В разведывательном отделе военного министерства в его распоряжение предоставили все документы, которыми он мог пользоваться без какой-либо цензуры. Министерство иностранных дел пообещало предоставить денежные средства. 20 ноября он сообщил о своих планах в письме своему другу Реджинальду Смиту из компании «Смит, Элдер энд К0». Реджинальд Смит тут же предложил бесплатно напечатать книгу и вступил в партнерство, из которого никто из них не извлек — да и не собирался извлечь — ни пенса прибыли.

А потом, когда работа была в самом разгаре, пришло великодушное письмо от У.Т. Стеда.

Это говорится не для сарказма. Да и письмо У.Т. Стеда не было саркастическим: его щебечущий тон, который звучал в ушах так странно, был вполне искренним.

«Дорогой мой доктор Конан Дойл, — писал этот обличитель насильников, — я с радостью прочитал в сегодняшней «Мейл» объявление о том, что вы собираетесь дать подробное опровержение всех тех обвинений, которые выдвигаются против британских военных в Южной Африке. Давно настало время, чтобы кто-нибудь поставил перед собой такую задачу. То постоянство, с которым наши собственные солдаты в своих письмах домой приводят подтверждения таких обвинений, делает задачу их защитника исключительно трудной.

Полагаю, что у вас есть все наши публикации, включая «Зарисовки с войны». Если это не так, то буду рад прислать копии. Тем временем направляю вам мой Ежегодник. Он касается предмета, по которому, как я надеюсь, мы придем к большему согласию, чем по вопросу о войне в Южной Африке».

Можно было бы напомнить, что почти за двенадцать лет до этого Конан Дойл написал для Стеда статью о методе лечения туберкулеза доктора Коха. Встретившись с редактором «Ревью оф ревьюз», он мог оправдать его тем, что у того было обострено чувство юмора.

«Не думаю, что кто-то видел больше писем солдат, чем я, — отвечал он, — поскольку я — единственный, кто систематически их рекламировал. Считаю подобные утверждения ложью и не завидую той видной роли, которую вы играете в ее распространении».

Уже по прошествии длительного времени, спокойно вспоминая об этом инциденте, он прнял, что крайне редко в своей жизни он осознавал такую настоятельную необходимость действовать, которая вытеснила из его головы все другие интересы. Но у него не было настроения вдаваться в философию. К Германии он испытывал отвращение. У.Т. Стеда мог бы убить. «Издатели печатают семь явно клеветнических утверждений, — писал он, когда закончил первый черновик книги. — Поэтому я должен взять карандаш и перечеркнуть их». И сама ярость делала его спокойным, когда он представил окончательный вариант книги.

«В истории никогда не было такой войны, — писал он, — в которой права была бы только одна сторона и в которой никакие инциденты кампании не были бы открыты для критики; я не утверждаю, что здесь было не так. Но я не могу представить себе непредубежденного человека, который рассматривал бы факты, не признавая того, что британское правительство сделало все для предотвращения войны и для того, чтобы британская армия вела ее гуманно».

Итак, он собрался изменить мировое общественное мнение.

«Придерживайся фактов и не лги! Тебе больше подходит написание дешевых и низкопробных романов».

«Ради Бога, не пристегивайте гольф к своей защите убийства 12 000 младенцев в лагерях. Правда дороже и денег, и гольфа».

«Вы напоминаете мне джентльмена, о котором Шеридан сказал, что он вытаскивает свои факты из воображения, а мысленные образы — из памяти».

Таковы были три открытки, лежавшие на письменном столе в груде писем, которые он изо дня в день получал после публикации в середине января 1902 года книги «Война в Южной Африке: ее причины и ведение». Но такие обычно анонимные замечания составляли лишь около одной сотой процента в потоке писем, содержание которых сводилось к следующему: «Слава Богу, что кто-то замолвил за нас слово». За шесть недель «Война в Южной Африке: ее причины и ведение» разошлась тиражом в триста тысяч экземпляров по цене шесть пенсов. Еще пятьдесят тысяч были отправлены в Соединенные Штаты и Канаду. Но важнее всего был вопрос о переводе книги на иностранные языки. И те, кто писал благодарные письма, присылали пожертвования на перевод — от чека на сумму 500 фунтов от «лояльного британца» до почтовых переводов на полкроны или на шиллинг.

