— А как еще доказать самому себе, что ты действительно расстроен?

— Странная логика. Надо что-то доказывать?

— Эмоции человека вечно рознятся, ни окружающие, ни сам человек не могут понять чувств. То, что должно расстроить, не трогает сердце, а то, что должно осчастливить, нагоняет грусть и тоску. Человек вешает на чувства ярлыки и обманывает себя, подгоняя мышление под стереотипы. И только слезы искренны. Только они одинаково печальны и радостны, только они не требуют сомнений….

— Что-то ты слишком далеко ушел.

— Не стыдно? Всю речь испортил, я, может, всю жизнь к ней готовился.

— С кем не бывает, я, может, всю жизнь мечтал увидеть край мира, а он оказался круглым. Представляешь: какое это разочарование?

— Во-первых, это очень глупо, а, во-вторых…. Ко мне то это как относится? Не я тебе глаза открыл, к чему такие контрмеры к невинному человеку?

— Да не сердись ты, продолжай.

— Ну так вот. Ыгхым! Только они одинаково…. Ум…. Ты меня сбил, я забыл свою гениальную мысль.

— Один раз я забыл подтереться….

— Ууууух…. Ты просто безнадежен в сравнениях.

— Это было грубо.

— И это ты говоришь?!

— В чем дело Усатик и Лохматик?

— У тебя заиграл генератор плохих кличек?

— Они не плохие!

— А почему они звучат, как имена кукол или собак?

Подскочившей к спорящему Брому и Роберту Диане нечего было ответить на столь внезапный вселиквидирующий аргумент, ядовито выплюнутый из уст пепельноволосого юноши. Бром не изменил свою сидячую позу, оперевшись об стену, Роберту пришлось вытащить руку из-за спины, чтобы, стоя перед своим собеседником, требовательно скрестить их на груди, а Диана подскочила с земли и встала рядом с усатым спутником, маша своим миниатюрным пальцем на кудрявого юношу.

— Короче, тебе нечего ответить…. Судя по тому, что вы так резко подскочили, отдых можно считать оконченным. День подходит к концу, нам надо найти ночлег. Предлагаю сначала проверить тот дом.

— Почему именно у поворота?

— Чистая интуиция.

— Давай ее проверим.

Со словами вызова Роберт протянул ладонь Брому, которой тот успешно воспользовался для того, чтобы встать.

— Пошли.

. .

«Потерянное. Потерянное. Потерянное. Потерянное. Потерянное. Потерянное. Потерянное. Потерянное. Потерянное. Потерянное».

Несмотря на внешнюю уверенность и развязность, голова Бруклинского Дьявола, Брома, Хьюго была готова взорваться. Мозги будто расплылись в молочную кашу вперемешку с повторяющимися словами, вычерпнутых из разговора с трупом.

«Я что-то потерял, старик, зачем, причем тут он?»

Роберт постучался в дверь, оттарабанив за несколько секунд какую-то невообразимую мелодию.

Ее отхлопнул старик. Маленький и сутуленький, глаза не выдержали града морщин и заплыли веками, зубы давно уже покинули родительский дом, а скрипучие ноги еле передвигались по деревянному полу.

— Сто надо?

По непонятной закономерности к закату жизни глаза неизменно голубеют, а зрачки этого дедка, видимо, и в молодости были таковыми, отчего его старческий хмурый взгляд напоминал слепого.

Старик нехило так шепелявил, уничтожая само понятие, как звуки «ш» и «щ».

— Дико извиняюсь, не могли бы вы приютить странников на одну ночь? Не за бесплатно, конечно.

— А?!

— ….

— Заходите!

Не услышав никакого ответа на свой ор, он приказал путникам войти в его жилище, продвинувшись в какую-то комнату.

— Эм, спасибо.

Роберт смущенно протиснулся в невысокий дверной проем и зашел в гостиную, пропустив с собой Брома с Дианой.

Воняло старостью, особенным запахом, который трудно объяснить для человека, который никогда его не чувствовал, но так легко определить среди сотни других дуновений. Комната и не требовала описания. Представьте, что вам абсолютно плевать на то, будет кто-то заходить или нет. Все не разбросано, не запачкано, не забыто, но просто лишне. Все предметы самые обыкновенные: ботинки, одежда, часы, зеркало и многое другое, но они будто чужие, такие же гости, как и вошедшие путники.

