С тех пор Луна неоднократно пыталась вновь поговорить с богом-покровителем водной стихии, преодолев свой страх, ныряя и разговаривая с водой, но больше он ей не отвечал. Зато с тех пор, она уверовала в существование богов всей душой и кто-бы, чтобы ей не говорил, какие бы факты и аргументы ей не предоставляли, её веру сломить уже было нельзя.

— Проснулась красавица? — обернулся Грин, не выпуская вожжи из рук. — Спала бы еще, мы даже десяти лиг не проехали.

— Да не спиться дядя Грин. — Повела плечами девушка. — Трясет.

Возничий кивнул головой на спящего с другой стороны телеги Пеку.

— Вон этому оболдую по барабану где спать, хоть на пеньке вниз головой. Лишь бы дали глаз сомкнуть.

— Да пусть спит, я как он, бревна на себе не таскаю. Ему сил много надо для работы, вот и накапливает.

— Тоже верно дочка, тоже верно.

Луна замолчала, услышав вновь как Грин назвал ее дочкой. Это была его ахиллесова пята. Дочь Марта, единственная и неповторимая. Всю жизнь он прожил ради нее. Любимое чадо и светлый луч надежды своих родителей. О том как он ее любил, холил и лелеял, до сих пор рассказывают деревенские бабы. Ограждал от бед, проблем и несчастий. Истинный отец. Все свои накопления он с женой потратил, чтобы определить дочку, духовную семинарию в самой губернии (*регионообразующий город) чтобы она освоилась в большом городе, а через несколько лет устроил ученицей в ткацкое подворье самого графа Д`Арка там же в губернии. Даже когда она стала подмастерье и вроде начала зарабатывать самостоятельно, они высылали ей деньги на съем приличного жилья и хорошей жизни. Тайком Грин отправлял ей посылки с деревенскими заготовками, которые они делали для себя на зиму. Крутился и вертелся, берясь за любую работу, чтобы отослать с пяток десятков лишних серебреников своей ненаглядной в надежде, что там-то в большом городе, жизнь у нее сложиться, она выйдет замуж за приличного человека и нарожает ему внучат, которые будут приезжать к нему на лето и весело бегать по деревне.

Но время шло, Марта не то, чтобы рожать внучат и привозить их к родным, даже сама перестала появляться в деревне. Письма писала маленькие и короткие, мол все хорошо, ухажеры есть, все не могу выбрать, пригласили на бал в высший свет, так вот не в чем идти, приличное платье стоит с золотой, нищебродкой выглядеть не хочется, а вот на этом балу будут самые завидные женихи. Эх, видимо не судьба. И Грин бежал к соседям занимать золотой, а лучше два. Ведь надо для дела. И слал, слал и слал.

А спустя время Марта писать перестала, не на одно письмо не ответила, ни одной весточки не отправила. И Грин вместе со своей женой поехал в губернию, спасать свою кровиночку. Только спасать было нечего. Ее подруга с которой они делили жилье, с презрением глядя на деревенских, рассказала о жизни их дочери, только после того как они положили на стол отдающую желтизной монету. Марта бросила ткацкое дело через полгода после начала обучения, никакого подмастерья она не получала и вообще работать руками было не ее. Она задалась целью выйти замуж за какого-нибудь лорда. Так в ее жизни появился троюродный брат самого графа, который наобещав кучу золотых гор, использовал ее как эскорт девицу, катая ее на разные приемы и балы, по пути пользуя по назначению. Он же знакомил ее с новыми людьми которые тоже пользовали ее по назначению, далее ее стали пользовать друзья покровителя, друзья друзей, какие-то непонятные знакомые и так она скатилась до любого кто мог заплатить десять сребреников. Покровитель разумеется сразу пропал с горизонта, а вместо него нарисовался очень мутный тип, который находил клиентов и в случае чего мог разобраться с неплательщиками. Три раза он прерывал ей беременность, от души вбивая живот ударами тяжелых сапог.

Теперь ее водили не на балы и приемы, а на ярмарки и в круглосуточные таверны, где на нее охотно западали разношерстные приезжие торгаши. А новый друг постоянно требовал с нее деньги за жизнь в таком прекрасном городе, забирая почти все что у нее было, иногда еще беря натурой. А месяц назад, Марта пропала, и где она, никто не знает. И вообще неплохо было бы подкинуть еще золотой, ведь Марта свою половину за комнату так и не оплатила.

