— Если после этого не поумнеет, не возьмётся за ум, окажется в инвалидном кресле, и я ему это популярно объяснил, — я взял нужную мне девушку за руку и отвел подальше от любопытной толпы.

— Сходим завтра после уроков в ресторан? — Не стал тянуть я резину, ведь школьная перемена всего пятнадцать минут, поэтому сразу Тонечку и приобнял.

Однако из кабинета вышла классная руководительница, возможно, моей будущей подружки и смерила нас немного презрительным и строгим взглядом.

— Вы случайно не забыли, где находитесь? — Сурово произнесла Виктория Тихоновна.

— Это мы помним, — я задрал глаза на потолок и проговорил как на экзамене. — Улица Юлиуса Фучика дом 2, школа рабочей молодёжи № 30. Юлиус Фучек — это чехословацкий журналист, который написал «Репортаж с петлёй на шее». Казнён на гильотине, его последние слова: «Люди, я любил вас. Будьте бдительны!» Правильно? — При этом моя рука сама собой опустилась на упругую попку Тони и легонько сжала её.

— Вижу, что с вами разговаривать бесполезно, — литераторша, плотно сомкнув губы, пошла в учительскую, красиво цокая стройными ножками.

— Поняла, что учительница сказала? Меньше разговоров, — я наклонился и чмокнул растерявшуюся красавицу прямо в пухленькие губы. — Завтра будь готова.

Тут вновь прозвенел звонок на следующий научный семинар и я, помахав, наверное, не очень сообразительной, хоть и красивой девушке, полетел на свой третий этаж. И третьим уроком была обожаемая мной география, которую я предпочитал там, в будущем, изучать, реально путешествуя по миру. А вот эти рассказы по книжке, где постоянно кто-то в капстранах загнивал и кого-то угнетал, меня сильно угнетали. Поэтому я прекрасно поспал ещё сорок пять минут.

— Хорошо сегодня на учёбу сходил, — потягиваясь, сказал я своим посмеивающимся надо мной одноклассникам. — Ещё бы подушки выдавали, и маски для сна, цены бы нашей ночной школе не было.

Затем я, прощаясь до завтра, пожал руки всем знакомым парням из класса, переобнимав всех девчонок и симпатичных и не очень, чтобы никому не было обидно, и пошёл на встречу с директором. Задача передо мной стояла предельно простая — получить свидетельство о восьмилетнем образовании, желательно без экзаменов и в течение недели, в крайнем случае, двух. Ну, ей богу стыдно в двадцать пять лет иметь лишь справку об окончании семилетки.

В актовом зале вечерней школы, который соорудили, объединив два обычных учебных класса, на сцене творилось что-то сюрреалистичное. Смесь КВНа, самодеятельной песни под гитару и такой же любительской декламации стихов. В роли артистов «эстрады» школьные учителя, а в роли «режиссёра» директриса Агнесса Каримовна, полная женщина лет пятидесяти в очках. Я чтоб не отсвечивать своим богатырским телосложением скромно присел на задний ряд, который скрывался в полутьме, и принялся ждать.

— Если книг читать не будешь, скоро грамоту забудешь! — Задорно выкрикнула географичка, крупная женщина лет сорока.

— К учебе, к станку, к общественной жизни, будь готов строитель коммунизма! — Подхватила молодцеватый настрой другая пока не знакомая мне учительница. И тут же сидящая на стуле с гитарой Виктория Тихоновна заиграла на простых блатных аккордах мелодию, под которую можно было сбацать всё что угодно. Однако остальные пять преподавательниц разног роста, возраста и веса хором затянули высоко-выверенный с идеологической точки зрения текст:

Под солнцем Родины мы крепнем год от года,

Мы беззаветно делу Ленина верны!

Зовет на подвиги советские народы

Коммунистическая партия страны!

— Молодёжь! В поход за знаниями! Добейся признания! — Выкрикнула всё та же звонкоголосая учительница географии.

— А хорошо, чёрт возьми! — Чертыхнулась директриса Агнесса Каримовна из зрительного зала. — Но нам не хватает мощной финальной песни.

— А чем вам школьные годы не нравятся? — Чуть ли не хором спросили сотрудницы и по совместительству актрисы этого учебного заведения, которым судя по лицам, очень сильно уже хотелось домой.

