Задернув шторы, Зотов вернулся за стол и снова взял в руки листы отчета, и так, взбадривая себя чтением этой научной фантастики, кофе и коньяком, он допоздна боролся с одолевавшим его искушением – устранить все связанные с соседом проблемы одним снайперским выстрелом, и не найдя более богоугодного решения, завалился спать в комнате отдыха.

Проспав до семи утра и поднявшись с дивана, он с сожалением вынужден был признать, что прежнее искушение никуда не исчезло, а новых идей в голове не прибавилось, и, желая проветрить мозги, он быстро умылся, оделся и вышел на улицу, предупредив об этом внутреннюю охрану.

Утопая по щиколотку в снежной каше и мысленно матеря лоботрясов дворников, Зотов в промокших насквозь ботинках вышел на Невский проспект и завернул в первый же подвернувшийся ему ресторан, где заказал себе завтрак, пару резиновой обуви и шерстяные носки. И дремавший до этого у входа в безлюдый зал пожилой охранник рванул за объявленное им вознаграждение в близлежащий бутик, вскоре вернувшись с парой носок из верблюжьей шерсти и резиновыми полусапожками фирмы «Найк».

Переобувшись в них, Зотов с блаженной улыбкой сел за накрытый для него стол и с аппетитом съел овощной салат с авокадо и глазунью из трех яиц с беконом, а после чашки черного кофе окончательно разомлел. Возникло желание плюнуть на все эти вирусы, укрыться в своем загородном доме и там отсидеться, а одновременно квартиру себе новую подыскать, но очень быстро он устыдился собственной слабости, походившей на бегство, и, разозлившись на самого себя и напугав официантку, воскликнул вслух:

– Сам пускай убирается! А если откажется, тогда я его…

И вновь в голове у него замелькали картинки родом из «девяностых», преследовавшие его до сих пор, но вместе с тем появилась и свежая обрадовавшая его идея: «А что если этого козла в тюрьму засадить. Пусть там зеков перевоспитывает!»

Осуществить это с учетом вороватости коммуналки и обширных его в правоохранительных органах связей было делом несложным и, можно даже сказать, богоугодным, и, заказав себе еще кофе, он предался сладостным грезам о пребывании Ланцова на «зоне», но спустя какое-то время ему это наскучило, и он подумал вдруг с сожалением: «Долго он там со своим вирусом не протянет, и талант его пропадет впустую. Его бы в бизнесе как-то задействовать».

Загоревшись этой идеей, он стал размышлять над возможными способами использования болезни соседа в своей предпринимательской деятельности, и они показались ему настолько перспективными и малозатратными, что с «посадкой» его он решил подождать, однако слежку за ним до появления необходимых бизнес-условий продолжить, перенацелив с этого дня сыщиков на сбор необходимого ему компромата, хотя это и не решало его проблему с жильем.

А в это время ни сном, ни духом не ведавший о нависшей над ним угрозе Ланцов переминался с ноги на ногу и нервно курил у дверей «Всероссийского института физиологии и биохимии» в ожидании сына. Тот уже прилично опаздывал, и только после третьей выкуренной им сигареты к остановке подъехал битком набитый автобус, и выбравшийся из него помятый в дороге Вадик трусцой, проваливаясь в мокром снегу, устремился к отцу.

Оформив на проходной одноразовый пропуск, Ланцов вместе с сыном поднялся в лифте на пятый этаж, где Вадик открыл ключом расположенную на лестничной площадке дверь без таблички и завел его в тесное помещение, забитое книгами, пачками связанных веревками журналов, а также множеством склянок с разноцветными жидкостями и затерявшимся среди них небольшим микроскопом, вызывавшим у Василия Васильевича прежде столько насмешек и негативных эмоций.

– Вот это и есть мой храм науки, – с иронией, обводя рукой кабинет, сказал Вадик отцу. – Per aspera ad astra, что значит: «Сквозь, тернии к звездам».

– Да-а, отсюда высоко не взлетишь, – осматривая лабораторию сына, разочарованно произнес тот, после чего поинтересовался: – А где же твои лягушки?

