«Э-э, браток, а ты, выходит, закомплексованный! И богатый, наворовался, и кандидат в губернаторы, и домик у тебя в частном секторе, и баб вагон… А вот насчет баб… Любопытно, уж не сидел ли ты? Или, может, в армии служил где-то в глуши, где женщин совсем не было, опустили тебя, а теперь доказываешь себе, что ты ещё понормальней других будешь?»

— Ладно, так запишем, лейтенант: рост мужчины в меховой шапке — около 190, второго — чуть меньше. Я извиняюсь, гражданин Лаврентьев, я так понял, в наших краях вы не коренной… А где вообще жили?

— Помотала жизнь по стране… институт кончал в Москве, три года по распределению отработал на Печоре, на целлюлозно-бумажном комбинате, я ведь бумажник по образованию, после перебрался в более теплые края, тут, правда, пришлось слегка переквалифицироваться, пошел на деревообрабатывающий комбинат — сначала мастером, потом предложили отдел кадров. С тех пор работаю с людьми, на административных должностях. Здесь женился и пустил корни…

— А как надумали макулатурой заняться?

— В восемьдесят седьмом — восемьдесят восьмом годах работал в кооперативе «Великан», там собирали макулатуру, за неё продавали дефицитные книжки, много киосков по городу было, помните, наверное?

— А как же, сам «Три мушкетера» так купил! А после что?

— Они макулатуру вывозили на переработку в Федерацию, здесь мощностей практически нет. А потом, после обретения независимости, я и подумал: не годится нам последние леса на бумагу переводить, когда её вон сколько валяется на любом углу!

«Легко повествует, обкатанный рассказ… Бумажник по образованию, говоришь, на Печоре работал? А любопытно… Институт в Москве? Можно проверить…»

— А вот как вам показалось, — внезапно повернул разговор Казьмин, эти неизвестные… они на вас случайно попали или направленно целились? Вы все ж таки человек не бедный, да ещё кандидат, может, это была попытка похищения? Киднэппинг, как на Западе говорят?

«Задумался, нахмурился. Вопрос логичный, уместный, сам на язык просится, но, похоже, обсуждать его с милицией гражданин пострадавший не склонен».

— Не знаю, что и сказать… В разговоре они ничего такого не выдали, только обвиняли в квартирных грабежах, но все было тщательно организовано: двое вышли из дверей напротив, двое в лифте поднялись… Не знаю, не могу сказать.

— А вы, кстати, в какой квартире были?

Лаврентьев задержался с ответом совсем немного:

— В сто семьдесят первой. Заходил к бывшей сотруднице, Зубко Наталье Викторовне. Был там минут десять.

— Она вас что, даже чаем не напоила?

— Да я по делу заскочил, забрать кое-что…

— Вот эти вещи? Или вот это? — майор, словно невзначай, снова обратил внимание на пакет с бумагами.

Лаврентьев пожал плечами:

— По-моему, бандитам было все равно, за чем я заходил, а в пакет они и заглянуть не успели.

— Может, считали, что ещё успеют… — раздумчиво пробормотал майор. А вы вот что скажите: вы сотруднице-то звонили, предупреждали, что зайдете?

— Да, звонил.

— А не могла ли гражданка Зубко бандитов на вас навести? Вы её хорошо знаете? Может, за что-то зло на вас держит, или подкупили ее? Или запугали?

У Лаврентьева по лицу пробежала мгновенная растерянность, но он быстро взял себя в руки:

— Нас с Натальей Викторовной ещё со времен совместной работы связывали доверительные отношения, сугубо товарищеские, — поспешил подчеркнуть он, делить нам с ней было нечего, а потому и злиться не за что.

— Понятно… Не заметили ли вы чего-то особенного в разговорах нападавших? Какие-то необычные слова, может быть?

Лаврентьев добросовестно задумался.

— Да нет. «Падло», «сука», «ворюга» — это обычные слова или необычные? С одной стороны, лексикон уголовников, на Печоре я их наслушался, с другой — все вокруг так говорят, а милиция, как во всех детективах написано, тоже от своих клиентов словечек набирается…

— Есть такое прискорбное явление, — согласился майор. — А их машина?

— Не знаю… Сзади дверцы двойные, ручка никелированная, внизу откидная ступенька…

— М-да… — вздохнул майор. — Это на всех «уазиках» так, если фургончики… На руках не заметили татуировок, например?