— Сколько вы потребуете за ночлег?

Роберт продвинулся в спальню, куда скрылся хозяин дома, но его застала совершенно неожиданная сцена.

— Серьезно?

Старик беззаботно и бессовестно спал на кресле-качалке, громко похрапывая в душноватой комнате. Видимо, он встал только, чтобы открыть дверь, а после снова вернулся к излюбленному занятию, за которым его и застал усатый джентльмен.

— Что здесь, Роберт?

— Да вот. Вот это.

Бром удивленно расширил глаза, взирая на сопящего хозяина дома. Хорошо, что его собеседник смотрел туда же, иначе бы он увидел бездонно потерянный взгляд юноши.

— Интересно, он часто к себе так гостей пускает? Если да, то это удивительно, что он дожил до такого возраста.

— Видимо, здесь слишком много добрых людей.

— Почему они тогда живут в этом пекле?

— Вряд ли мы их когда-то поймем.

— Точно.

— ….

— ….

— Я тогда пойду распакую свою сумку.

— Удачи, я посижу покараулю, авось проснется спящий хрыщ.

— Да вы с Дианой не так уж и далеки друг от друга.

Юноша уже не слышал горького замечания своего товарища, он присел на узенькую кроватку, располагающуюся у кресла-качалки, и пристально уставился на деда, боясь отвести от него взгляд. Роберт же, в свою очередь, пожал плечами и двинулся обратно в гостиную, успокаивая уже расшумевшуюся девочку в желтом платьице.

«Потерянное. Что я мог потерять? У меня же ничего не было. У меня было тело и проклятая способность, испоганившая большую часть моей жизни. По сути, если бы не та встреча с Флобером, я бы в жизни не завел никаких отношений ни с детьми, ни с Мариной, ни с Робертом, ни с Витей, ни с Дианой. В этом колечке вся моя жизнь. Стоит ему исчезнуть, и я умру, не будет смысла, не будет счастья, только нестерпимое количество боли и горя. Я знаю. Я знаю, о чем я говорю. Посмотрев в их глаза, что я скажу? Прощайте, ни Брома, ни Хьюго больше не существует, а лучше признать, что их никогда и не было. Отныне только Брукли…. Просто Дьявол».

— Эй, пасан, скази со-нибудь.

Спустя несколько часов мрачных раздумий Брома, по комнате раздался шепот, встревоживший юношеское сердце.

— Вы проснулись?

— Лисо покази.

Маг и так сидел, глядя в глаза старика, но подвинуться на несколько сантиметров не так уж и тяжело.

— А?

Дедок резко схватил Брома за лицо, придвинув его в упор к своему старческому лицу. Воздух замер, даже сердцебиение решило беззвучно наблюдать за действиями старичка. Он схмурил глаза, упорно разглядывая каждую часть юношеского лица.

Сначала он ужаснулся.

Юноша будто ждал этого, будто ждал всю жизнь. Вместо недоумения и удивления, да даже банального неудобства, он широко улыбнулся, наблюдая за неуверенными движениями потускневших старческих зрачков своими загоревшимися безумством глазами.

Этот жест смутил дедка, но только на мгновение, он еще пару секунд разглядывал черты юношеского лица, после чего довольно его опустил.

— Насёл все-таки меня….

— ….

— Внук.

. .

— Что ты сказал?

— Внук… присёл убить меня?

— Возможно.

— Хм.

— …

— Я был в тот день.

— …

— Вместе с внуськом мне вынесли бездыханного сына и сноху.

— …

— Просьло узе 19 лет с того дня, ненависти у меня не осталось.

— …

— Бабка умерла в тот зе день, от приступа.

— …

— Остались я да ты, у мамки твоей никого не было.

— …

— Я бросил тебя, ресил забыть и покинуть на веки весьные.

— …

— Моей смертью узе никого не обрадовать и не опесялить. Я пойму, если ты захосесь меня забрать. Сем-то зе надо искупить мой грех перед богом, раз мы так скоро встретимся.

— Меня…

— …?

— Как зовут?

— Кев. Кев Нора.

— А маму?

— Мавеот.

— А папу?

— Кхаим.

— А тебя?

— Ютсур.

— М. Понятно.

— Ты оставись меня?