— Лисия, почему ты лично наказываешь служанку? Подобное поведение не пристало юной лаэрите! — укоризненно произнёс несколько растерянный хозяин замка.

— Она хотела украсть кольцо! То, что принадлежало моей дорогой мамочке! Как я могла не наказать её за это лично, папа! За подобный проступок эту горничную нужно с позором выгнать из замка без уплаты вознаграждения! — с каждым новым словом девочка, будто, приходила в себя от неожиданного визита отца, становилась всё смелее и наглее.

— Это неправда! — громко произнёс звонкий голосок новой фаворитки за спиной лаэрда. — Астя просто подняла кольцо с пола. Она сделала это при свидетелях и сразу положила злосчастное украшение на столик с зеркалом. Служанка избита без причины! Мой лаэрд, Вы должны выплатить компенсацию пострадавшей и наказать свою дочь!

Все присутствующие в комнате увидели, как лицо хозяина замка в одно мгновение потемнело от гнева. Сам Меченый, буквально, почувствовал, как от слов служанки в его груди вспыхнула ярость и чёрной пеленой накрыла разум. Какая-то желторотая поломойка смеет указывать ему, лаэрду, что он должен делать?! Советы даёт! Требует наказать любимую дочь!

Ристар окинул Елизу тяжёлым долгим взглядом, решая, как ему лучше поступить с ней: выпороть лично и немедленно или поручить провести экзекуцию главному конюху.

В спальне повисла тяжёлая и душная тишина. Астя была в ужасе от предложения лаэриты лишить её десятилетнего вознаграждения и в напряжении ждала, что на это ответит лаэрд. Лисия пребывала в шоке от того, как любовница отца позволяет себе говорить с ним. А Елиза с нетерпением ожидала торжества справедливости, даже не догадываясь о том, какая угроза нависла над её головой.

А хозяин замка всё смотрел и смотрел на свою новую фаворитку.

Вдруг взгляд лаэрда остановился на огромной фиолетовой шишке, изуродовавшей чистый лоб девушки. Эта шишка причудливым хитросплетением мыслей напомнила мужчине, что не так давно Елиза невинно пострадала, чуть не погибла по ложному навету. Именно поэтому сегодня он спешил к ней. Чтобы защитить. Это напоминание чудесным образом обуздало его гнев на фаворитку, явно зарвавшуюся по молодости и неопытности. Да, девочка сунула свой нос туда, куда не следовало, но Меченый решил, что в этот раз простит её. Постепенно он научит её правильному поведению. А сегодня бедняжке и так досталось… Воспоминания о том, что ещё произошло с девушкой сегодня, после обеда, в спальне его старшей дочери, развеяло весь гнев Ристара на свою юную любовницу окончательно и бесповоротно.

— Продолжайте уборку, девушки. — сухо приказал лаэрд. — Лисия, ну-ка пойдём в мой кабинет, там побеседуем.

Теперь Ристар досадовал на самого себя. Ему с самого начала не следовало отчитывать дочь в присутствии прислуги. Лаэрд вышел из комнаты дочери первым и не видел, каким изучающим и недоброжелательным взглядом Лисия окинула его новую любовницу.

Уже в кабинете, сидя за своим письменным столом, хозяин замка ещё раз выслушал подробные оправдания стоящей перед ним навытяжку дочери по поводу порки горничной и, на будущее, запретил ей наказывать слуг лично.

— Лисия, ты можешь пожаловаться на нерадивую или нечестную служанку старшей экономке, главному управляющему или мне. Мы без твоего участия определимся и назначим ей наказание соответственно проступку. Это понятно? — поучал дочь лаэрд и, заметив её согласный кивок, продолжал — Хорошо. Для исполнения наказания привлекаются работники конюшни или старшие соответствующих служб, негоже лаэрду, лаэре или лаэритам пачкать руки подобным занятием. Это недостойно нас, ты поняла меня, дочь?

— Да, папочка! Впредь, я буду жаловаться и не стану наказывать сама! Я всё поняла. — Лисия была сама покорность. Её впервые в жизни вызвали в кабинет к отцу.

— Касаемо сегодняшнего случая полагаю, горничная понесла слишком суровое наказание за поднятое с пола кольцо. Ты ошиблась, считая, что она собиралась украсть его на глазах у всех. Сделай ей какой-нибудь подарок, чтобы сгладить неприятное впечатление.