Что касается «лояльного британца», то обнаруживается письмо от управляющего находившегося на Оксфорд-стрит отделения банка «Кэпитл энд каунтиз». (Да, «Кэпитл энд каунтиз бэнк» действительно существовал; он не был, как полагают многие, придуман для Шерлока Холмса; в этом банке был счет и у самого Конан Дойла.)

«Я хотел бы сообщить вам, — писал управляющий, — что сумма в 500 фунтов была вчера внесена банкнотами незнакомцем, не захотевшим называть своего имени, на счет «Фонда книги о войне».

Так и представляешь себе таинственную личность в маске, с пальцем на губах, в тумане выскальзывающую из экипажа и снимающую маску только перед управляющим банком. Такая сцена пригодилась бы Роберту Льюису Стивенсону в его «Новых сказках Шахерезады». На самом же деле таким образом министерство иностранных дел решило представить короля Эдуарда VII. Другие крупные пожертвования в длинных списках «Смит, Элдер энд К°» были сделаны только лордом Роузбери и А.Х. Харманом — по 50 фунтов от каждого; ну и, конечно, Конан Дойлом, который тоже внес 50 фунтов. Так или иначе, большие или маленькие, но средства поступали.

В книге «Война в Южной Африке: ее причины и ведение» не предпринималось попыток обелить собственную сторону. Этим объясняется ее колоссальное воздействие. Вряд ли книгу можно было назвать брошюрой, как называли все, включая автора: она состояла из шестидесяти тысяч слов. Когда какой-то факт мог быть интерпретирован неблагоприятно, автор приводил его. Хотя он соглашался с необходимостью создания пустынных зон, однако настаивал на том, что любая ферма, уничтоженная в этих целях, должна быть восстановлена и что противнику должна быть выплачена полная компенсация.

Но обвинения в жестокостях, грабежах, изнасилованиях были полной ложью. Здесь он спорил очень мало. Вместо споров он посвящал страницу за страницей свидетельствам очевидцев, среди которых были буры-горожане, бурские женщины, бурские полевые командиры, буры-судьи, буры-священники, американский военный атташе, французский военный атташе, австрийский генерал Хюбнер и глава Нидерландской реформатской церкви.

«Кому же верить? — спрашивал он. — Нашему противнику на месте или журналисту в Лондоне?»

Каковы были факты об этих концентрационных лагерях? Британским властям, которые решили отлавливать женщин и детей, потому что ничего больше с ними сделать было нельзя, приходилось их кормить и заботиться о них. Где их удерживали в качестве заложников для пыток?

«Имею честь сообщить, — писал лорд Китченер в ответ на резкий протест Шока Бергера, — что все женщины и дети, находящиеся в настоящее время в наших лагерях, которые выражают желание уехать, будут отправлены на попечение вашей чести, и я был бы счастлив получить информацию о том, где бы вы хотели, чтобы они были вам переданы».

Это предложение осталось без ответа. Бурские отряды не имели желания принимать этих женщин и детей; они были рады избавиться от ответственности. «Голодный» паек в лагерях (цифры буров, а не британцев) состоял из ежедневного отпуска на каждого человека полфунта мяса, трех четвертей фунта муки, полфунта картофеля, двух унций сахара, двух унций кофе; каждому ребенку в возрасте до шести лет полагалась четверть бутылки молока.

Автор опять воспользовался показаниями свидетелей. Никто не мог отрицать ужасающего распространения болезней, высокого уровня детской смертности. Но этими болезнями были не тиф или дифтерия из-за плохих санитарных условий — это были корь, ветряная оспа, коклюш. Матери с криками ухватывались за детей и не отпускали их от себя, когда пытались отделить их для лечения врачи или сестры; в тентах распространялась эпидемия.