Итак, если верить Луше, а верить ей никогда нельзя, но иногда можно, семья её оказалась в тисках финансового кризиса.
Он намёк понял. Как и тогда — двадцать лет назад. Когда она позвонила ему и попросила о встрече. Без жены. «Чтобы не травмировать Сонечку». Это считалось нарушением договора, но он согласился. Он уже тогда догадался об очередной неудачной подсадке.
А потом был номер в отеле. И обёрнутое вокруг Лушиной груди гостиничное полотенце. Она стала сдвигать шторки — карнизные кольца громко заклацали, затем присела на краешек кровати:
— Я готова.
Как будто он был доктор, собирающийся подсадить ей эмбрион.
Впрочем, и Гумер вёл себя не лучше. «Понимаю, что в ваших глазах, Луша, выгляжу нелепо, даже глупо…» Она успела закрыть его рот ладошкой до того, как он завершил мысль.
Две стороны взаимовыгодного договора, а для отца и вовсе спасительного. Механические, продуманные манипуляции. Для ускорения (номер был снят на короткий срок) они включили какую-то эротическую ленту. Так под вздохи и охи той пары и приступили к выполнению своих обязательств.
А когда всё закончилось, старательно не смотрели друг другу в глаза. И поспешно разошлись, не забыв сдать ключ от номера администратору.
Затем последовала вторая встреча. На этот раз будущий отец запасся вином. Но ни он, ни она к питью не прикоснулись. «Пьяное зачатие нам не нужно!» Гумер отнёс бутылку к себе на работу и выдул в одиночестве.
Отели они меняли каждую встречу. Кстати, с каждым разом свидания становились всё менее скованными, хотя у потенциального начали появляться новые опасения. Уже насчёт своих сперматозоидов. Но будущая мать не теряла оптимизма, предлагая всё новые и новые варианты соития.
Через три месяца, заметив её несколько отрешённый вид, он задал прямой вопрос. На женском лице отразилась целая гамма чувств. «Какое из них искреннее?» Победило в итоге выражение стоического терпения.
Она дала понять, что медлила с известием из-за страха ошибиться или, хуже того, сглазить. «Так уже было в прошлые разы… Поначалу вся шло хорошо, а потом…»
Всё это Гумер припомнил, глядя на женщину на пассажирском сиденье. А та крутила кольцо на безымянном пальце. «То ли трофей демонстрирует, то ли старается избавиться?» Наконец, Луша тихо, но твёрдо произнесла:
— Извините, Гумер Каримович, но у меня нет другого выхода. Коронавирус!
— Я понял.
— Вы думайте, а я пойду! — С этими словами она покинула салон, резко хлопнув дверцей. Впрочем, несмотря на приложенные женской рукой усилия, дверца закрылась с мягким дорогим щелчком.
Уже в кармане куртки швы разошлись от звонков мобильника, а Гумер всё сидел в машине, вжавшись в кресло, и пытался договориться со своим сердцем:
«Я так хотел сына. Я стольким пожертвовал… Я надеялся продолжить себя в нём. Какое ребячество! Лука оказался не меньшим слабаком. Да что там! Наследник не помог мне преодолеть страх смети. Что будет со мной, когда умру? Когда соединюсь с тем творящим Океаном, который Лем описал в „Солярисе“.
А моё тело… Оно прорастёт травой, которую сжуют бурёнки. И персонаж по имени Гумер станет частью пищевой цепочки. А в конце концов окажется в грудном молоке женщин, которые вскормят будущих жителей города Мирного. Ведь скорее всего именно там его похоронят за семейной оградкой Дамировых.
Таким образом я не сгину без следа. Что ж, этим тоже можно утешаться.
Но что делать с Лушей? Издательство не приносит прежних доходов. Тем временем аппетиты домочадцев растут. Да и дом требует заботы.
Ясное дело, что запрашиваемая женщиной сумма в пределах разумного. Луша не дурында какая. Смекает, что Дамировы не на нефтяной скважине сидят. Но всё дело в том, что книжный рынок катастрофически просел. Свободных денег просто нет.
