Под присмотром Володи они пристегнули лыжи к ботинкам и принялись, следуя его указаниям, осваивать технику горнолыжного спуска и правила безопасности, что заняло в общей сложности минут сорок, и более продвинутая в этих вопросах Лариса, быстро усвоив уроки инструктора, стала рваться на старт, стремясь полученные ею знания реализовать на практике.

Ланцов же, напротив, с этим не торопился, тянул как мог время и тщательно шлифовал технику правильного падения, и Лариса, не выдержав этого зрелища, решительно заявила, что не намерена больше стоять и мерзнуть, а желает сейчас же спуститься вниз, и Володя, пойдя навстречу пожеланиям дамы, предложил ей первоначально испробовать свои силы на небольшом отрезке дистанции.

Следуя его команде, они, оттолкнувшись лыжными палками и перекладывая из стороны в сторону корпус, плавно зигзагами заскользили по снегу, а через сотню метров инструктор изящно и резко остановился, подстраховав затормозившую следом за ним Ларису.

– Для начала неплохо, – похвалил он ее. – А с мужем вашим как быть?

– Он мужик крепкий, и не такое видел, – успокоила его Лариса.

– Уверены?

– Не на пятой же точке ему спускаться.

Лариса повернулась к застывшему наверху «супругу» и крикнула ему:

– Василич, ты как?!

– Пока ничего! – отозвался Ланцов.

– Ехать надо! Новый год скоро!

– Я сейчас поднимусь! – крикнул ему Володя и стал взбираться наверх, Лариса же, пользуясь паузой, засняла застывшего на склоне горы, словно античная статуя, шефа на свой телефон.

Наблюдая за восхождением к нему инструктора, Ланцов вдруг вспомнил историю более чем двадцатилетней давности, когда будучи еще мастером участка, он вылез на обледеневшую крышу многоэтажки и застал там своих подчиненных сидящими возле теплой трубы с краюхой хлеба и «чекушкой» водки в руках. Их наглость застила ему в тот момент глаза, и он рванул к ним с намерением начистить рожи, но заскользил по не сколотому еще льду и стремительно покатился вниз, и только поставленная за месяц до этого новенькая ограда спасла его от неминуемой в тот день гибели.

– Готовы? – отвлек его от неприятных воспоминаний Володя.

– Готов, – крепко сжимая палки, выдавил из себя сквозь зубы Ланцов.

– Главное, не волнуйтесь. Если что, на бок падайте.

По команде Володи они оттолкнулись одновременно палками, и инструктор уверенно скользнул вниз, Ланцов же первые метров двадцать ехал на полусогнутых ногах по прямой, а затем, попытавшись перенести центр тяжести на левую ногу, зацепился одной лыжей за другую и тут же досрочно сошел с дистанции.

– Ух, еп… – были последние его слова, после чего он кубарем покатился вниз, выделывая на ходу замысловатые пируэты.

Володя встал грудью на его пути, что привело только к еще более тяжким последствиям. Ланцов всей своей массой снес его, словно ржавое заграждение, и продолжил движение, получив в качестве внушительного довеска удар по шлему его массивным лыжным ботинком, после чего лишился сознания. Его подчиненное физическим законам свободное падение прекратилось лишь через несколько десятков метров, и, совершив последний кульбит, он распластался на снежном склоне с устремленным в бескрайнюю лазурную высь неподвижным взглядом.

Тут же подъехав к нему, Володя встал на колени перед безжизненным телом, снял с головы Василия Васильевича шлем, поднес к его посиневшим губам ладонь и, ощутив теплое дыхание, с облегчением объявил подбежавшей уже без лыж на ногах Ларисе:

– Жив, слава богу.

Та, не зная, что предпринять, с побелевшим лицом молча застыла рядом, тогда как Володя, приложив ко лбу неудачливого ученика пригоршню снега, достал из кармана куртки миниатюрную рацию, включил ее и заговорил по-немецки.

Вскоре над их головами послышался шум пропеллера, и в результате четко проведенной спасательной операции все трое быстро оказались на борту маленького юркого вертолета, прямиком доставившего их в местную клинику, где Василия Васильевича уже на тележке покатили в реанимацию, и на пороге ее он подал первые признаки жизни, когда, не открывая глаз, еле слышно сказал: «Хорошо, бля, ограду сменили», и все сопровождавшие его с облегчением выдохнули.

