Эта профилактическая беседа возымела действие, и С. Б. согласился провести переговоры с Бивербруком, в конце концов, цель — установление протекционизма — у них была общая. В порядке подготовки переговоров Чемберлен в компании Сэма Хора, давнего их с С. Б. друга и соратника, отправился обедать с «бароном прессы». В итоге Бивербрук обещал забыть о своей личной «вендетте» (его основная претензия к Болдуину заключалась в том, что тот не предложил ему министерского портфеля, будучи премьер-министром) и объединить усилия. Воодушевленный Чемберлен устроил Бивербруку и Болдуину личную встречу, которая прошла хорошо и даже в определенной степени дружелюбно. Сам Невилл Чемберлен в скором времени уехал в турне по Восточной Африке, радуясь возможности отдохнуть от всего этого политического хаоса, однако в его отсутствие хрупкий мир между тори и «баронами прессы» (а лорд Ротермир — владелец Daily Mail — разумеется, играл на стороне Бивербрука) рухнул окончательно.
Отдых был нужен не только Невиллу, но в первую очередь Энни, которая часто находилась теперь в состоянии, близком к нервному срыву, все-таки и она не молодела, ей было уже за сорок. В этом турне Чемберлен и отдыхал, и занимался своего рода инспекцией колониальных владений Британской империи, составляя подробные отчеты не только о птицах, которые кружили над Нилом (страсть к орнитологии не утихала в нем до конца жизни), но записывал данные о положении туземцев, продовольственных рынках, санитарных институтах, даже о «заросшем полуслепом крупном рогатом скоте», а также и о плантациях сизаля, которые он попросил ему показать (очевидно, вспоминая свой опыт знакомства с этим своенравным растением на Андросе). Впрочем, в его восточноафриканском дневнике никаких комментариев, кроме фиксации факта осмотра плантаций, нет.
А в это время на его родном острове Бивербрук и Ротермир решили нанести окончательный удар по Болдуину. Они основали 18 февраля 1930 года свою Объединенную имперскую партию, намереваясь бороться за избирательные округа не только на возможных в отдаленной перспективе Всеобщих выборах, но и на дополнительных, которые намечались в ноябре 1930-го и в марте 1931 года. 24 февраля Невилл, получив с запозданием эти новости, поскольку находился еще в плавании, отметил в письме сестре: «Daily Mail, которую мы получаем на борту, дает аляповатый отчет! <…> Читая между строк, я прихожу к выводу, что он (Бивербрук. — М. Д.) действительно не произвел предназначенного впечатления и, возможно, даже усилил положение С. Б.»[197].
Таким образом, Чемберлен попал с корабля сразу в омут политических игр, вновь став арбитром между Бивербруком и Болдуином, с переменным успехом увещевая то одного, то другого. К их переговорам был подключен и Остин, но раз за разом обострялась их личная вражда, и кончилось все это тем, что на дополнительных выборах по округу Сент-Джордж в марте 1931 года Болдуин заявил, что будет лично баллотироваться против кандидата от партии «баронов прессы». Такое решение было не только смелым, но и в определенной степени грозящим последствиями: ведь в случае поражения Болдуина положение его преемника стало бы совершенно «невыносимым». Когда младший Чемберлен на конфиденциальной встрече высказал ему эти соображения, Болдуин заявил, что ему «наплевать на преемника»[198]. Он был разозлен «заговором», который якобы готовили против него Эмери, Хор, Хейлишем, лорд Суинтон и даже старший Чемберлен. Невилл не был в числе основных «заговорщиков». В действительности же «старая шайка» готовила не заговор, а меморандум Болдуину, где говорилось о том, что с его лидерством партия на Всеобщих выборах не сможет одержать победы. О меморандуме ему и сообщил младший Чемберлен на этой встрече, хотя он к нему имел опосредованное отношение и к лидерству отнюдь не стремился. В результате Невилл принял весь удар на себя, выслушав упрек Болдуина в том, что «не поддержал его еще более решительно»[199]. Это уже вызвало справедливое негодование Чемберлена. Буквально в последний момент Болдуина отговорили от затеи с выборами в Сент-Джордже, а сражаться с кандидатом Бивербрука отправился молодой Дафф Купер, который победил с убедительным перевесом голосов[200].
