— Я смотрю: ты зря времени не терял, не расскажешь, где добыл эту корзину?

— Да тут такое дело! Я заснул в беседке, а меня утром дети разбудили. Они добрые, их Дима и Наташа зовут. Они меня к маме своей отвели, в Терке, ты должна знать. Мы хорошо поговорили, поели, семейство дало мне пирожки, а я им обещание вернуться.

Бром неожиданно для себя понял, что использовал описанный Данте «каламбурчик».

— Говоришь: разбудили?

— Ну да, а что?

— Прям руками?

— Да, вот такими.

Инфантильный дурачок с кудрявыми волосами вытянул руки, согнув пальцы, для наглядности миниатюрности детских ладоней.

— Ты не понимаешь, Бром?

— Что?

— Ты теперь можешь не носить рога.

Да, Бром был крайне тупой. Он был так расстроен неудачным суицидом, так увлечен детьми и так возбужден осознанием любви, что даже не заметил, как все его проблемы, в лице невозможности контакта с людьми и крайне ограниченного количества лиц, способных его касаться, исчезли благодаря этому кольцу.

Бром был и так противно для окружающих рад, а теперь его детская натура стала вовсе неуправляемая, так что промолвив тихим голосом: «И правда», он с торжеством крепко обнял Марину, как, если бы их команда заняла первое место в каком-нибудь соревновании.

— Это же и правда, хорошо!

Марина очень сильно хотела вырваться из этих дурацких объятий, но ни опьяненная хватка Брома, ни какое-то внутреннее желание не позволяли ей это сделать. Опять возможно. Возможно, она в первый раз почувствовала от кого-то тепло, возможно в первый раз ее кто-то так искренне и крепко обнял. Это ей тоже было трудно осознать за то приятное мгновение неожиданной нежности.

«Я люблю, ее, как Дима любит Наташу — значит, моя цель помогать ей, а точнее защищать, как это делает Дима. Да? Наверно, я все правильно понял»

Мысли обоих запутались и не хотели заканчиваться в отличие от объятия, прервавшегося через несколько секунд. Как ни странно, ни в обморок, ни в раздумье никто не упал, они еще немного поговорили о вторичных вещах и направились в штаб с уже пустой корзинкой пирожков. Все было слишком стремительно.

. .

На улицах потемнело, окна многоэтажных домов загорелись, а шум прекратился за исключением пьяной тусовки, раздававшейся откуда-то издалека. Оранжевые огни поблескивали на тротуарных полосках, износивших все видимые просторы. Все такой же унылый, но теперь как-то по-доброму, лик луны виднелся в бескрайнем скоплении разбежавшихся точек. Светящееся миллионами этих звезд небо было одним из главных достояний Сана, что было необычно для городов.

Две худые фигуры равномерно перетекали меж желтых световых полос, обсуждая планы на несуществующее будущее.

— Ты же теперь можешь ходить по улицам, ресторанам, кафе, магазинам — считай, весь мир открылся для тебя.

— Ага, а еще чт…

— Можешь завести новых друзей вне штаба, как те дети из Терки, устроиться на работу, завести семью, найти родственников, да ты можешь вообще больше не работать на Байрона, терпеть все эти мучения и боль, мучить…

— Самого се…

— Себя, и я об этом. Ох, как мы с тобой заживем, Бром.

— Как….

Бром знал, что она хочет сказать: «Как нормальные люди», поэтому специально замолчал после начала фразы, как и делал в течение всего диалога. Но Марина ничего не сказала, она посмотрела на Брома, поняв его трюк, и только улыбнулась в ответ такому вежливому жесту. Уже не возможно, а точно, в этой улыбке, в этом счастливом выражении лица Бром увидел настоящую Марину: чувствительную, напуганную и уставшую от всего этого девушку, он смог разглядеть то, что она, возможно и сама не заметила. Из-за этого Бром тоже улыбнулся не радостной, не натянутой, а именно смирительно счастливою улыбкой, как будто нарисованной на его не подходящем для этого сердобольном лице.

— Подними корзину, Бром.

Остолбеневший Бром заметил, что корзина в порыве их разговора выпала на асфальт, и его собеседница прямо сейчас еле удерживалась от смеха. Он удрученно пошел за упавшей вещью, пока Марина сдерживала свои злодейские мотивы осмеять неудавшегося переговорщика. Потянувшись за потерянной корзиной, Бром взял ее в левую руку, так как правая подло его предала.

