В прихожей я мигом разулась и не смотря по сторонам припустила к лестнице.

– София! – голос матери прозвучал из самого темного угла кухни. – Кто был этот парень?

– Никто, – я быстро-быстро подымалась в комнату.

– С кем ты разговаривала, Соф?

Я молча зашла в спальню, закрыла дверь на задвижку, села на кровать и, яростно застонав, сжала виски руками.

Мне всегда было чуждо мужское внимание. Я не знала, как разговаривать с парнями, не знала, как реагировать на интерес с их стороны… я ничего о них не знала. И еще я не знала человека, кто мог бы помочь мне узнать их ближе. Кто разъяснил бы мне, что нужно говорить, а что нет, кто сказал бы мне, когда нужно спорить с мужчиной, а когда лучше промолчать. Понимаете, в то время, когда мои сверстницы учились тонкому искусству обольщения и на практике повышали свои умения кокетничать, я беззаботно гуляла вместе с Мией по окрестным полям, брала книги из местной библиотеки и не шибко задумывалась о том, что однажды придет тот час, когда мне нужно будет что-то ответить на мужской комплимент.

Еще давно, в девятом классе, я влюбилась в одноклассника – тощего парня с нахальной ухмылкой и белыми, как у акулы, зубами. И что я в нем тогда нашла? Это сейчас я понимаю, что паренёк-то был самым обычным мерзавцем, но тогда я думала иначе. Мудрость приходит с годами, так ведь? Позже, познакомившись с бессонницей и апатией, я поклялась себе, что больше никогда не совершу эту ошибку.

Но если то, что происходит со мной сейчас, никак не иначе, как новая ошибка, тогда что это? Что?

В понедельник утром я сослалась на плохое самочувствие (что не было такой уж ложью), позвонила на работу и сказала, что не приду. Во вторник, чувствуя себя последней трусихой, я снова набрала рабочий номер и взяла неоплачиваемый отпуск до конца недели. Каждый день, когда я спускалась завтракать, мать с отцом, едва завидев меня, как по команде прекращали любые разговоры и смотрели на меня одинаковыми взглядами – смесь тревоги и любопытства. «В зеркале они что ли репетировали?» – думала я, с силой сжимая чашку чая.

Бесцельно валяясь в кровати и смотря на проплывающие за окном сизые облака, я так и представляла голос матери: «Вот так они и завлекают молодых девушек: комплиментик там, улыбочка здесь, и все – приманка брошена, рыбка клюнула…»

Да и знаю я о нем совсем крохи.

Пока мы шли по маковому полю, Марк рассказал мне о том, что приехал он в Лаундервиль из далекого Шейна, что его родители умерли, когда ему было три, и он их совсем не помнит. Его приняла уже покойная тетушка Энн, которой он обязан всем, что у него есть. В сущности, очень долгое время именно эти жалкие толики информации и являлись краеугольным камнем моего представления о его прошлом.

В те дни мне не давала покоя одна удивительная вещь. Приправленное скукой любопытство в итоге победило опасение вновь увидеть чужестранца, так неожиданно занявшего мои мысли, и поэтому субботним утром я спустилась на первый этаж, сделав несвойственную мне небольшую остановку возле зеркала.

– Ну и куда ты так вырядилась?

Мать стала в прихожей позади меня – руки скрещены на груди, губы сжаты в тонкую, словно начерченную под линейку, линию.

Интересно, что же ей испортило настроение на этот раз: подгоревший омлет на обед или появление новых морщин в отражении?

– Гулять, – ответила я ей, надевая черные ботинки.

– Гулять, – передразнила меня мать, – не смеши меня. Ты всю неделю просидела дома, занимаясь непонятно чем, а теперь оделась как бульварная девка и… тьфу, – она сплюнула. – Противно смотреть!

– Так и не смотри, – огрызнулась я, в последний раз приглаживая взлохмаченные кудри.

По правде говоря (а мы ведь только так и делаем), я и впрямь одевалась в тот день с особой тщательностью. Нашла свою старую юбку – ту, которая плотно обтягивала мой зад, нацепила на запястья нетронутые со школьных лет побрякушки и даже стащила у матери тюбик черной туши. С тушью вышел небольшой казус: когда я трясущимися руками прочесывала щеткой свои бледные ресницы, изрядная часть сажи осыпалась под глаза, и мне пришлось быстро бежать в ванну смывать черные крошки.

