— А кто это у нас? — Раздался грубый женский голос, откуда-то со стороны. — Смотрите-ка, вся такая красивая, молоденькая, хорошенькая и к нам на ужин? Радость моя, ты чё, поди-ка от барончика понесла, а?

И хозяйка голоса заливно засмеялась, а через несколько секунд ее поддержали еще пара товарок.

— Вставай, белоручка, тут тебе мамы-папы нет, жалеть некому, это камера для смертничков.

Луна наконец подняла голову, держась за большую шишку на лбу и огляделась. У трех стен стояли лавки-лежанки, на которых сидели три ужасные женщины. Они были грязные, оборванные с растрепанными волосами и очень неприятными лицами.

— И что ты смотришь исподлобья? Встань, поприветствуй сестер по участи, да расскажи за что ты сюда попала, ночь длинная и очень скучная.

Боль в животе скрутила новым спазмом, выворачивая внутренности наружу, заставляя девушку опорожнить остатки содержимого желудка на пол. Одна из сокамерниц тут же подскочила и ударом ноги откинула девушку к двери.

— Ты, что сучка творишь? Теперь всю ночь твою блевотину нюхать? — Подойдя она вновь схватила Луну за страдальческие волосы. — Да я тебя порву на тряпки и заставлю ими все здесь вытереть.

— Стой, Крона. — Встала вторая и явно старшая среди них. — Есть идея получше.

Она начала стягивать с себя свое платье, ни капли, не стесняясь своей наготы.

— Не буду же я завтра умирать в этом тряпье, вон какой красивый наряд мне принесли. — И держа свои тряпки в руке она подошла к сжавшейся у двери девушки. — Снимай платье, да поаккуратнее не замарай и не порви, а то на казнь выйдешь еще и лысая. И учти ножниц у меня нет…

***

— … обвиняется в похищении четверых детей, с целью выкупа и дальнейшем их особо жестоком умерщвлении. В связи с полным доказательством вины приговаривается к смерти.

Одна из трех осужденных сплюнула с помоста, пытаясь достать до стражника, но промахнулась. Толпа взревела, улюлюкая и одобряюще свистя в сторону приговоренных. Убийство не в чем не повинных детей, в близлежащей от города деревеньке, никому не понравилось. Да и сами осужденные бродяжки, недавно вернувшиеся с рудников, тоже. Первой по эшафоту к огромному пню подвели Сизу, неудавшуюся главарку этой банды. От своих подельниц она отличалась прибранными волосами и простым, серо-светлым, чистым платьем. Хотя презрения на ее лице было в разы больше, чем у остальных.

— Последнее слово. — Обвинитель, стоявший с другого края эшафота, опустил папирус с приговором и глянул на аббата-настоятеля Храма, сидевшего с другими представителями власти городка за длинным столом, чуть в стороне. Тот чуть заметно кивнул.

— Горите в аду, сучье племя. — Рявкнула Сиза. — Лучшей жизни вам не видать.

И несмотря на то, что руки сковывали кандалы, она резко развернулась и ударила ногой палача между ног, а затем вновь развернувшись рванула к обвинителю, но арбалетный болт пущенный с обзорного балкона, прошил ее насквозь. Бандитка упала, схватившись за живот, на платье стало разрастаться багровое пятно, а ее горло сковал дикий спазм, не дающий сделать вздох.

Толпа замерла. Давненько приговоренные не показывали свой нрав, было многое и плакали, и молили о пощаде, и целовали сапоги палача, да чего только не делали, чтобы их простили, но вот так умереть, с тяжелой раной в боку, пытаясь просто укусить перед смертью хоть кого-то. Люди замерли в восхищении. Да, ради таких моментов они и собираются на этой площади первого числа каждого месяца. Чтобы увидеть неподдельные чувства обреченных, приговоренных к смерти, и услышать их последнее слово, увидеть последние моменты их жизни. Поймать на себе последний взгляд обреченного человека.

Палач, быстро отошедший от удара, подтащил зашкварку раненную Сизу к плахе с силой припечатал её грудью на пенек. Быстрый росчерк топора, и он бросил голову в большую корзину, а обезглавленное тело в повозку рядом с эшафотом.

