― Мы можем присесть?

― Предпочитаю постоять, но если ты хочешь сесть, вперед.

Я никак не могу сейчас сидеть с ним на кровати, не тогда, когда мне кажется, что сердце колотится в горле.

Приняв приглашение, он садится на мою кровать и несколько секунд смотрит на свои руки, прежде чем сказать:

― Я...

Он поднимает взгляд, и его глаза фокусируются на блокноте на тумбочке.

Мой желудок сжимается, и я вижу момент, когда он читает мое последнее обещание, потому что его брови хмурятся, когда он смотрит на меня. Он указывает на блокнот и спрашивает:

― Что это?

Быстро сделав несколько шагов, я протягиваю руку, беру блокнот, закрываю его и бросаю на пол в сторону.

― Ничего. Не имеет значения.

Он встает с кровати и направляется ко мне, мой пульс набирает марафонскую скорость.

― Саттон, что это?

― Тебя это не касается.

― Не лги мне.

― Лгать тебе? ― Говорю я, мой голос становится громче. ― Ты имеешь в виду подобно тебе. Хочешь поговорить о правде, почему бы тебе не начать?

― Хорошо, ― говорит он с решимостью в голосе, сокращая расстояние между нами. ― Мне жаль, что я причинил тебе боль. Жаль, что в течение короткого периода времени не был тем мужчиной, который тебе нужен. Жаль, что заставил тебя усомниться в важности того, что у нас было. ― Он прижимает меня к двери. ― И мне жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы вытащить голову из задницы и понять, что, несмотря на все, что я делаю неправильно, ты единственное правильное, что есть в моей жизни. ― Он прижимается к моей щеке, по которой текут слезы, слезы настоящего счастья. ― Я люблю тебя, Саттон, и не хочу, чтобы ты когда-либо снова сомневалась в этом.

Эти слова. Это самые прекрасные слова в мире, и мне так нужно было их услышать. Он любит меня. Хочет меня.

Я прижимаюсь лицом к его руке и закрываю глаза, снова наслаждаясь его прикосновением, и тем, что он любит меня.

Когда открываю глаза, говорю:

― Я тоже люблю тебя, Роарк.

На его лице появляется ухмылка.

― Значит, тот маленький квадратик, который ты отметила в своем списке, был из-за меня?

Я киваю.

― Так и есть, но когда я это выяснила, то не думала, что буду одновременно лечить разбитое сердце.

― Прости меня, красотка, ― шепчет он, притягивая меня к своей груди и обхватывая руками. Одной рукой обхватывает мой затылок и прижимается губами к моим волосам. ― Мне так чертовски жаль. Я был не в лучшем состоянии. Я едва оправился от навязанного состояния ненависти, в которое сам себя загнал. Я планировал подождать, пока не почувствую, что достаточно цел для тебя, но понял, что не буду целым, пока ты снова не вернешься в мою жизнь.

― Тебе не нужно пытаться быть идеальным для меня, Роарк. ― Поднимаю голову и смотрю ему в глаза. ― Я люблю тебя, потому что ты не идеален, потому что ты грубоват. Я люблю тебя, потому что ты единственный человек, с которым чувствую себя как дома. Когда нахожусь в твоих объятиях, окутанная твоим теплом, все кажется правильным, и я не хочу потерять это снова.

― Этого больше не произойдет. ― Он снова целует мою голову, притягивая в очередное объятие. ― Ты не потеряешь меня снова, Саттон Грейс.

Я улыбаюсь ему в грудь.

― Это обещание?

― Нужно ли мне использовать сноски, чтобы подчеркнуть это?

― Думаю, да. ― Я хихикаю, проводя рукой по его груди к пуговицам рубашки. ― А теперь расскажи, что случилось с твоим красивым лицом.

― Это не важно, потому что сейчас важно только то, что мы оба полностью одеты. ― Он скользит рукой по рубашке, берет подол и поднимает ее над моей головой. Когда он смотрит вниз, его брови нахмурятся. ― Лифчик, с каких пор ты стала носить лифчик с пижамой?

Усмехаясь, говорю:

― С тех пор, как стала выходить в ней на улицу.

― Ты видимо потеряла всякий интерес к стилю, да?

Я провожу пальцами по его грубой щетине.