От всего этого тянет рвануть на край света. И город Мирный для этого сгодится. Подходящий предлог имеется: Нора и её маразматический проект под названием „Назад в СССР“.
А что касается их землячки, то, видимо, надобность „пробивать“ девицу пропала. По крайней мере, София больше не заговаривает о Мирре из города Мирного. Хоть одной заботой меньше!»
Глава 12
Журналист и дурная… бесконечность
— Череп раскололся. Как скорлупа. — Адаев поспешил зафиксировать каждое слово.
— И..?
— Задняя мозговая артерия пробита. С таким повреждением не проживёшь и часа. — От голоса сына так и несло запахом морга- формальдегидом.
— Спасибо за информацию.
— Надеюсь ты не станешь ссылаться на меня. — Голос сына стал и вовсе чужим.
— Ни в коем случае. — Адаев поднял глаза на жену, бросавшую на него тревожные взгляды и меланхолично позвякивавшую чем-то в кармане домашнего халата. — До встречи, сынок! — Но Гоша уже отключился.
— Что-то случилось? — озвучила свою тревогу Вера.
— Убийство в том же общежитии. — И поймав непонимающий женский взгляд:- Где Капля… то есть Капитолина жила.
— И кто это?
— Ольга Шульпякова.
Вера закусила губу. Верный признак, что ошеломлена.
— Убийцу поймали?
— Задержали её соседку.
— Будешь писать?
— А куда деваться с подводной лодки? — Фраза, которая приберегается в этой семье для особых случаев.
— Послушай, Вильчек, а не связано ли это с тем разговором? Ну, то, что женщина нам поведала о смерти этой… маньячки.
— Не знаю, Вера. Надо обмозговать.
Женщина намёк поняла и удалилась на кухню. А супруг принялся мерить пространство шагами. Потому что никаких мыслей у него в голове не было.
А потому следовало не бежать впереди паровоза, а предоставить профессионалам разбираться в деле.
После обеда он открыл книжный шкаф и вытащил первый попавшийся под руку том. «Эстетика мышления» — значилось на обложке. Да, давненько он не упражнял мозг философией Мераба Мамардашвили. Страница также была выбрана наугад.
«Когда ты остаёшься один на один с необходимостью думать, не умея ничего другого, когда обречён делать невозможное, то только тогда можно до конца продумать что-то… У мысли нет никаких промежуточных компенсаций и успехов…»
«В точку сказано!»
Вилен Владимирович взял книгу и присел на диван, а не на стул. «Какое-никакое разнообразие!»
«…Я могу бесконечно вглядываться в пирожное, которое держу в руке, описывать его и путём описания того, что я вижу, никогда не приду к тому, к чему приведёт меня непроизвольное внимание, такое описание не проясняет его содержания в смысле восприятия. Я смотрю на пирожное (у Пруста оно называется „мадлен“) и пытаюсь максимально представить его составные части. Но это дурная бесконечность!»
«Вот именно! Испытано на себе».
«Из известного нельзя получить больше того, что оно содержит, из комбинация значений, составляющих известное, нельзя получить новое или неизвестное. Здесь нечто подобное тому, что происходит в русской пословице, определяющей обыск: ищут то, что сами подложили».
Прочитанное не прибавило оптимизма, положив закладку на страницу 85, Адаев отложил книгу и двинулся по опостылевшему маршруту. К окну. Итак, он отказывается заниматься «дурной бесконечностью».
А что взамен?
Надо увидеть собственными глазами хоть часть картины. Не хватает воображения, чтобы представить детали. К тому же подававшаяся гомеопатическими дозами информация, в которой не за что уцепится. Ну судите сами.
На улице Озёрной обнаружен труп руководителя известного в городе театра «Дебют» со следами насильственной смерти. Подозреваемый задержан. Возбуждено уголовное дело.
Для полицейского сайта, допустим, сгодится. Но не для городской газеты.
Редактор снова принялся мерить пространство шагами. А с каждым днём оно уменьшалось в размерах.
Глава 13
Страдания юного буржуа
Итак данная особа исчезла со всех его радаров. Как выразилась бы Нора, «уехала и адреса не оставила!»
