Основной удар кризиса по стране ожидался осенью. Чемберлен прогнозировал увеличение безработицы до трех миллионов человек, перемещение кризиса в города с сопутствующими ему пустыми прилавками и прочими непривлекательными в таких ситуациях атрибутами. Британское золото теряло цену. Понятно, что Невилла Чемберлена эти мрачные перспективы не радовали, радовало его только возвращение из Индии старого друга лорда Ирвина, чей срок вице-королевских полномочий истек; «несмотря на все критические замечания, я сохраняю свою веру в него»[206]. Все это, разумеется, видели и лейбористы, поэтому уже в июле начали вести переговоры с Болдуином о возможности создания коалиционного правительства. Проведя начальную стадию переговоров, С. Б. отправился продолжать прерванный отпуск во Францию, предоставляя Чемберлену возможность окончательно договориться со Сноуденом и МакДональдом о формировании будущего правительства.
Долгое время принято было считать, что Чемберлен коварно предложил МакДональду свои планы по будущему устройству правительства, чтобы в перспективе Лейбористская партия была фактически уничтожена[207]. Подогревала эту точку зрения не только нелюбовь Чемберлена к лейбористам, но и то, что действительно после создания коалиционного правительства МакДональда его самого исключили из Лейбористской партии «за предательство». На выборы он уже вынужден был пойти со своей новой Национал-лейбористской партией. Эта точка зрения в академических кругах сегодня считается неверной и «очевидно абсурдной»[208].
Основным стремлением Невилла Чемберлена было уравновесить бюджет в основном за счет отказа от системы страхования безработных. Эта популистская мера, принятая правительством МакДональда еще в 1929 году, стала ахиллесовой пятой Кабинета министров, и по большей части именно она создавала эти зияющие бреши в бюджете, так как количество безработных увеличивалось в геометрической прогрессии. Нью-Йорк и Париж, на чьи ссуды рассчитывали лейбористы, чтобы залатать бюджет, предоставлять кредиты Британской империи отказывались, покуда Лейбористская партия не заручится поддержкой других партий и не пересмотрит свою экономическую политику. Таким образом, заложником оппозиции Рэмзи МакДональда делал не персонально Чемберлен, а совсем другие обстоятельства. Действительно, первому премьеру-лейбористу пришлось совсем нелегко, он оказался в максимально зависимом положении и хотел вовсе выйти в отставку, но Чемберлен уговорил его этого не делать, ввиду его популярности в стране.
Переговоры длились около месяца, и только 27 августа Чемберлен напишет сестре: «Я снова в правительстве»[209]. В августовском правительственном кризисе он проявил себя не только как лидер тори, он выступал как лидер общей оппозиции, заручившись поддержкой либералов (Ллойд Джордж, на счастье всех участников истории, тогда был болен). Эти переговоры упрочили репутацию Невилла Чемберлена, а также уверенность в своем деле, которой ему не всегда хватало, но некую застенчивость он прекрасно скрывал. Вновь получив портфель министра здравоохранения, Невилл Чемберлен заметил в письме сестре, что «нам предстоит ужасная работа»[210]. Основной костяк правительства был сформирован из четырех консерваторов, четырех лейбористов и двух либералов. Наиболее разочарован подобным итогом был Остин Чемберлен. Он ожидал, что ему вновь предложат возглавить Форин Оффис, но ему пришлось довольствоваться Адмиралтейством. С внешней политикой пока неплохо справлялся и сам МакДональд, к тому же перед правительством пока стояли иные приоритеты.
Основной задачей Кабинета была провозглашена экономика, поэтому над бюджетом трудились все министры по изначальной схеме Чемберлена, сумев все-таки уравновесить его за счет налогов и сокращения расходов, под которые подпадали и зарплаты министров. К сожалению, меры были приняты слишком поздно, и 21 сентября 1931 года золотой стандарт фунта стерлингов, введенный в бытность Уинстона Черчилля министром финансов, был отменен.
Эти «ужасные недели» показали, что в таком составе и Кабинета министров, и палаты общин сделать что-то принципиально иное представляется затруднительным. «Премьер-министр утомлен и кажется неспособным принимать решения, С. Б. бесполезен, и все теперь валится на меня. <…> Наша идиотическая партия думает, что ведет эту игру, и мы должны за нее сражаться на передовой. <…> Не успокаивай меня перспективой выходных, это мне больше недоступно»[211], — писал сестре Невилл Чемберлен. Оставаясь министром здравоохранения, хотя МакДональд и поручил ему курировать Билль об экономике, он не мог полноценно вести борьбу со Сноуденом, который остался канцлером Казначейства.
Для эффективной работы необходима была реорганизация правительства, а для этого требовались выборы, которые бы обеспечили полноценную поддержку Национальному правительству, к тому же показали бы людям, что их мнение имеет значение. Британия осенью 1931 года погружалась в хаос: из-за сокращения заработных плат бунтовал флот, выходили на демонстрации учителя, безработные устраивали потасовки, обстановка была едва ли не революционной. На срочных Всеобщих выборах настаивали и консерваторы, и лейбористы, а вот либералы им противились, зная, что в такой ситуации осколки их партии уже будет не склеить в единую чашу вигов. Но к октябрю сдались и они.
Всеобщие выборы были проведены 27 октября 1931 года. Консерваторы, национал-лейбористы МакДональда и на-ционал-либералы Саймона шли на выборы под знаменами Национального правительства и взяли 558 мест в палате общин, из которых тори досталось подавляющее большинство — 471 место. «Каково было бы удивление руководителя-социалиста, если бы он подслушал руководителя-консерватора, который согласился бы позволить человеку, всю свою жизнь активно выступавшему против его партии и взглядов, теперь руководить его собственной политикой»[212], — писал Невилл Чемберлен в дневнике о переформировании правительства и судьбе лидера тори Болдуина. МакДональд остался премьер-министром, а Чемберлен возглавил Казначейство и стал фактически главной определяющей экономическую политику фигурой. В противовес ему министром торговли был назначен либерал Уолтер Рансимен, сторонник фритредерства. Но, несмотря на ожидания остановить Невилла Чемберлена и тарифную реформу, они, Рансимен и Чемберлен, прекрасно сработались: Рансимен был готов идти на уступки. Вернувшись на Даунинг-стрит, 11[213], Чемберлен, при всей предстоящей огромной работе, не унывал, о чем свидетельствует одно из его писем: «1932 год будет годом возможности. <…> Откровенно говоря, хотя бремя тяжело, я радуюсь его наступлению. Получить шанс устройства таких великих дел… <…> — привилегия, на которую не каждый может надеяться; и я намереваюсь максимально использовать ее»[214].
Возможность эту он видел, разумеется, в тарифной реформе, которую почти 30 лет назад еще задумывал его великий отец. Но если для Невилла Чемберлена необходимость введения протекционизма была ясна как белый день, то премьер-министра МакДональда убедить в этом было не так просто. Премьер в тот период взялся устраивать встречи с банкирами, Кейнсом[215], Стемпом, Солтером и К°, где свободно обсуждал вопросы национальной экономической политики, внешнего долга и прочую конфиденциальную правительственную информацию. На одну из таких встреч пригласили и Чемберлена как министра финансов, но он не смог присутствовать ввиду срочной работы и отправил туда Болдуина, вернувшегося с таким отчетом, «который заставил мои волосы встать дыбом»[216]. Оказывается, премьер-министр бесхитростно делился с банковской элитой всеми секретами Кабинета министров. В итоге Чемберлен понял, что действовать нужно еще более срочно, иначе банкиры надоумят МакДональда на что-нибудь экстраординарное или попросту вредное.