― Когда у меня забирают то, что я люблю больше всего, да, я могу на некоторое время потерять стиль.

Он подводит меня к кровати и осторожно укладывает. Выключает ноутбук и кладет его на тумбочку, затем снимает пиджак и рубашку. Я провожу пальцами по его сильным грудным мышцам и коротким волоскам на груди, которые он отпустил. Сексуальный.

― Не волнуйся, малышка, я никуда не уйду. Теперь можешь перестать носить пижамы вообще.

Я закатываю глаза.

― Ты смешон.

― Знаешь, что смешно? То, что ты еще не раздета.

― Тогда сделай что-нибудь с этим, ― говорю я, проводя пальцем по его соску.

Его глаза сужаются, и не успеваю я опомниться, как его рот оказывается на моей шее, а руки скользят по моему телу, раздевая меня. Когда он осыпает мою шею сладкими поцелуями, я чувствую благодарность за то, что даже в трудные времена любовь способна исцелять открытые раны. Иначе я бы не знала, что такое настоящая любовь, прекрасная и безобразная.

― Отлично выглядишь, горячая штучка, ― присвистнула я, откинувшись на одеяло, которое расстелила на лужайке Центрального парка.

― Не пропусти вон тот кусочек, ― кричит Мэдди, мы обе смотрим, как Роарк завершает последнюю часть своих обязательных общественных работ, одновременно выполняя еще одно мое обещание: провести день в Центральном парке. Так получилось, что я запланировала этот день, когда Роарк должен был убирать мусор в парке. Получилось идеально, потому что как только он закончит эти два часа, он присоединится к нам.

Подняв взгляд от земли, он смотрит на координатора службы и затем смотрит на нас, показывает нам средний палец. Мы с Мэдди хихикаем, а он качает головой и тоже смеется.

― Сколько времени у него осталось? ― спрашивает Мэдди, засовывая виноградину в рот.

― Пять минут.

― Вау, как быстро все закончилось.

― Когда есть на что посмотреть, время летит незаметно. ― Я беру ломтик сыра и откусываю, все еще глядя на Роарка, в основном на его идеальную задницу, обтянутую темными джинсами.

― Он очень симпатичный. ― Мэдди оглядывает его с ног до головы. ― Когда он сделал эту татуировку?

― Когда мы познакомились, она у него уже была.

― Хм. ― Она съедает еще одну виноградину. ― Кажется, я никогда не видела его без рукавов, но мы только что пережили зимнюю пору на Восточном побережье. У него татуировка только на предплечье? На заднице ничего нет?

― Нет. ― Я смеюсь. ― Только одна. Помню момент, когда увидела ее в первый раз... поговорим об огромном возбуждении. Я не ожидала этого, и вдруг у него на правом предплечье появились темные чернила. Это сделало со мной всевозможные вещи.

― Могу себе представить. Сейчас он делает со мной всевозможные вещи.

― Эй. ― Я игриво шлепаю ее. ― Прекрати пялиться на моего парня.

― Мне нужно на что-то поглазеть, ― она вздыхает. ― Думаешь, Роарк собирается свести меня с кем-то?

― Это немного не в моем стиле, ― его голос гремит над нами.

Когда он успел подойти? Клянусь, он был вон у того дерева.

Роарк садится рядом со мной, притягивает к себе между ног и обхватывает руками мой живот.

― Привет, ― говорю я через плечо, когда он прижимается поцелуем к моей щеке.

― И тебе привет. ― Он утыкается носом мне в ухо, прежде чем сказать: ― Из-за этих кривляний у тебя серьезные неприятности.

― О, не могу дождаться, чтобы узнать, какие именно.

― Кхм, ― прочистила горло Мэдди. ― Можете не делать этого, пока я здесь? И еще, почему ты не сведешь меня с кем-нибудь?

― Рат одинок.

Роарк качает головой.

― Рат не одинок. Формально, может быть, у него сейчас и нет никого, но он полностью поглощен своей бывшей. Это было бы несправедливо по отношению к Мэдди.

― Черт. ― Она разочарованно щелкает пальцами. ― Я слышала, что у него такие пронизывающие глаза, проникающие в самую душу.

― Ты сказала ей это? ― спрашивает Роарк, отстраняясь, чтобы посмотреть на меня.

Я застенчиво улыбаюсь.