– Иди мигом умойся и… – произнесла мать на одном дыхании и замолчала, словно ей не хватало воздуха. – И переоденься, в таком виде ты никуда не пойдешь, – закончила она на этот раз твердым, не терпящим возражения голосом.

– И не подумаю, – я накинула на плечи легкую куртку. – Хорошего дня, мам, – бросила я ей и опрометью выскочила на улицу. У меня было дело, которое не требовало отлагательств.

Улица, обычно тихая и неживая, кишела молочниками, тянущими на своих горбатых спинах бидоны с еще теплым молоком, спешащими куда-то серьезных с виду фермеров, маленькими детьми, капризно надувающими свои пухлые щечки, и даже цыганами, которые предлагали мне побывать на их свадьбе свидетельницей.

Пройдя около мили в центр города, я обошла скамейку, за которой молился на коленях человек в черной рубахе, и вышла к дверям библиотеки. Раньше, лет двести назад, здесь жил граф Мортимилен вместе со своей красавицей-женой. Граф прославился тем, что устраивал шикарные балы и лично подарил танец каждой прекрасной жительнице Лаундервиля. Сейчас здание утратило прежнее величие, но, безусловно, сохранило дух и атмосферу того времени.

Я открыла дубовые, расписанные витиеватыми завитками двери библиотеки и, как часто это со мной здесь бывало, замерла: я будто перенеслась в прошлое столетие. Куда ни глянь, повсюду виднелись ряды массивных книжных полок, на драпированных золотым шелком стенах висели портреты знаменитых полководцев, королей и их жен, пол застилал ало-красный, точно свежая кровь после ожесточенного сражения, ковер, а приглушенный свет канделябров добавлял щепотку интимного очарования в хитросплетения темно-книжных лабиринтов.

Я подошла к хрупкого телосложения полке, на которой теснились друг к дружке старые фолианты, и провела по кожаным корешкам ладонью. Как и всегда, ощущение чуть шероховатой темной кожи под подушечками пальцев вызвало во мне чувство гордости и благоговения. Обойдя зал и не найдя нужной книги, я все же решила обратиться за помощью.

За стойкой регистрации, склонившись над формулярами, сидела молоденькая девушка. На бейджике, приколотом к белой рубашке, я прочла: «Лили МакКэроу, младший библиотекарь». Как же ей шло ее имя! Бывает, посмотришь на человека и сразу понимаешь, что он родился, чтобы быть Эдуардом или Кристианом, и никакое другое имя ему бы не подошло.

Когда я рассказывала девушке о своей проблеме, она, вопреки моим ожиданиям, не смотрела на меня с насмешкой, а внимательно вслушивалась в каждое мое слово, отчего я почувствовала к ней прилив теплоты и благодарности.

– Может, у вас есть какие-нибудь исследования или заметки в газетах об этом? – спросила я, коротко обрисовав ситуацию.

– Кажется, я знаю, как вам помочь… Пройдемте за мной, – сказала мисс МакКэроу, решительно отодвигая ножки стула.

Я посеменила следом, вслушиваясь в рокот ее звонких каблуков, которые повели меня в самую глубь читального зала. Остановившись возле секции «Альтернативная медицина», девушка обвела глазами огромный стеллаж и нахмурилась. Глаза ее вскользь обегали книгу за книгой, пока наконец не задержались на большом фиолетовом томе. Наклонившись вперед вслед за мисс МакКэроу, я даже не пыталась скрыть волнение.

– Держите, – девушка протянула мне толстенную книжку. – Здесь вы найдете всё, что вам нужно.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я библиотекаря и прижала книгу к груди, словно та была самым ценным сокровищем мира. Потом в крайнем нетерпении я дошла до самого дальнего угла зала, быстро нашла нужный мне раздел и склонилась над книгой, щуря глаза и разбирая мелкий шрифт напечатанных статей.

Когда по залу прокатился рёв «Осталось ПЯТЬ МИНУТ!», я с ужасом посмотрела на часы. Что-то было не так со стрелками – они показывали без пяти минут семь.