— Хорошо, но убедись, что следуешь всему, чему я тебя учил.

— Да.

Мое лицо вспыхивает, и я понимаю, что это не имеет ничего общего с огнем передо мной, а скорее со жгучим смущением от этого разговора.

— Хорошая девочка. — Он машет рукой. — Продолжай. Ты сказала, что он не поддается своим чувствам?

— Да, у него было довольно тяжелое детство, и это сказывается на нем сейчас. Думаю, он боится, что может причинить мне боль, но он не понимает, что уже причиняет мне боль тем, что не может быть со мной. — Я вздыхаю и сажусь в кресле, подтягивая ноги к груди. — Все, чего я хочу, это встречаться с ним, папа. Хочу иметь возможность ходить на свидания и обнимать его при встрече. Хочу быть нежной и помочь ему пережить неудачные дни, но каждый раз, когда пытаюсь, он говорит мне, что недостаточно хорош для меня, и что бы я ни сказала, он не изменит своего мнения.

Улыбаясь, он говорит:

— Точно такой была твоя мама. Она думала, что недостаточно хороша для меня, хотя на самом деле она была причиной того, что я был счастлив все время. Как известно, ты появилась раньше, чем планировалось, — он усмехнулся, — и она думала, что разрушает мою карьеру. Она не догадывалась, но укрепила ее. Да, у меня появились дополнительные обязанности, но ваше появление в моей жизни, помогло мне приложить максимум усилий. Я был счастливчиком. — Он поворачивается ко мне и говорит: — Легче всего было бы сдаться и идти дальше, но именно борьба делает конечный результат стоящим. Не отказывайся от того, чего хочешь, Саттон Грейс, даже если тебе будет больно. Если он испытывает к тебе чувства... как он и должен... не оставляй попыток.

Встав, отец закидывает руки за голову и протяжно зевает.

— Я собираюсь спать. Как думаешь, сможешь потушить огонь?

— Как будто ты не знаешь.

— Ну, теперь, когда ты стала городской девушкой и все такое, я подумал, что должен напомнить тебе.

Он целует меня в голову, и я говорю:

— Ты не можешь вывезти деревню из девушки, папа (прим. пер.: Старая пословица, популярная в США. Цитата неточная, правильно: можно вывезти девушку из деревни, но вывести деревню из девушки — никогда).

— Верно. — Он делает шаг в сторону дома, а затем говорит через плечо: — Мы пробудем здесь еще неделю, потом ты сможешь вернуться в город к своему мужчине. Может быть, тебе стоит послать ему парочку сообщений, чтобы он знал, что ты думаешь о нем. Это мило. — Он судит по собственному опыту? — Спокойной ночи, Саттон Грейс. Увидимся утром.

— Увидимся утром, папа.

Когда он исчезает из виду, я возвращаю свое внимание к костру, смотрю на пляшущие языки пламени и думаю о том, что сказал отец. Он считает, что проще всего было бы сдаться, и это кажется более мучительным, чем не пытаться, потому что не думаю, что забыть Роарка было бы очень легко.

Но, даже уступив сегодня, он все равно оттолкнул меня, извинился за близость. И опять же, он не поцеловал меня в губы. Почему? Краденные... моменты стоят того... чтобы извиняться за них?

Нет. Я не хочу этого.

Не хочу, чтобы он извинялся за то, что прикасается ко мне, и хотел прикасаться ко мне. Хочу, чтобы он был уверен, что я безумно хочу его, не только тело, но и душу.

И хотя какая-то часть меня верит, что это может произойти, есть другая часть, которая верит, что независимо от того, что говорю, сколько бы раз ни пыталась показать ему, как он мне дорог, он никогда не изменит своего мнения, и я буду постоянно сражаться в проигранной битве.

Осознание того, что между нами никогда ничего не будет, поражает сильнее, чем я ожидала, и слезы начинают наворачиваться на глаза. Я бы хотела, чтобы он увидел того человека, которого вижу я; этого чрезмерно заботливого придурка, но верного человека. Хотела бы, чтобы он избавился от ненависти к себе и понял, что он делает меня счастливой, даже когда подшучивает, а это почти всегда. Блеск в его глазах и тон в его голосе показывают, что между нами есть более глубокая связь.

Глядя на огонь, даю волю слезам, позволяя себе этот момент. Я больше не могу сдерживаться; это слишком поглощает, слишком подавляет.

Наклонившись вперед, упираюсь руками в согнутые колени, а затем кладу подбородок на руки, отдаваясь печали, боли, беспомощности, которые чувствую, когда дело касается Роарка. Если бы только он дал нам шанс, если бы только...

