Когда начало смеркаться принесли ужин. Я попросил вызвать в покои Аристотеля, чтобы разделить трапезу со стариком. Единственный человек, которому я доверял, был мудрый грек. После совета мы не виделись и я надеялся, что теперь настало время поговорить. Возможно, что он расскажет мне что делать дальше, даст новое задание и вообще не плохо бы насыпать новых вводных, а то я скоро чокнусь от происходящего.

Аристотель пришел спустя час после того, как подали ужин. Я давно поел, а еда Аристотеля остыла, мясо превратилось в камень.

— Где был, старый? — спросил я, видя, что старик хмурится и явно чем-то недоволен.

— Ходил по Вавилону, — старик пожал плечами, устроился рядом со мной на кровать. — Совет произвел на меня не меньшее впечатление чем на тебя, Александр. Есть над чем поразмыслить, а теперь, думаю, нам есть о чем поговорить и многое предстоит обсудить. — Аристотель с любопытством взглянул на тарелку с остывшей едой. — Польщен, если, конечно, ты приказал принести ужин мне.

— Приказать подать горячее?

— Не стоит, я не голоден, да и вредно есть горячее в такое время в моем возрасте, — отказался Аристотель.

— Че надумал хоть, выкладывай? — спросил я, решив поначалу выслушать старика, прежде чем задвать ему свои вопросы.

— Ты не Александр. Ты не тот, за кого себя выдаешь, — прошептал он, так тихо, что я едва различил его слова.

Я покосился на него.

— Догадался, ешкин матрешкин? Ты прямо откровениями, как напалмом жжешь. Нет, я конечно Александр, но не Александр… пфу ты, я не Македонский короче говоря.

Аристотель не ответил, а принялся расхаживать по комнате, сложив руки за спиной и опустив подбородок на грудь. Лоб его изрезали глубокие морщины, желваки на скулах ходили. Он был с головой погружен в размышления. Я молча наблюдал за ним. Интересно знать, что заставило его поменять выводы? Понятно, что я вел себя не так, как должно быть вел себя другой Александр, «настоящий повелитель»? Но Я это Я, если что. И повел себя так, как посчитал нужным. Я делал все ровно так, как чувствовал и собираюсь поступать так и далее.

Наконец, из дальнего угла комнаты, куда в этот момент зашел Аристотель послышался его глухой бас.

— Не говори, что я не прав!

— Дед, ты дурак? — цинично спросил я, не понимая куда клонит вернувшийся к кровати старик. — Я же говорю, что я не твой царь! Проехали уже.

— Но если боги дали тебе это уникальное тело, значит именно тебе они доверили продолжить путь Великого правителя, вот что я скажу, — вздохнул Аристотель.

Я тоже вздохнул, мигом теряя к словам старого философа интерес. Разговоры о пресловутом царском пути успели порядком надоесть и приестся. Аристотель при каждой удобной возможности твердил об этом, но умалчивал, как настоящий партизан, что подразумевает путь, к чему он ведет и какова его конечная цель «итого». Никакого задания он выдавать не спешил. Толку от подобных разговоров крайне мало, следовало выводить ситуацию в конструктив, чем я и занялся незамедлительно.

— Слушай сюда, дед. Я вот че думаю — надоел ты мне со своими советами. Я, пожалуй, прямо сейчас возьму своих парней и наведаюсь к полководцам. Разбираться не буду, просто вырежу их, как свиней и дело с концом… Что скажешь? Рабочий вариант?

— Не вздумай! Ты испортишь все! — остолбенел от моего порыва Аристотель.

— А че нет то? Есть человек — есть проблема, а нет человека и нет проблемы, — я пожал плечами.

— Одно мгновение, — прошептал Аристотель. — Сейчас, сейчас тебе все станет понятно и ты больше не будешь заикаться о подобном…

— Рожай, жду.

Он осторожно поднялся с кровати, поглядывая как бы я не передумал и не отправился крошить полководцев за правду, что я, кстати, всерьез обдумывал сделать в течение завтрашнего дня. Старик подошел к одной из картин, что висели на стене. Мне показалось, что он хочет ее поправить, но Аристотель зачем-то отодвинул ее и вдруг принялся водить ладонью по стене за картиной.

— Что ты делаешь? — поинтересовался я. — Помочь?

