Необходимо, однако, внести кое-какие поправки. Была одна проблема, которая его беспокоила. И это был первый из еще одной серии запросов на фирменных бланках журнала «Странд мэгэзин»; его раздраженные вопли разносились по всему дому.
«Они опять донимают меня, требуя новых рассказов о Шерлоке Холмсе, — писал он Мадам в феврале 1892 года. — Под их нажимом я предложил написать дюжину за тысячу фунтов, но искренне надеюсь, что теперь они таких условий не примут».
Но они приняли, причем тут же. И писатель задумался.
Какой бы скромной ни могла показаться эта сумма за серию рассказов, которая должна была включить в себя «Серебряного» и «Морской договор», в 1892 году это были очень большие деньги. До какой-то степени это его ошеломляло; он не привык считать себя знаменитостью, потому что не чувствовал, что в чем-то изменился.
Тщательно все взвесив, пришел к выводу, что сможет собрать достаточно материалов для новой серии рассказов. Тем не менее он предупредил «Странд», что они не смогут получить эти рассказы сразу же. Издательству «Эрроусмит» он пообещал роман о временах Наполеона, копия которого должна быть доставлена уже к августу, и, кроме того, он собирался провести с женой отпуск в Норвегии. Хотя для одного-двух рассказов можно будет выкроить время, с большинством из них в этом году придется подождать.
Находясь однажды ветреным утром в своем кабинете, он рылся в старых бумагах (которые редко уничтожал) и наткнулся на три тетради в твердом картонном переплете.
Надо сказать, что пьеса «Ватерлоо» была не первым его произведением для театральной сцены. Сейчас он держал в руках пьесу в трех действиях под названием «Ангелы тьмы». Первые два акта он написал в Саутси в 1889 году, а третий в 1890-м, когда Шерлок Холмс, казалось, никого не интересовал. «Ангелы тьмы» представляют собой главным образом воспроизведение сцен в американском штате Юта, описанных в «Этюде в багровых тонах»; все действие происходит в Соединенных Штатах. Холмс там даже не присутствует. Но доктор Ватсон — очень часто.
Пьеса «Ангелы тьмы» полна погрешностей для любого рода комментатора. Биограф, по крайней мере в теории, должен быть столь же безжалостен, как Грэдграйнд; не снисходить до всех этих милых рассуждений о Холмсе и Ватсоне, которые вызывают полемику по обеим сторонам Атлантики. Но ужасно подстрекает дьявол искушения. Любой, кто пролистает страницы «Ангелов тьмы», будет потрясен, узнав, что Ватсон скрывал от нас многие важные эпизоды своей жизни.
На самом деле Ватсон занимался когда-то медицинской практикой в Сан-Франциско. И его скрытность понять можно. Те, кто подозревает Ватсона в черном вероломстве в его отношениях с женщинами, увидят, что их подозрения оправданны. У него или была жена до того, как он женился на Мэри Морстан, или же он безжалостно обманывал бедную девушку, которую держит в объятиях, когда опускается занавес над «Ангелами тьмы».
Имя девушки? Назвать для нас затруднительно. Назвать ее имя, которое хорошо известно, было бы предательством по отношению к автору и его герою. В лучшем случае это означало бы обвинить Ватсона в делах, не относящихся к матримониальным; в худшем — это расстроило бы все повествование и создало проблему, которую невозможно было бы разгадать даже с использованием самых изощренных дедуктивных методов Бейкер-стрит.
Перелистывая «Ангелов тьмы» в своем кабинете в Норвуде в 1892 году, Конан Дойл понимал, что об этой пьесе надо забыть навсегда. В ней были неплохие места, в особенности комические сцены, которые отсутствовали в «Этюде в багровых тонах», но пьеса о Ватсоне без Шерлока Холмса привела бы публику в ужас; так она до сих пор и не опубликована.
