– Послушай, объясни все толком, – сказал он наконец.

– Прежде вот что: подойди-ка сюда, Дезире, ты браконьер в душе, ты знаешь все шорохи дня и ночи, равнины и леса, погляди, не следят ли за нами, проверь, не подслушивают ли нас.

Дезире кивнул головой, обошел вокруг Питу и Клода так тихо, как волк обходит вокруг овчарни, потом вернулся.

– Говори, – сказал он, – мы одни.

– Дети мои, – снова начал Клод, – все коммуны Франции, судя по твоим словам, Питу, хотят вооружиться и пойти по стопам национальной гвардии.

– Это правда, – подтвердил Питу.

– Так почему же Арамону не вооружиться по примеру других коммун?

– Но ты же вчера сказал, Клод, – отвечал Питу, – когда я призывал вооружаться, что арамонцы не вооружены, потому что в Арамоне нет оружия.

– О, за ружья-то мы не беспокоимся, ведь ты знаешь, где они хранятся.

– Знаю, знаю, – сказал Питу, который видел, куда клонит Клод, и чувствовал опасность.

– Так вот, – продолжал Клод, – сегодня все мы, местная молодежь, собрались и посовещались.

– Хорошо.

– Нас тридцать три человека.

– Это почти треть от сотни, – уточнил Питу.

– Ты хорошо владеешь оружием? – спросил Клод.

– Черт возьми! – произнес Питу, который не умел даже носить его.

– Превосходно. А ты знаешь толк в строевой подготовке?

– Я десять раз видел, как генерал Лафайет проводит учения с сорока тысячами солдат, – презрительно ответил Питу.

– Прекрасно! – сказал Дезире, который позволял себе молчать, но при всей своей невзыскательности хотел все же вставить хоть одно словцо.

– Так ты хочешь нами командовать? – спросил Клод.

– Я! – воскликнул Питу, подскочив от изумления.

– Да, ты.

И оба заговорщика пристально посмотрели на Питу.

– Ты в нерешительности, – сказал Клод.

– Но…

– Так ты не патриот? – спросил Дезире.

– Вот те на!

– Ты чего-то опасаешься?

– Это я-то, покоритель Бастилии, награжденный медалью.

– Ты награжден медалью!

– Меня наградят, когда отчеканят медали. Господин Бийо обещал, что получит за меня мою медаль.

– Он получит медаль! У нас будет командир с медалью! – закричал Клод в восторге.

– Ну так как, ты согласен? – спросил Дезире.

– Согласен? – спросил Клод.

– Ну что ж, согласен! – ответил Питу в порыве воодушевления и, быть может, другого чувства, которое пробуждалось в нем и которое называют тщеславием.

– Решено! – воскликнул Клод. – С завтрашнего дня ты нами командуешь.

– Где я буду вами командовать?

– На учениях, где же еще?

– А ружья?

– Но ты ведь знаешь, где они лежат.

– Да, у аббата Фортье.

– Ну вот.

– Только аббат Фортье нипочем их мне не отдаст.

– Ну что ж! Ты поступишь так, как патриоты с Домом Инвалидов, ты отберешь их силой.

– Один?

– Мы соберем подписи, а в случае нужды, мы придем к тебе на помощь, мы поднимем Виллер-Котре, если понадобится.

Питу покачал головой. – Аббат Фортье упрям, – сказал он.

– Ведь ты же был его любимым учеником, разве он сможет тебе отказать!

– Сразу видно, что вы его совсем не знаете, – сказал Питу со вздохом.

– Так ты думаешь, старик не отдаст ружья?

– Он не дал бы их даже эскадрону гусар. Это упрямец, injustum et tenacem25. Впрочем, – спохватился Питу, – вы же не знаете латынь.

Но два арамонца не дали себя ослепить ни цитатой, ни этим хвастливым замечанием.

– Право, Клод, мы выбрали славного командира, он всего боится, – сказал Дезире.

Клод покачал головой.

Питу заметил, что может упасть в их глазах. Он вспомнил, что фортуна любит смелых.

– Ну ладно, – сказал он, – там видно будет.

– Так ты берешь на себя ружья.

– Я берусь.., попробовать.