Аристотель ничего не ответил, но, похоже, старик наконец нашел что искал. Он постучал кулаком по стене, что-то бубня себе под нос. Уверенно поддел один из камней, который на моих глазах подался и оказался в руках ученого грека. Теперь не оставалось сомнений, за картиной располагался тайник Македонского, и Аристотель в отличие от меня знал о его существовании. За камнем, оказавшимся лишь накладкой, показалось значительное углубление. Аристотель уверено просунул в него руку, вытащил небольшой сундучок, больше напоминающий шкатулку. Он обращался с сундучком настолько бережно, что даже прислонил его к груди, погладил аккуратно.

— Вот, — сказал он.

— Сундук? — я недоверчиво посмотрел на предмет в руках старика.

Аристотель энергично замотал головой.

— Если бы это был просто сундук! Внутри него то, чему Александр посвятил всю свою жизнь, эх ты! — он вздохнул и о чем-то задумался.

— Дай мне его, — сказал я.

Аристотель вручил сундук мне, а сам поспешил вернуть накладку в проем углубления. Стена приобрела прежний рельеф, на место встала картина. Стоило отдать должное изобретательности Македонского. С ходу не догадаешься о своеобразном сейфе. Впрочем, тайник на то и тайник, чтобы никто его не нашел, кроме обладателя. Я с любопытством рассматривал небольшой сундучок. Выполнен из металла, закрывается на замок и мало чем походит на вещь сколько-нибудь ценную. На сундучке нет ни столь излюбленных царем драгоценных камней, ни росписи, ни золотых или серебряных вставок. Тем более странно, что Аристотель отзывался об этой вещи с таким неподдельным изумлением.

Невозможно идентифицировать предмет.

Вот это уже любопытно — я впервые сталкивался с тем, что систма не может провести идентификацию и не обладает запрашиваемыми данными. Возможно, ответ крылся внутри сундука. Однако, когда я попытался его открыть то обнаружил что сундук заперт.

— Где ключ? — спросил я.

— Ключ забрала Роксана, — заявил Аристотель.

Я поднялся с кровати чтобы подойти к двери и попросить своих телохранителей вызвать в покои Роксану (которую, между прочим, так и не видел), но Аристотель перегородил мне путь.

— Что ты задумал?! — взвизгнул старик.

— Я хочу получить ключ!

— Не вздумай! Прошу тебя! — старик сложил руки лодочкой у груди.

— Это почему же? — удивился я.

— Ты не представляешь, что будет если о сундуке узнают те, кому об этом не стоит знать, — дрожащим голосом сообщил Аристотель. — Настанет время и Роксана принесет тебе ключ. Сама.

— Мне достаточно того, что о нем ничего не знаю я! Поэтому как-то пофиг. Пусть несет сейчас.

Я двинулся к дверям, оставив Аристотеля за своей спиной, что стало непростительной ошибкой. Грек бросился к лежащему на подносе на тумбочке разделочному ножу, схватил его и с невероятной для своего возраста прытью, догнал меня. Нож в руках Аристотеля коснулся моей шеи. Ничего не оставалось, как поднять руки и остановиться. Старик, тяжело дыша заговорил.

— Попытаешься позвать на помощь, убью, чего я крайне не хочу делать. Выслушай, прошу, не заставляй идти на крайние меры.

— Убери нож… — прошипел я, малость прифигев от старческой наглости.

— Тогда поклянись, что станешь слушать! Ты должен быть готов прежде, чем откроешь сундук!

— Убери нож, яж тебе дураку яйца оторву…

— Ты должен понять, что рискуешь обречь нашу страну на погибель, — перебил Аристотель. — Сначала индийский поход, теперь флот, Аравия, все это сделано не так просто! Великий Александр преследовал одну единственную цель… — он запнулся. — Прошу, я поверил тебе, поверь и ты мне хоть раз. Я ведь мог еще днем сказать полководцам, что ты не тот, за кого себя выдаешь! Им только нужен повод, чтобы избавиться от тебя! Сейчас ты был бы мертв, но я не сделал этого. Почему? Все потому, что услышал твои слова тогда, о том оружии, о том, что искомое Александром чистая правда. Ты сумел закрепить мою веру, сделать ее непоколебимой и окончательной, так и поверь ты мне сейчас…