Его познания в биологии едва дотягивали до уровня средней школы, и Вадик принялся его просвещать, что он по специальности своей биохимик и, стало быть, никаких лягушек не режет, а изучает входящие в состав живых организмов химические соединения, что позволяет научно объяснять различные биологические явления, в том числе и наследственность, и Ланцов живо отреагировал на эти слова:

– Вот и объясни мне тогда, в кого ты такой бессребреник уродился.

– Ну, до этого я еще не дошел, – усмехнулся Вадик.

Сдав ему образцы крови из пальца, слюну и мазки из носа, Василий Васильевич, слушая разъяснения сына, с интересом понаблюдал за их молекулярным составом через окуляр микроскопа, после чего переполненный новыми знаниями покинул лабораторию и отправился на работу.

Подходя к безлюдной на тот момент автобусной остановке, он заметил, как из припаркованной чуть в стороне красной «девятки» выбрался средних лет невысокий плотный мужчина в пуховике без головного убора и направился прямо к нему, а подойдя, назвал его по имени-отчеству и поздоровался, и Ланцов сразу признал в нем одного из недавних посетителей ЖЭКа и даже вспомнил его фамилию – Кулик.

На вопрос, что он здесь делает, Кулик кашлянул в кулак, насторожив этим Василия Васильевича, а после признался: « За вами слежу» и сразу же объяснил, что приходил к нему с жалобой лишь для того, чтобы установить в его кабинете подслушивающий «жучок». Второй же позже ему подвесила на пиджак одна из медсестер в клинике, получившая за это денежное вознаграждение и уволившаяся оттуда на следующий день.

Услышав это, Ланцов побледнел и расстегнул торопливо пальто, но под ним находился лишь связанный женой свитер, и Кулик поспешил его успокоить, что в данный момент их никто не прослушивает и бояться ему сейчас нечего. Все это походило на какой-то киношный «крутой» детектив, и Василий Васильевич, вскипая от возмущения, потребовал от него немедленных объяснений – кто, зачем и по какому праву за ним шпионит.

Вместо ответа Кулик предложил подвезти его до работы и по дороге все рассказать, но усомнившись в чистоте его помыслов, Ланцов потребовал от него объясниться на месте, однако сыщик его успокоил:

– Меня вам опасаться не нужно, я уже заражен вами и только рад этому, – с улыбкой сказал он. – Не по мне эта работенка, хотя и платят прилично, я всю свою жизнь другим занимался. Давно уйти от них собирался, но все не решался, а вирус ваш этому поспособствовал, я и заявление уже написал.

По дороге бывший старший оперуполномоченный уголовного розыска рассказал ему о своей работе на детективное агентство «Глухарь», выполнявшее в настоящее время заказ бизнесмена Зотова, и, услышав фамилию своего могущественного соседа, Василий Васильевич почувствовал, как у него засосало под ложечкой.

– Он уже все о вас знает, – предупредил его отставной майор. – Цели его мне неизвестны, но за дочь свою он на вас очень зол, поэтому будьте осторожны и бдительны.

Добравшись до здания ЖЭКа, они остановились поодаль от входа, покинули транспорт и направились в кабинет Ланцова, где, пошарив рукой под столешницей, Кулик явил на свет миниатюрный «жучок».

«Что мне с ним делать?» – храня молчание, написал на листке от календаря Ланцов, и Кулик, взяв у него из рук карандаш, черканул в ответ: «Делайте, что хотите».

Прощаясь на улице, Василий Васильевич крепко пожал ему руку и пожелал не сбиваться с избранного пути, подбодрив его: «Силы иссякнут, готов помочь», и тот, усмехнувшись, заверил, что сил у него после их первой встречи в избытке, еще раз предостерег Василия Васильевича и оставил ему на всякий случай номер своего телефона.

Вернувшись к себе, Ланцов внимательно изучил «жучок», после чего обмотал его скотчем и положил в сейф. Полученная им от Зотова «черная метка» требовала более глубокого осмысления и принятия быстрых и действенных контрмер, и он, позвонив Разумовскому, вызвал того на встречу.

Около восьми вечера он уже одевался, собираясь в пивбар на рандеву с профессором, когда дверь его кабинета без стука открылась, и в кабинет вошел припозднившийся посетитель, с порога продемонстрировавший ему «корочки» с двуглавым орлом и представившийся майором Бариновым.