Запись о сожжении на погребальном костре, тела девушки по внешним данным похожим на свою дочь Грин нашел, в канцелярии пригорода губернии. Совсем с другого конца города где она проживала. Тело выловили в реке, но как было написано в документе, прежде чем утонуть, девушка была сильно изрезана ножом. Видимо попалась в руки жесткого извращенца или хозяин красного фонаря на чем-то подловил свою подработную, у них как правило расправа быстрая. В итоге преступника не нашли, да и как его найти в сто тысячном городе?

Через месяц жена Грина слегла с непонятной хворью, постоянно бредя и разговаривая с Мартой. В конце концов она тоже померла, оставив все накопленные долги на шее у несложившегося мужа, отца и деда.

С тех пор время от времени Грин называет Луну дочкой, вставляя это в свои фразы как бы случайно, небрежно, но девушка неоднократно замечала как он в эти моменты расправляет свои плечи, как-будто говоря всему миру: “Смотрите, пусть не родная, но все-таки вон какая у меня есть дочка: красивая, статная, умная”. И всю свою отеческую любовь он дарил ей.

Грин не сломался, не поник приняв груз вечных проблем. Наоборот, он рассчитался с долгами, поднял дом в котором жил, привел в порядок себя. Занялся вплотную любимым делом, посадил небольшой огородик в котором ковырялся в свободное время, обожал детвору, постоянно привозя им с поездок на пилораму, различные гостинцы. Был балагурист и весел, а также главным заводилой на любом маломальском мероприятии. И только по вечерам, когда все выходили из своих домов на часик-другой, перед сном собраться на центральной площади их небольшой деревеньки, Луна замечала с какой грустью он смотрит на детвору и грудничков на руках своих мамаш, вспоминая свою дочь и свои нереализованные мечты.

— Дядя Грин, — Луна разорвала нависшую паузу, перепрыгнув через борт телеги на скамейку возницы. — а что на будет если нас поймают борейцы за нарушение границы.

— Так почем я знаю. — Старик покрутил торчащий в сторону ус указательным пальцем, тут же с любовью пригладив его к широкой бороде. — Это батьку твоего спрашивать надо, он в законах сведуч. Но думаю не поймают, нехоженые тут места, я давеча с ним ходил смотреть, так сказать в разведку. Нелюдимо. Эдры растет до горизонта, а борейцев не видать, нежилые тут земли.

— Как думаешь почему?

— Незнамо, от чего не менее странно. — Грин сорвал из торчащего с края телеги сена, одну соломинку и прикусил ее, прищурив взгляд. — Эдра хорошее дерево, дорогое. Не дело его бросать, ведь если только перерастет — начнет сладкий сок давать из листочков.

— А как узнать, что дерево переросло. — Этот факт об эдре, Луна как-то пропустила. — И чем плох сладкий сок?

— Запах по весне такой будет, шо голову в миг кружить начнет. — Грин все также смотрел вперед, думая свою думу. — А на запах энтот крипоед приползает, мелкий такой жук, чернявый, но противный. Сжирает ствол за пару лет целиком, при этом плодиться страшно быстро, а как сожрет на соседние стволы бросается с голодухи. Так что нельзя эдру оставлять умирать в лесу, крипоед соседние деревья есть не будет, горькие они для него, но корни подточит, основательно, а без корней ни одно дерево жить не сможет, вот и гибнет все вокруг сладкой эдры из энтого.

— А куда кроме постройки дорогих домов эдру используют?

— Да много куда: усиливают стены фортов — камень подпирают, небольшие суда мореплавательные строят, даже летучие корабли из эдры собирают.

— Ух ты, не знала. — Луна даже покачала головой.

— Ну так знамо дело, что любое древо имеет свои особенности: твердость, прочность, гибкость, горючесть и вес. — Грин оторвал свой взгляд от бесконечной дали и взглянул на девушку. — У эдры, стало быть, есть два главных, это вес, и прочность. Ствол коли распилить на доски, да высушить хорошенько на солнце, то древесина окаменеет, а весить будет как корзина грибов. А пока древесинка-то сырая, ее гнуть можно как надобно, хоть вензелем крути, хоть прямоточной стрелой делай, а после высушки — камень.