Марина исчезла.

…

Байрон в бестелесной форме наблюдал, как его подопечный метался по ночному городу в поисках своей пассии. Зрелище было неутешительное: корзина тут же вернулась на прежнее место, оставшись на тротуаре, а Бром понесся по дороге, поворачивая попеременно голову в обе стороны. Он истошно орал: «Марина», и зачем-то махал руками.

Спустя 2 минуты беготни, он услышал протяжный женский вопль, доносившийся из переулка неподалеку. Он обнадеживающе помчался в ту сторону.

Там на протяжении всего этого времени девушку рассматривали два члена Лиги: Карл и Фридрих. Первый был высоким мужчиной с небольшой седой бородой, слишком спокойными для такой волнительной работы глазами и короткой стрижкой. Второй же наоборот выглядел молодым, у него были черно-русые волосы с небольшой челкой, чуть ли не оранжевые зрачки и резвая походка. У стены сидела связанная девушка с самодельным кляпом во рту, сделанного из куска ее платья.

— Ты вообще тупой, Карл? Ты чуть не переместил сюда Дьявола! Черт, что нам делать, эта тупая дура еще и заорала. Нам еще надо доложить все Боссу!

— Все в порядке, я не думаю, что он нас найдет, мы закрыты в этом переулке, бежать нам некуда, но это не значит, что мы проиграли.

— Карл…

Похитители оглянулись в сторону прохода, ведущего с основной дороги.

Там стоял Бруклинский Дьявол, не Бром, недавно смеющийся с Мариной, его зрачки потеряли какую-либо жизнь, они лишь с мертвенной яростью уперлись в лица невезучих преступников. Кольцо угрожающе переместилось в карман, освободив невероятную силу Брома.

— А! Не подходи!

Молодой маг выпустил в Брома огненный шар, расплавивший все правое плечо и руку. Дьявол продолжал идти.

— Дико извиняюсь, Фридрих, я обязан так поступить.

Вторая потенциальная жертва неминуемой смерти устремилась в небо с бешеной скорости, в мгновение, исчезнув из переулка.

Никогда сила Бруклинского Дьявола не была настолько неоспорима и могущественна, как в этот момент. Враг распластался в молящей позе у его ног, роняя слезы на холодный асфальт. Одно касание, и его жизнь будет отобрана, варварски похищена и растоптана, всего одно касание. Оставалось только довести уже движущийся палец до цели.

«Умри»

— Стой, Бром!

Марина кое-как выплюнула и без того хлипкий кляп и заорала что есть мочи.

Пустые глазницы Бруклинского Дьявола вопросительно уставились на перебившую его девку.

— Он враг. Я убью его.

— Нет, не надо, прошу! Не будь таким, не уподобайся им, Бром, Бром!

— Почему я не должен его убить? Я же защищаю тебя, оказываю помощь.

— Мне уже ничего не угрожает, отпусти его!

— Он сделал плохо тебе, а, значит, сделал плохо и мне. Я обязан его убить.

— И чем мне поможет его смерть?!

Дьявол исчез, оставив после себя онемевшего Брома. Маг заметил изменение в нападавшем и поскорее убежал из переулка.

«Убийство — не помощь. Как так? Все, что я могу делать — это убивать. Я не могу помочь. Почему бы мне его не убить, он же очевидно плохой, он схватил Марину. Разве Дима простил бы обидчиков своей сестры. Нет, почему я это сделал? Почему?»

Он одел кольцо на трясущийся палец и сел рядом с Мариной, он не понимал, что происходит — случившееся еще не переварилось в его глупой голове

..

— Так, ну это совсем дохляк.

Байрон презрительно смотрел на оторванную голову Фридриха, которую он держал за челку. Глаза застыли в форме ужаса, из горла и шеи прыскала фонтаном кровь, разукрашивая не насытившееся лицо хромого мага.

— Посмотрим на второго.

Он переместился в другое место. Байрон стоял позади Карла, пытавшегося отдышаться после побега. Стояли они посреди какого-то поля. Скрытое убийство не входило в планы Байрона.