Зато не наплевать было Стенли Болдуину на своего вице-короля, лорда Ирвина, который устал нянчиться с индусами, а после «соляного похода»[201] показал, что такое истинная христианская добродетель (лорд Ирвин был англокатоликом, чья набожность чрезвычайно импонировала С. Б.), и посадил в тюрьму Махатму Ганди, попутно казнив несколько десятков тысяч его сторонников. Очков среди консерваторов ни Болдуину, ни Ирвину это не прибавляло. По индийскому вопросу особенно нагнетал обстановку Уинстон Черчилль, который ни за что на свете не желал самостоятельности для Индии, даже в бесконечно отдаленной перспективе. Все это продолжало расшатывать Консервативную партию до марта 1931-го, когда Ирвин все-таки выпустил Ганди из тюрьмы и вынужден был сесть с ним за стол переговоров. В знак протеста против этого Черчилль вышел из теневого кабинета. Однако не одни только тори были раздираемы внутренними противоречиями.
Рэмзи МакДональд к октябрю 1930 года неоднократно подвергался нападкам со стороны Лейбористской партии. В октябре он участвовал в Имперской экономической конференции, где премьер-министр Канады предложил ему создать систему внутриимперских договоренностей о торговле. Фактически такая мера отвечала все той же «тарифной реформе» и протекционизму. Невилл Чемберлен вцепился в эту «посланную небом возможность»[202] стальной хваткой. «В данный момент прибыли речи Беннетта (премьер-министра Канады. — М. Д.) и других министров доминионов с Имперской конференции. <…> Я понял, что у нас появилась неожиданная возможность перехватить лидерство. Я провел целый день за составлением спроектированного заявления, и оно было вручено прессе от имени С. Б.»[203]. Болдуин, который наконец-то начал выходить из депрессии, вызванной его травлей «баронами прессы», одобрил данный план. Документ получил название «несанкционированной программы», предполагающей реорганизацию консервативной тарифной политики, которая дала свои плоды в 1931–1932 годах. Болдуин с успехом представил эту программу консерваторам на партийном съезде тори, тем самым возвращая себе уважение коллег и авторитет. Консерваторы начинали оживать.
А вот либералы окончательно потеряли какие-либо ориентиры. Их лидер Джон Саймон вышел в отставку, и это ставило само существование партии вигов под угрозу. Но работать с Ллойд Джорджем Саймону было тяжело, он намекнул, что при случае может сотрудничать и с консерваторами, и с лейбористами. Саймон давно обратил на себя внимание Невилла Чемберлена не только как точный и честный оратор в палате общин, но и как порядочный человек и джентльмен, который представлял собой яркий контраст с «валлийским волшебником» или, как именовал Дэвида Ллойд Джорджа Чемберлен, «грязным валлийским адвокатом».
Правительству лейбористов в тот момент можно было только искренне посочувствовать. В Соединенных Штатах началась Великая депрессия, оставившая пять миллионов человек без работы. В 1930 году в Великобритании количество безработных с одного миллиона (цифра, которую так или иначе удавалось стабильно удерживать десять лет после войны) подошло к 1 миллиону 600 тысячам перед Пасхой и перевалило за два миллиона к Рождеству. К 1931 году три пятых всего мирового золотого запаса было сосредоточено в Соединенных Штатах и Франции, но государственные лидеры вели переговоры о бартерном обмене пшеницей, как будто жили в первобытном обществе. Бюджет Британской империи имел 100 миллионов дефицита, к лету национальная валюта начала стремительно обесцениваться, в итоге Чемберлен вынужден был обратиться к министру финансов Сноудену[204], сделавшему фритредерство буквально своей религией, с речью: «Быть верным Англии — это не значит закрывать глаза на неприятные факты»[205]. И хотя всем было известно, что Сноудену палец в рот класть не стоило, этот упрек он проглотил.