Негромкий ропот сменился одобрительным шепотом. «Ну вот, эти люди уже командуют мной еще до того, как я стал их командиром. Что же будет потом?» – подумал Питу.

– Попробовать недостаточно, – сказал Клод, качая головой.

– Если этого недостаточно, иди и забирай сам, – рассердился Питу. – Я передаю тебе мою власть. Иди подольстись к аббату Фортье и его плетке.

– Стоило возвращаться из Парижа с саблей и каской, – презрительно произнес Манике, – чтобы бояться плетки.

– Сабля и каска ведь не кираса, а даже если бы были кирасой, аббат Фортье со своей плеткой быстро нашел бы какое-нибудь место, которое она не закрывает.

Клод и Дезире, кажется, поняли это замечание.

– Ну же, Питу, сынок! – сказал Клод. «Сынок» – дружеское обращение, бывшее в большом ходу в этих местах.

– Что ж, ладно! – согласился Питу. – Но чтоб слушались меня, черт возьми!

– Вот увидишь, какие мы послушные, – сказал Клод, подмигивая Дезире.

– Только, – прибавил Дезире, – не забудь о ружьях.

– Решено, – сказал Питу.

Честолюбие заставляло его храбриться, но в глубине души он был встревожен.

– Обещаешь?

– Клянусь.

Питу простер руку, два его спутника тоже, и на поляне при свете звезд три арамонца, невинные подражатели Вильгельма Телля и его сподвижников, провозгласили начало восстания в департаменте Эны.

Все дело в том, что Питу провидел в конце своих трудов счастливую возможность покрасоваться в мундире командира роты национальной гвардии и вызвать если не раскаяние, то хотя бы размышления у мадмуазель Катрин.

Таким образом избранный на почетный пост Питу вернулся домой, мечтая о путях и средствах раздобыть оружие для своих тридцати трех солдат национальной гвардии.

В эту ночь Питу был так занят нежданно свалившейся на его голову честью, что даже забыл обойти свои силки.

Назавтра он вооружился каской и саблей и отправился в Виллер-Котре.

На городских часах било шесть утра, когда Питу пришел на площадь перед замком и тихо постучал в дверь черного хода, выходившую в сад аббата Фортье.

Питу постучал достаточно сильно, чтобы успокоить свою совесть, но недостаточно сильно, чтобы его услышали в доме.

Он надеялся получить таким образом четверть часа отсрочки и за это время украсить цветами ораторского искусства речь, которую он приготовил для аббата Фортье.

К его большому удивлению дверь, в которую он так тихо постучал, отворилась, но когда он увидел, что дверь ему открыл не кто иной как Себастьен Жильбер, удивление сразу прошло.

Мальчик с рассветом вышел в сад и учил урок, вернее, делал вид, что учит, ибо раскрытая книга то и дело выпадала у него из рук и он уносился мыслями то вперед, то назад – навстречу тому, что он любил в этом мире. Увидев Питу, Себастьен вскрикнул от радости. Они обнялись; первым делом мальчик спросил:

– У тебя есть новости из Парижа? – Нет, а у тебя? – спросил Питу.

– У меня есть, отец написал мне такое ласковое письмо!

– Ах! – воскликнул Питу.

– Ив нем, – продолжал мальчик, – есть для тебя приписка.

И, вынув письмо из-за пазухи, он показал его Питу.

Р.S. Бийо передает Питу, чтобы он не докучал людям на ферме и на отвлекал их от работы.

– О! – вздохнул Питу. – Вот, право, совершенно бесполезный совет. Я больше не могу ни докучать им, ни отвлекать их.

Потом вздохнул еще глубже и добавил совсем тихо:

– Эти слова надо было адресовать господину Изидору. Но, быстро придя в себя, протянул письмо Себастьену и спросил:

– Где аббат?

Мальчик прислушался, и хотя лестница, которая скрипела под ногами достойного священнослужителя, находилась с другой стороны дома, он сказал:

– Слышишь, он спускается.

Питу перешел из сада во двор и только тогда услышал тяжелые шаги аббата.

Почтенный наставник шел вниз по лестнице, читая газету.

Его неизменная плетка висела на боку, как шпага.