэтому множество сделок было заключено за столиками баров. К тому же ильеусцы имели привычку соревноваться, кто кого перепьёт, и от англичан, строивших железную дорогу, пошла традиция перед обедом и ужином выпивать аперитив, а кому платить – разыгрывали в кости. Эту традицию переняло всё мужское население города.
До полудня и после пяти вечера бары были переполнены.
Бар «Везувий» был старейшим заведением города. Он занимал первый этаж дома на углу маленькой красивой площади у моря, где возвышается церковь Святого Себастьяна. На другом углу недавно открылся кинотеатр «Ильеус». «Везувий» пришёл в упадок не потому, что был расположен в стороне от торговых улиц, где процветали кафе «Идеал», бары «Шик» и «Золотая капля» Плиниу Арасы, главного конкурента Насиба. Это произошло по вине итальянца, голова которого была забита мечтами о плантациях какао. Он плевал на бар, не обновлял запасы вин, не делал ничего, чтобы порадовать посетителей. Даже старый граммофон, на котором проигрывали пластинки с оперными ариями, нуждался в ремонте и был весь покрыт паутиной. Развалившиеся стулья, колченогие столы, порванное сукно на бильярде. Даже название бара, нарисованное огненными буквами на фоне извержения вулкана, выцвело от времени. Насиб купил всё это барахло, а также название и помещение очень дёшево. Итальянец забрал только граммофон с пластинками.
Насиб всё заново выкрасил, заказал новые столы и стулья, поставил столики для игры в шашки и нарды, продал бильярд в бар «Макуку»[70], оборудовал в глубине помещения укромный уголок для игры в покер. У Насиба был богатый ассортимент спиртных напитков, мороженое для семей в часы вечерних прогулок по новой набережной и после окончания киносеансов, а кроме того, закуски и десерты для аперитива. Казалось бы, мелочь, не имеющая значения: акараже[71], абара[72], пирожки из маниоки и пубы[73], запеканки из сири-моле[74], креветок и трески, десерты из сладкой маниоки и кукурузы – но это стало главной приманкой для посетителей. Это была идея Жуана Фулженсиу:
– Почему ты не готовишь это для продажи в баре? – спросил он однажды, уплетая акараже старой Филумены, приготовленное исключительно для удовольствия араба, любителя вкусно поесть.
Вначале завсегдатаями бара были только друзья Насиба: компания из «Образцовой книжной лавки», приходившая сюда поспорить после закрытия магазина, любители нардов и шашек. Иногда туда заходили и более респектабельные люди, такие как городской судья и доктор Маурисиу, которым не хотелось появляться в портовых барах, где бывал всякий сброд и нередко завязывались жестокие драки с поножовщиной и стрельбой. Вскоре в бар стали заходить семьи с детьми, привлечённые мороженым и фруктовыми соками. Но только после того, как к аперитиву стали предлагать закуски и десерты, туда повалил народ и бар начал процветать. Специальный зал для игры в покер также пользовался огромным успехом. Для этих клиентов – полковника Амансиу Леала, богача Малуфа, полковника Мелка Тавареса, Рибейринью, хозяина обувного магазина сирийца Фуада, Ознара Фарии (который в жизни занимался только тем, что играл в покер да крутил шашни с негритянками на холме Конкиста), доктора Эзекиэла Праду и некоторых других – Насиб приберегал к полуночи часть запеканок, пирожков и десертов. Спиртное текло рекой, доходы заведения росли.