— Ты здесь одна, малышка?

Испугавшись, быстро вытираю глаза и резко оборачиваюсь, замечаю Роарка, стоящего в стороне и наблюдающего за мной. Почему, черт возьми, я не слышала, как он приблизился? Он хмурит лоб, когда опускается на колени рядом со мной, сначала до меня доносится свежий запах мыла, а затем и мятное дыхание.

— Ты плачешь?

— Нет.

Снова вытираю глаза, хотя это явно выдает меня.

Его рот кривится.

— Твои глаза говорят о другом. Что происходит?

— Ничего. Просто дым меня достал.

Он поворачивается к костру, замечая, что дым валит в противоположном направлении. Чертов ветер.

— Ага, ладно. — Сзади он берет стул, подтаскивает его вплотную ко мне и садится, смотря мне в лицо. — Поговори со мной. Ты нервничаешь из-за завтрашнего дня?

— Нет. — Качаю головой. — Я уверена в завтрашнем дне.

— Ладно, тогда почему ты расстроена?

Прижимаюсь щекой к рукам и смотрю на него, грустно улыбаясь.

— Только из-за нас, больше ничего.

— Нас? — Он приподнимает бровь и придвигается немного ближе. — Что насчет нас?

Я испустила долгий вздох.

— Папа спросил, есть ли в моей жизни парни, и я сказала ему...

— Ты ведь не рассказала ему обо мне? — На его лице появляется паника, когда он оглядывается на дом, словно мой отец вот-вот выбежит на крыльцо с ружьем в руках.

— Нет, я бы не стала этого делать, но случайно заговорила о парне, который мне нравится, и рассказала ему, через что прохожу.

Он хмурится.

— Через что ты проходишь?

— Взлеты и падения, от того, что хочется быть с тобой, но ничего не получается. — Я смотрю на огонь, не в силах смотреть ему в глаза. — Ты мне нравишься, Роарк, очень сильно, но не знаю, остались ли у меня силы, чтобы бороться за то, чего хочу. Я эмоционально истощена, но каждый раз, когда ты рядом со мной, я не могу перестать надеяться, желать и молиться, что, возможно, именно в этот момент ты сдашься и пригласишь меня на свидание, наконец, поцелуешь меня. — Пожимаю плечами, прижимая подбородок к рукам. — Девушка может помечтать.

Напряжение наполняет воздух, когда мы оба умолкаем. Если бы я была как Мел Гибсон в фильме «Чего хотят женщины» и могла читать его мысли, то все было бы намного проще. Вместо этого мне приходится неловко сидеть и ждать, пока он скажет что-то, что, скорее всего, в конечном итоге причинит боль.

И наконец:

— Я тоже разговаривал с твоим отцом.

— Что? — я улыбаюсь, не в силах сдержаться при мысли о том, что мы оба разговаривали с моим отцом друг о друге, но не раскрываем, кого имеем в виду. — Когда ты с ним разговаривал?

— На днях, во время верховой прогулки. Он спросил, планирую ли я когда-нибудь остепениться. Прочитал мне целую лекцию о том, как быть мужчиной. — Роарк проводит рукой по затылку. — Это был самый честный разговор, который, как мне кажется, когда-либо был в моей жизни. Он заставил меня задуматься о многих вещах, о будущем, о жизни, которую я хочу, — он усмехается. — Черт, в тот момент он был большим отцом для меня, чем когда-либо был мой.

Мне очень приятно это слышать.

— Он хороший человек. Я рада, что ты смог довериться ему. Ты ему нравишься, Роарк, и он желает тебе только лучшего.

— Да, знаю. — Он смотрит на землю. — Он заставил меня задуматься о том, что происходит между нами, взорвал мой разум.

— Что он сказал?

Роарк складывает руки вместе.

— Ничего, что ты должна знать, но одно обстоятельство бросается в глаза. — Он кивает, словно слышит, что мой отец говорит это сейчас. — Будь мужчиной. — Наши глаза встречаются, и я удивлена тем, что он так пристально смотрит на меня. Я не видела такого выражения раньше. — Я хочу быть мужчиной, которого ты заслуживаешь, Саттон, но не знаю, как это сделать. — Он снова почесывает затылок, выглядя нервным. — Мне ничего не известно об отношениях или о том, как заботиться о ком-то. Знаю только то, что испытываю к тебе, — умопомрачительное, сокрушающее душу чувство, проходящее через мое тело, не исчезнет, поэтому могу либо продолжать пытаться бороться с ним, либо попросить тебя о помощи.