После уколов, компресса на лоб и капельницы пациент пришел в себя окончательно, а последовавшие за этим осмотры и рентгеновские исследования показали трещину седьмого ребра, легкое сотрясение мозга и сильный ушиб копчика. Диагноз, естественно, не смертельный, но требующий прежде всего покоя, покоя и еще раз покоя, и его, наотрез отказавшегося остаться в больнице, снабдили в качестве праздничного подарка резиновой «уткой», шприцами и обезболивающими лекарствами и доставили в стягивающем тело корсете около восьми часов вечера в номер отеля.

– Это я во всем виновата, дура! – не переставая, корила себя Лариса и просила прощения за свою авантюру, а лежавший в кровати на «утке» Ланцов ее успокаивал:

– Нет здесь твоей вины, Лара. Это я, идиот, за молодыми погнался, удаль свою хотел показать, вот и доездился.

В разгар их перекрестного самобичевания зазвонил мобильник Ланцова, и Лариса взяла его со стола и приложила к уху больного. Звонила Нина Петровна, встревоженная вместе со всем их семейством, уже проводившим за общим столом уходящий год, молчанием мужа, за целый день так и не позвонившего. На что Василий Васильевич, собрав волю в кулак, коротко объяснил ей, что с самого утра занят учебой и до сих пор еще слушает лекцию о сборе и переработке домашних отходов, поздравил всех с праздником и пообещал чаще звонить, после чего по его сигналу Лариса прервала связь.

– Плесни-ка мне виски для снятия боли и себе тоже налей, – попросил ее Василий Васильевич. – Да телевизор включи, чтоб не так тошно было.

Лариса защелкала пультом от телевизора и наткнулась на одном из каналов на Президента России, обращавшегося с поздравительным словом к народу.

Приободренная праздничным видом Кремля и пожеланиями главы государства, она быстро разлила по рюмкам виски и, прихватив два кусочка салями из домашних припасов Ланцова, села у его изголовья и под бой кремлевских курантов влила целительную микстуру в рот обездвиженного любовника, а следом выпила и сама, пожелав Василию Васильевичу побыстрее поправиться и встать на ноги.

Надо отметить, что стараниями персонала отеля, искренне сострадавшего герру Ланцофф, остаток вечера они провели в более уже приподнятом настроении. И хотя коллективный праздничный ужин их, увы, миновал, в номер им прикатили сервированный столик, украшенный сосновой веткой с шарами, горящей свечой и красочной поздравительной открыткой, и под песни и шутки звезд российского шоу-бизнеса они вполне себе сносно в сложившихся обстоятельствах встретили приход нового года.

Последующие два дня Ланцов, не вставая с постели, обживал подаренную ему «утку». Голова его более-менее пришла в норму, к боли в ребре он стал привыкать, и лишь ушибленный копчик не позволял ему полноценно двигаться. Лариса заботливо его обихаживала, кормила пищей из ресторана, делала сама обезболивающие уколы, а предоставленное ей свободное время проводила на горнолыжных склонах с Володей, оттачивая там свое мастерство. Причем инициатором такого ее времяпрепровождения являлся сам Василий Васильевич, и его благородство делало ему как мужчине честь. Сам же он коротал время за просмотром российского телевидения, чтением на родном языке Библии, случайно обнаруженной им в прикроватной тумбочке, мало что в ней понимая, и дегустацией алкоголя из мини-бара, притуплявшего по его словам физическую, а вместе с ней и душевную боль.

Такое комплексное лечение вскоре дало положительный результат, и на третий день он самостоятельно уже поднялся с кровати и, опираясь на подаренный ему владельцем отеля тирольский посох, добрался до санузла, где воспользовался техническими приспособлениями для людей с ограниченными возможностями и по достоинству оценил всю их значимость.

За сутки до окончания тура Ланцов, опираясь на посох, спустился на завтрак, а затем более часа любовался с крыльца отеля окружающими красотами, вдыхал целительный горный воздух, проветривая затуманенные за время болезни мозги, а под конец прогулки закашлялся, и обеспокоенная этим Лариса взяла его под руку и повела греться в номер, чтобы, не дай Бог, не разболеться перед обратной дорогой.