День начинался интересно, первая же казнь завела публику. Барон Ван Хорс окинул презрительным взглядом толпу. Чернь. Любой из них может в следующем месяце оказаться на эшафоте, абсолютно любой, по сотне разных причин. Но сейчас они стоят и радостно хлопают глазами, смотря как умирают другие. Холуи. Но! Но без них, не над кем было бы властвовать, барон это хорошо понимал и поэтому делал для этой черни какие-то зрелища, иногда давал право выбора наказания, право голоса, чтобы они тоже считали себя значимыми.

Неожиданно толпа со стороны одной улицы расступилась, выпуская вперед фигуру в белом одеянии с накинутым на голову капюшоном. Сзади фигуры маячила еще одна, в коричневом сюртуке и большой книгой подмышкой.

— Белый Пастырь! — Прошел шепот по толпе. — Белый Пастырь и Инквизитор.

Настоятель Храма чуть заметно вздрогнул, увидев направляющихся к ним гостей и что-то зашептал себе под нос. Барон встал из-за стола сделав шаг навстречу. Не часто в их городишке бывают такие люди, ой не часто, особенно без предупреждения.

— Лорд Эдвард Ван Хорст? — Как ни странно, но при приближении Пастырь остановился и вперед вышел Инквизитор. — Мне нужно с вами переговорить.

Барон, приложив правую руку к сердцу, чуть поклонился.

— Конечно, но если позволите, то после суда. — Он указал взглядом на эшафот. — Сегодня всего двенадцать осужденных, одно уже казнили. Будет очень некрасиво если я покину судейскую коллегию.

— Без проблем, мы подождем.

Инквизитор встал позади стола, с интересом разглядывая место казни. А вот вся судейская коллегия разглядывала Белого Пастыря, коим оказалась девушка. Из-под капюшона на них смотрело довольно симпатичное личико, с холодными серыми глазами. Белый корсет, поверх рясы был притален и не скрывал двух холмиков грудей.

Внимательно осмотрев всех сидящих за столом, задержав взгляд лишь на аббате, наконец Искореняющая тоже встала позади.

Обвинитель дождавшись кивка севшего на свое места лорда, вновь поднял пергамент и зачитал обвинение.

— Крона, дочь Ватаса, из города Радужный. Обвиняется …

… Два стражника подхватили Луну за руки и вывели из темницы по длинному коридору на улицу. Девушка на несколько секунд ослепла от яркого солнца и щурясь под ноги, чтобы не споткнуться покорно пошла на эшафот. Взойдя на помост, она бросила быстрый взгляд на окружающую её толпу и поспешно опустила его вниз: лучше умереть чем испытывать такой стыд. В глазах людей читалось открытое презрение. Еще бы, грязные вонючие тряпки, надетые на неё, были покрыты подсохшей блевотиной. Растрепанные волосы и лицо покрытое ссадинами и синяками выглядели более чем ужасно. Луна не стала излечивать себя магией, потому что представляла возможные последствия. Лучше смерть. Тем более, что отца и Пеку тоже убьют, если уже не убили. Она быстро взглянула на повозку, в которой лежало три обезглавленных тела сокамерниц, их было невозможно не узнать, две одеты в рвань как и сама Луна, а одна в её новое, заляпанное кровью, платье.

— Луна, дочь Дебра, из деревни Крайняя, округа Радужный. Обвиняется в причинении тяжелых телесных повреждений служащим гвардейцем и стражникам оберегающим покой в нашем городе, а также в участии в кровавом убийстве верного вассала баронета Даниила Ван Хорса и приговаривается к смертной казни.

Стоявший сзади палач, взял девушку за локоть и подтолкнул вперед.

— Одно лишнее движение и я тебе руку сломаю. — Прошипел он ей в ухо.

Луна не поднимая глаз молча подошла к плахе.

— Последнее слово! — Прокричал обвинитель.

Девушка встала на колени, закрыла глаза, сложив ладони вместе и прижав их к груди стала чуть слышно шептать молитву.

— Боги всеведущие и всезнающие. Ведущие нашу жизнь по наставлению своему, но дающие нам право выбора в пути нашем. Примите мою душу в свои Чертоги, ибо заблудилась я в этом мире и не нахожу себе места. Не накладывайте грех на людей приведших меня к смерти, потому что делают это они ради порядка и победы над злом, ради общего блага. Во имя Отиса, и Сана, и Светоча и Доха…

— Благословите. — Раздался мелодичный голосок прямо над девушкой.