— Вы поймите, девочки, — подскочила со зрительского кресла директриса. — Последнее слово всегда запоминается лучше. В конце нужен напор! Эмоциональный удар! А школьные годы — это детский вальсок. Мы же должны выступить с агитацией перед производственниками, перед рабочими и служащими.

— Мы так до утра здесь просидим, а у меня дома муж не кормленный, — заявила какая-то учительница, всплеснув руками.

— Что ж вы милочка заранее его не покормили? — Улыбнулась Агнесса Каримовна. — При нашей работе и детей, и мужей и прочую живность кормить нужно заранее, с самого утра!

— А вы эту песню спойте! — Не выдержал я, так как тоже хотел уже переговорить с директором и пойти поспать. — «Не повторяется такое никогда». Хорошая песня для взрослых людей, играет на очень сильном человеческом чувстве — ностальгии. Самое то!

Все шесть учительниц на сцене и седьмая директриса разом вздрогнули, так как никто не ожидал, что в зале сидит какой-то здоровенный мужик. Поэтому я чтобы успокоить женский преподавательский контингент вечерней школы встал и вышел на свет.

— Что это за песня такая? — Спросила Агнесса своих коллег, которые в сою очередь просто пожали плечами.

«А это я сейчас очень хорошо зашёл, — тут же сообразил я. — Нет пока такой песни! Пластинка, которая у дедушки валялась и ежедневно била своими звуками мне по мозгам до восьмилетнего возраста, была толи 74, толи 75 года. Опаньки, опаньпушеньки по-па! Вот он мой аттестатик без экзаменов и прочей лабуды!»

— Я хотел сказать, что у меня есть нужная песня для вашего коллектива, — я поводил руками, силясь как-то охарактеризовать данный вид самодеятельности. — Скажу сразу, играю плохо, пою ещё хуже. Слуха нет от рождения. Но в общих чертах показать смогу.

— Тогда давайте поступим так, молодой человек, вы покажете сейчас песню Виктории Тихоновне, — о чём-то задумалась директриса. — А мы пойдём по домам. Завтра продолжим в тоже время! У нас на носу очень ответственное агитационное выступление!

— Прекрасное предложение! — Взвизгнула учительница, у которой муж был ещё не жрамши.

После чего актовый зал вечерней школы опустел буквально за минуту. Лишь на стуле осталась красавица литераторша со старенькой гитарой, которая смотрела на меня с нескрываемой ненавистью.

— Я быстро, сейчас только слова вспомню, — я вынул общую тетрадь, где было испачкано ровно два листка, почесал затылок и начал карябать рифмованные строчки:

В школьное окно смотрят облака,

Бесконечным кажется урок…

«Спасибо дедуля, что гонял этих «Самоцветов» по десть раз на дню! Сейчас с закрытыми глазами каждое слово помню. Потому что девство не забывается такое никогда! Коньки для фигурного катания переточенные под хоккейные, клюшки ломанные и переломанные, а затем по нескольку раз отремонтированные. Каток на замёрзшем пруду. Ворота из деревянных ящиков. Если бы не дед, то я бы даже и до пятидесяти не дожил. Сильный был мужик!»

— Вот готово, давайте гитару, — сказал я Виктории Тихоновне. — Я пальцами быстро перебирать не могу, поэтому вот вам слова, вот ручка. Аккорды записывайте сами.

***

Литераторшу, хоть она и отказывалась, буквально напросился провожать. Во-первых, в одиннадцать часов по нашему Автозаводскому району лучше без охраны не ходить. А во-вторых, с красивой и умной женщиной, не только спать интересно, но и просто прогуливаться. Редкие автомобили, ночные жёлтые фонари, пока ещё на удивление тепло и поэтому на небе ни одной звездочки, так как они все скрыты за плотными и чёрными облаками.

— Не ожидала, что ты способен писать такие песни, — задумчиво произнесла Виктория Тихоновна, назвав меня на ты, что произошло само собой, когда мы мучительно дописывали музыку. — «Первая любовь звонкие года, в лужах голубых — стекляшки льда». Красиво.

— Я ещё на машинке вышивать могу, — улыбнулся я. — Ерунда, детское баловство. А сейчас что-то сочинять нервов не хватает и усидчивости. Ещё от стула попа натирается и болит.