В марте вместе с Барри и «атлетическим, спортивным рыжеволосым юношей» Артуром Куллер-Коучем он поехал в Бокс-Хилл навестить Джорджа Мередита. Старый Маэстро, огорченный какой-то нервной жалобой, из-за чего его походка стала неровной, покачиваясь, прошел по тропинке и приветствовал их у калитки песней в подлинном духе прозы Мередита. Вежливый, легко возбудимый человек небольшого роста, с клинышком седой бороды говорил главным образом о войне; он выпалил несколько анекдотов из воспоминаний генерала Марбо, которые тогда были только что переведены на английский. Конан Дойл, хотя и слушал с жадностью все, что говорилось на одну из его самых любимых тем, тем не менее не был уверен, нравится ему Мередит или нет.
Но теперь, после короткого отъезда в отпуск из Норвуда, он отправился в Шотландию, сделал остановку в Эдинбурге, побывал у Барри в Кирримуире и провел неделю за рыбной ловлей в Элфорде, графство Абердиншир. После посещения Эдинбурга он писал:
«Я съездил пообедать с одноногим, устрашающего вида Хенли, прототипом Джона Силвера в «Острове сокровищ». Он редактирует газету «Нэшнл обсервер», является самым суровым критиком и, на мой взгляд, одним из первых среди наших живущих поэтов. Потом я приехал в Кирримуир и увидел, что хозяйство у Барри даже более экстраординарно, чем у Хенли; но мне, действительно, было очень весело».
В маленьком городке Кирримуире местные жители ни за что в жизни не могли понять, откуда у Барри такая репутация в Лондоне и как он постоянно делает деньги на книгах. Это не только озадачивало, но и сводило с ума.
«Некоторые здешние люди, — замечал Конан Дойл, — полагают, что своей славой Барри обязан прекрасному почерку. Другие считают, что он сам печатает книги и торгует ими вразнос по всему Лондону. Когда он выходит на прогулку, они крадутся за ним и из-за деревьев подсматривают, как это ему удается делать».
Забавная картина: очень маленький шотландец и очень большой ирландец торжественно шествуют с трубками в зубах, совершая прогулку длиной в пятнадцать миль, а из-за деревьев выглядывают обрамленные бакенбардами лица в шотландских шляпах[3].
В апреле он вернулся в Лондон, будучи весь поглощенным мыслями о романе для «Эрроусмит», который он намеревался назвать «Великая тень». Великой тенью был Бонапарт; мы слышим первые барабанные звуки романа из наполеоновского цикла. Поездка Конан Дойла на шотландские берега дала ему необходимые материалы для начальных глав, а кульминация книги — описание битвы при Ватерлоо. Но эта битва, как и в одноактной пьесе, представляла для него нечто большее, нежели эпизод из школьного учебника. Она была частью истории его собственной семьи, живой до каждого оттенка униформы и кивера. Он не раз упоминает своих предков, участвовавших в том сражении.
«Пятеро из нас там воевали, и трое не вернулись», — писал он.
В результате в «Великой тени» появилось описание батальной сцены, которое звенит в ушах и щекочет ноздри пороховым дымом точно так же, как это было с Джеком Колдером и Джимом Хорскрофтом из 71-го шотландского полка. Ощущаешь дрожь пехотинца, когда заряжающие ружья французские кирасиры внезапно появляются из клубов дыма, — нереальную, сказочную атмосферу, знакомую тем, кому приводилось видеть огненный вал. А в начале книги, на фоне волн, читатель увидит одного из самых впечатляющих персонажей — человека моря, человека с усами кота, человека, который называет себя Де Лапп и ведет кошачью игру с жителями деревни, в то время как его император играет своей кошачьей лапой со всей Европой.
К середине лета, когда он закончил «Великую тень», он мог отдохнуть и поразмыслить в соломенной шляпе и вельветовой куртке в саду у новой теннисной лужайки.
«Белый отряд» от издания к изданию продавался очень хорошо, укрепляя его веру в то, что у публики неплохой вкус. То же самое можно сказать и о «Мике». А потом (он чуть не написал «к сожалению») так же случилось с книгой «Приключения Шерлока Холмса», которую издал господин Ньюнес. Она вместе с безжалостными математическими подсчетами напомнила ему, что надо вновь энергично приниматься за дело, чтобы новая серия рассказов, которую от него требовали, начала публиковаться в декабре. Пока он закончил лишь три — «Серебряного», «Картонную коробку» и «Желтое лицо»[4].
