Сделала реверанс и инстинктивно протянула руку для поцелуя, не сразу сообразив, что та перепачкана краской.
– Ой, извините, ваше сиятельство, я вся в краске, – еще больше краснея и пряча за спину руки, смущенно проговорила она, стараясь при этом загородить спиной свою работу.
– Какое у вас красивое и необычное имя. Никогда раньше его не слышал.
– Зовите меня просто Бьянка, – улыбнулась девушка.
– В таком случае и вы, Бьянка, зовите меня просто Фабрицио. Мы с Адольфо друзья детства. Наши виллы находятся по соседству. Мы росли вместе, – приветливо улыбаясь, сказал гость.
Заметив, что виконтесса пытается прикрыть собой картину, над которой только что работала, добавил, – Вы зря стесняетесь, Бьянка. Никогда не приходилось видеть женщину с таким редким, я бы даже сказал, уникальным и самобытным художественным талантом.
Бьянка смутилась, но ответила:
– Благодарю, ваше сиятельство, но вы чересчур ко мне добры.
– Фабрицио, просто Фабрицио, – поправил маркиз. – Не принимайте мои слова за лесть, виконтесса. Не в моих правилах раздавать незаслуженные комплименты. Право, ваша работа в полной мере заслуживает каждое мое хвалебное слово и даже сверх того.
Хотел бы я взглянуть и на другие работы, но, как понимаю, сейчас это не слишком уместно. Что если я нанесу вам визит завтра, часов эдак в пять после полудня? Вы показали бы мне картины, а заодно рассказали бы, как так случилось, что о семейном статусе ди Бароцци не знает ни одна живая душа.
Бьянка растерялась, не зная, что ответить. Допустимо ли ей принимать гостей, и что отвечать на расспросы о женитьбе виконта?
Гость, заметив замешательство виконтессы, добродушно произнес:
– Право же, не тушуйтесь вы так! Я же не Святая Инквизиция – допрос с пристрастием устраивать не буду. Если хотите оставить подробности вашего замужества в тайне, так тому и быть.
Просто сейчас я живу на вилле один в ожидании приезда младшей сестры. Говоря по правде, мне ужасно скучно, и мы могли бы за беседой о живописи, которой я действительно всерьез увлекаюсь, приятно скоротать вечер.
Маркиз так открыто, по-доброму улыбнулся, что Бьянка решила, что не в праве отказать гостю в завтрашнем приеме.
Следующим вечером маркиз, проявив удивительную пунктуальность, прибыл ровно в пять, минута в минуту.
Бьянка в ожидании визитера приказала расставить в гостиной некоторые свои работы. Она надеялась, что, осмотрев картины, гость пробудет недолго и вскоре удалится, однако визит маркиза затянулся до глубокого вечера и оказался весьма приятным и занимательным для обеих сторон.
Маркиз де Бунвиль показался Бьянке весьма обаятельным и дружелюбным человеком и не менее занимательным собеседником. И это отнюдь не потому, что он всячески превозносил талант и мастерство виконтессы ди Бароцци, хотя, признаться, ее живопись на самом деле произвела на него сильное впечатление.
Фабрицио (маркиз настойчиво требовал, чтобы Бьянка обращалась к нему исключительно по-свойски) действительно оказался глубоким знатоком и ценителем искусства. От него Бьянка узнала имена неаполитанских владельцев самых обширных и ценных с точки зрения эстетической значимости коллекций живописных полотен, которые взяла себе на заметку в надежде при случае познакомиться с ними.
Услышала она и несколько новых имен художников, которые были ей совершенно незнакомы, но Фабрицио, делясь своими предпочтениями в живописи, назвал их творчество заслуживающим серьезного внимания.
В общении маркиз был необыкновенно легок и добродушен, в нем не было и капли великосветского высокомерия, свойственного обычно особам, носящим столь высокие титулы. Де Бунвиль был по-настоящему умен, блестяще образован и обладал хорошим чувством юмора. Бьянка чувствовала себя рядом с ним весьма комфортно и не торопилась расстаться.