— Нет, — покачал головой Лаврентьев. — Они в перчатках были, по-зимнему. Хотя… тот, что мне сзади руки заламывал, кажется, был без перчаток…

Майор оживился:

— Так, может, на ваших вещах пальчики остались? А ну, сейчас проверим! — Схватил трубку, накрутил трехзначный внутренний номер. — Черкашина ко мне, быстро! — Положил трубку, пояснил: — Это наш дактилоскопист.

Через минуту зашел хмурый тощий мужик в коричневом халате, сказал:

— Звали?

— Иван Семеныч, а проверь-ка ты вот эту сумку и вот этот целлофановый пакет…

— Полиэтиленовый, — буркнул мужик.

— Ну, то тебе виднее… Проверь, может, остались на нем пальчики грабителей, покушавшихся на гражданина Лаврентьева.

Мужик вытащил из кармана большой пинцет, осторожно поворочал вещи.

— Какие там пальчики, это ж добро, по-моему, в луже побывало, а потом по нему тряпкой возили. Хотя надо повнимательнее осмотреть. Но, я так думаю, пальчики гражданина пострадавшего там в любом случае есть, не будете возражать, если мы ваши отпечатки снимем, чтобы не отвлекаться на них?

И опять Лаврентьев задержался с ответом, и опять совсем немного, даже пошутил:

— Сколько угодно, тут у вас уже моих отпечатков полно на всем, до мыла включительно.

Черкашин ушел, скоро вернулся с набором, аккуратно откатал пальцы Лаврентьева на бланке, дал ему тряпочку, смоченную растворителем:

— Протрите, запах быстро отойдет… Внутри вещи проверять надо?

Майор чуть нахмурился:

— Пострадавший говорит, что в сумку грабители лазили, а в пакет — нет.

— Ага, тогда работы меньше…

Черкашин выудил откуда-то ножик, распорол пакет по боковому шву, вытряхнул из него папку.

— Это вам, это мне…

Забрал разрезанный пакет, сумку с барахлом и ушел.

— А вы пока проверьте, все ли цело в папке, — сказал майор. Голос его звучал теперь тверже, словно первоначальная растерянность от внезапной встречи с большим человеком прошла и вернулась привычная уверенность чиновника, который действует на своей территории.

— Не вижу необходимости, — резко ответил Лаврентьев.

— А мы вот видим! После хватитесь, чего-то не окажется, начнете нас обвинять, сто раз уже такое бывало! Извиняюсь, гражданин пострадавший, правила нам положено выполнять. Развязывайте и проверяйте!

Лаврентьев придвинул к себе папку, развязал, наклонил, оперев на край стола, чтобы майору не было видно.

А майор тем временем скомандовал лейтенанту:

— Так, Зайцев, заложи новый лист, пиши: «Перечень предметов, находящихся в целлофановом… не, полиэтиленовом… пакете. Первое: папка картонная с завязками». С новой строки: «Перечень предметов, находящихся в папке». Диктуйте, гражданин Лаврентьев!

— Бумаги личные, листов… сейчас сосчитаю…

— Э нет! Вот так надо… — Майор потянулся через стол, ловко выхватил из папки верхний листок и провозгласил: — «Расписка, выданная Лаврентьеву И. К., в возврате долга в сумме эквивалента 12 872 доллара США за подписью Бражникова В. С., от первого октября тыща девятьсот девяносто четвертого года». Так, что там следующее?..

Лаврентьев подавленно молчал, майор спокойно перетащил папку к себе:

— Расписка на три тысячи… Расписка на пять тысяч с мелочью… Пальцы быстро замелькали. — Ты гляди, а тут аж на пятьдесят тысяч… «К инвестиционной компании „Лигинвест“ и лично к г-ну Лаврентьеву Игорю Константиновичу финансовых претензий не имею»… Интересные дела, а? Так, может, как раз за этими бумажками охота шла, а, гражданин Лаврентьев?

— Ничего не могу сказать, грабители мне о своих целях не сообщили.

Майор подровнял бумажки перед собой, откинулся на спинку стула. Побарабанил пальцами по столу.

— А позвольте полюбопытствовать, Игорь Константинович, откуда у вас было в девяносто четвертом году столько денег, чтобы возвращать знакомым взятые в долг такие суммы? И при чем здесь инвестиционная компания «Лигинвест»?