— Да, папа. — склонила голову Лисия. — Я ошиблась папа. Подарю ей платок.

— Хорошо. — Ристар вздохнул и откинулся на спинку кресла.

Девочка уже подумала было, что воспитательная беседа окончена, встала вольнее, согнув одно колено, но тут лаэрд сказал:

— А теперь перейдём к главному, дочь. Как ты объяснишь мне то, что ты бросила тяжёлым латунным колокольчиком для вызова слуг в голову моей фаворитке?

Лисия даже растерялась от того, что отец назвал это маленькое происшествие «главным». Она даже не помнила, почему швырнула тот несчастный колокольчик. Просто так.

— Ну… она… Эта горничная была нерасторопна, медлительна… — начала юлить Лисия. — Папа, я не знала, что она твоя новая фаворитка!

— Вот как? Действительно, нерасторопна? В самом деле, медлительна? — лаэрд спросил это таким тоном, что душа у девочки ушла в пятки. Лисия вдруг поняла, что сейчас лучше не лгать отцу.

— Она… она… Я не помню… Папа, на самом деле, я нечаянно в неё попала! Просто швырнула колокольчик в раздражении. Мне ужасно надоели эти горничные, что так долго убирались в моей комнате. Они обе ползали везде с тряпками своими, как мухи сонные по весне. Твоя фаворитка как-то сама лоб свой подставила! — начала сбивчиво оправдываться Лисия.

Её голос внезапно стал писклявым от страха, ибо отец смотрел на неё недовольно. Девочка совершенно не привыкла к подобным взглядам отца в свою сторону.

— Сейчас пойдёшь и дашь ей какое-нибудь своё украшение в качестве возмещения за травму.

— Да, папа. — снова закивала Лисия. — Я могу идти?

— Можешь. — отпустил дочь лаэрд.

Она резво поспешила к выходу. Голос отца настиг её, когда девочка уже взялась за дверную ручку.

— Лисия! Я надеюсь, новая фаворитка больше не будет иметь поводов пожаловаться мне на тебя.

— Да, папа, — в который раз пискнула Лисия и, наконец, с облегчением покинула кабинет.

Самая младшая лаэрита со свитой, состоящей из двух служанок, подошла к нам с Астей, когда мы уже домывали последний на сегодня участок коридора.

От души жалея высеченную напарницу, я заканчивала уборку, в основном, сама, хоть устала страшно и лоб болел. Старшая горничная просто рядом топталась, опираясь на швабру, и ныла.

Бедная Астя, то плакалась мне о том, что годы её старательной службы сегодня, похоже, попали коту под хвост, то слёзно страдала от предположений, что Тоний, её жених, отличный плотник, красавец и состоятельный мастер, теперь скорее всего бросит невесту, ставшую бесприданницей, то протяжно стонала от боли в иссеченной спине.

Слушать это было невыносимо!

Я поначалу ещё пыталась успокоить Астю. Говорила девушке какие-то правильные слова, мол, «ты ни в чём не виновата», «всё образуется», но потом примолкла. Во-первых, напарница меня не слышала. А во-вторых… а вдруг, в самом деле бедную старшую горничную ни за что, ни про что лишат выходного пособия за десять лет? Что-что, а опыт несправедливых наказаний за пару месяцев службы я тут уже приобрела предостаточный. И этого парня, жениха её, я почти не знаю. А если, и правда, бросит?

И такая злость на лаэрда брала, что я работала шваброй, как машина. Ещё немного и, кажется, что половой тряпкой дыру в каменных плитах протёрла бы.

Юную стерву Лисию моя напарница заметила первой. Я не сразу сообразила, почему старшая горничная, вдруг, не обращая внимания на свою больную спину, в панике начала интенсивно елозить тряпкой по уже вымытому и протёртому мною полу.

Получив платок, в качестве компенсации за несправедливую порку, Астя от переизбытка чувств громко расплакалась и принялась горячо благодарить наидобрейшую и наисправедливейшую младшую лаэриту, даже руки ей поцеловала!

Я, вроде бы, понимала чувства напарницы: и вознаграждение за десять лет службы не отнимут, и жених не бросит… Однако, смотреть на происходящее было неприятно.

Отвернулась.