Юная виконтесса ди Бароцци произвела на гостя не менее яркое впечатление. Мария, выполнявшая в этот вечер роль компаньонки, восседала в дальнем углу гостиной и усиленно изображала, что ее внимание занято исключительно вышивкой, в которой она, впрочем, за весь вечер не сделала и пары десятков стежков. На самом деле она с тревогой наблюдала неподдельное восхищение в глазах гостя, которыми тот буквально оглаживал хозяйку, когда она увлеченно высказывалась о разных художниках и их полотнах.
Еще больше напряглась Мария, когда гость, прощаясь, пригласил Бьянку к себе с ответным визитом, сообщив, что на его вилле есть несколько весьма ценных живописных творений, которые она непременно должна увидеть.
К некоторому облегчению служанки, девушка, поблагодарив гостя, сразу же отвергла возможность подобного визита в отсутствие виконта ди Бароцци.
Мария было расслабилась, но ее спокойствие длилось недолго. Не далее чем через день маркиз объявился вновь.
Бьянка в это время сидела в ротонде и, поджав под себя ноги, читала книгу.
Де Бунвиль, остановившись на некотором расстоянии, залюбовался столь идиллической картиной. Виконтесса, хоть и была в том же незатейливом домашнем платье, что и в день их знакомства, показалась мужчине невероятной красавицей.
Солнце, упавшее на распущенные волосы, зажгло их миллионом золотистых искорок. Выражение прелестного лица с правильными тонкими чертами было в высшей степени одухотворенным, а поза хрупкой фигуры могла служить эталоном женской грации.
– Бьянка, дорогая, какой художник слова настолько сильно увлек вас, что вы не расслышали даже шороха моих шагов?!
Бьянка вздрогнула от неожиданности и вскочила, стараясь как можно скорее расправить подол юбки.
– Извините, маркиз! Я вас действительно не заметила.
Мужчина отметил, как эту девушку красит волнение. Оно вливает лучезарный блеск в радужку ее потрясающих глаз и нежно румянит высокие точеные скулы.
– Ну что вы, моя дорогая! Это я должен извиняться. Пользуясь привилегией частого гостя виллы, я настоял, чтобы дворецкий не беспокоил вас известием о моем визите. Кстати, вы опять нарушили нашу договоренность. Мы же условились, что вы зовете меня только по имени!
– Да, конечно, извините, Фабрицио! Это я от неожиданности.
– Что же вы так увлеченно читаете?
– Уже прочитала. “Отелло” Шекспира.
– Отличный выбор! Могу лишь похвалить ваш вкус.
– Вкус здесь ни при чем. В плане книг я всеядна. С детства люблю читать. В монастыре, где я выросла, была очень богатая библиотека. Но она не идет ни в какое сравнение с роскошной библиотекой, которая хранится здесь, на вилле. У меня, когда вижу столько книг, просыпается зверский книжный аппетит.
Маркиз улыбнулся.
– Да уж, ди Бароцци – известный ценитель хороших книг. Сколько я знаю Адольфо, он никогда не расставался с книгой. Кстати, если вы называете эту библиотеку роскошной, значит, вам не довелось видеть библиотеку в его доме в Неаполе.
– Да, пока что не довелось, – слегка смутившись, ответила Бьянка.
Заметив некоторое замешательство виконтессы, маркиз постарался сменить тему:
– Ну так что с “Отелло”? Бьюсь об заклад, вы последними словами ругали глупого ревнивца-мавра и проливали слезы по задушенной им бедняжке Дездемоне?
Маркиз задал вопрос в легкой, шутливой манере, но Бьянка ответила на полном серьезе, впав в состояние легкой задумчивости, которая придала ее прекрасному лицу возвышенно-духовную окраску:
– Знаете, Фабрицио, Дездемону, конечно, жаль, как жаль всякого невинно убиенного человека. Тем более такого светлого и чистого, как она.
Но если кто в этой пьесе и заслуживает слез, то это сам Отелло. Ужасно наблюдать, как людское коварство может разрушить душу такого благородного человека. Лишить его доверия к любимой, заставить совершить убийство и, что еще более страшно, принять на себя грех самоубийства. Ведь он лишил себя покаяния и надежды на милосердное прощение Господом его бессмертной души.
Как это, должно быть, страшно – потерять тот единственный источник духовного света, которым была для него жена. Вновь погрузиться в бесконечный кромешный мрак жестокого и предательски коварного мира, который окружал его с малолетства. Воистину трагический персонаж!
