— Иващенко Анна Георгиевна, год рождения шестьдесят первый, улица Добролюбова, восемьдесят шесть, квартира сорок восемь, телефон четыреста шестнадцать семьсот пятнадцать.

— Вы давайте без этих штучек, — взъярился майор, — четыреста, пятьсот… Не можете, что ли, как все говорят?

— А вы б вон ефрейтора попросили, — огрызнулась задержанная Иващенко, — он понятливый, разъяснит!

— Не пререкаться! — рявкнул майор.

— Сорок один шестьдесят семь пятнадцать, — холодно проговорила женщина.

Илья Трофимович, нахмурясь, взглянул на запись:

— Так какие ж вы муж и жена, фамилии разные, адреса разные…

— В паспорте штамп стоит, — нахальным тоном отозвалась задержанная Иващенко.

Колесников объяснил более миролюбиво:

— Да мы только два месяца, как поженились, прописка пока старая осталась, а фамилию жене решили не менять, раз уж на неё все документы оформлены…

Цимбалюк тем временем дозвонился до родного начальства:

— Товарищ майор, тут прибыл из УВД майор Казьмин с приказом полковника Кучумова…

Казьмин отобрал трубку, заорал в микрофон:

— Немедленно прибыть в райотдел, товарищ майор!

Резко щелкнул пальцем по рычажку, ткнул трубку Цимбалюку:

— А теперь второго вызывайте!

Цимбалюк с Шилом любезничать не стал, заорал не хуже приезжего:

— Через пять минут шоб был в райотделе!.. Никаких тебе дежурных машин, можешь на своей кабриолете прокатиться, не обнищаешь!

Казьмин тем временем подмахнул расписку кучерявой подписью, ткнул Роланду Федоровичу в руки, а сам вытащил из кобуры пистолет, щелкнул затвором:

— Сержант! Оружие к бою! Выводим задержанных к машине, я впереди, вы в арьергарде!

Задержанная Иващенко побледнела, задержанный Колесников ухмыльнулся на одну сторону.

— Следовать за мной!

Казьмин с пистолетом в руках шагнул к дверям, арестанты — за ним, замыкал шествие пузатый сержант Гребенюк с осторожно выставленным вперед «макаровым». Младший сержант Горошко и Цимбалюк смотрели вслед, раскрыв рты, а Семка, даром что Дурной, пристроился в хвост процессии, как вроде так и положено. Впрочем, Роланд Федорович этого движения не прозевал, ухватил Семку за шиворот, несильно дал по шее, скомандовал сержанту Горошко:

— Сведи этого придурка обратно в камеру и запри покрепче! Ишь, и ему не терпится в область скатать за казенный счет!

Казьмин тем временем определил задержанных в «Волгу» и оставил под охраной водителя и сержанта из КПЗ (тот немедленно начал ежиться на морозце, выскочил-то из здания как был, без верхней одежды). Сам майор вернулся в предбанник райотдела и с неприступным видом остановился у окна, выходящего к подъезду. Местные терпеливо дожидались.

Глущенко и Шило подкатили почти одновременно — начальник райотдела на бело-синих «жигулях», а «кабриолета» старшего лейтенанта оказалась маленьким японским джипом с брезентовым верхом. И, что любопытно, Глущенко запарковал свою «пятерку» прямо перед носом у «Волги» с задержанными, а джип нахально пристроился у задка.

Казьмин оказался на крыльце в один момент, да ещё с пистолетом в руке.

— Отставить! — проорал он. — Вы что, инструкции не знаете?! Освободить выезд машине с задержанными!

Глущенко небрежно махнул рукой, ретивый Шило сдал назад, а Максим Крутько, четко отследив движение руки Ильи Трофимыча, быстро отвел «Волгу» на стратегически неприступное положение у самого края проезжей части.

— Вы кто такой и чего тут командуете, да ещё с обнаженным стволом?

— Майор Казьмин с поручением первого заместителя начальника областного управления!

— А вот мы это сейчас проверим, — пробормотал Глущенко без всякого почтения к высокому начальству. — Ну-ка, Горошко, накрути мне область!

Роланд Федорович подсуетился, сунул начальнику рассургученный конверт, пошептал в ухо:

— …знаю, у Пуляева правая рука, личные приказы Кучумова выполняет!

Глущенко сбавил обороты, проговорил более мирно:

— Прошу в мой кабинет.

И сам пошел впереди, показывая дорогу. В кабинете, однако, свое место высокому гостю не уступил, поторопился плюхнуться в удобное кресло, приезжему же показал на стул для посетителей.

Тот, однако, сумел даже на этом стуле устроиться по-хозяйски и, без обычных вступительных разговоров, категорично потребовал:

— В соответствии с приказом прошу передать мне по описи имущество и материалы, изъятые у задержанных, а также документ, на основании которого произведено задержание.

Глущенко перевел взгляд ему за спину:

— Богдан Семеныч, имущество и материалы мне!

Казьмин услышал удаляющиеся шаги, но не обернулся.

— А задержание произведено по моему устному приказанию, когда я узнал, что неизвестные лица производят в городе съемки без должным образом оформленного разрешения.

Илья Трофимович не стал вдаваться в подробности, ему и так было ясно: в этом городе оформить должным образом разрешение мог только сам Глущенко. Когда получит указание от местного бугра Лаврентьева, надо полагать.

— Так и напишите в объяснительной записке на имя Кучумова.

Глущенко нахмурился, но взялся писать.

Тем временем явился старший лейтенант с пакетом из крафт-бумаги, почтительно положил на стол начальнику.

— Опись! — бросил Казьмин.

Опись оказалась внутри пакета. Илья Трофимыч сдвинул в сторону Глущенкины календари и телефоны, вывалил все из пакета на толстое стекло, начал сверять барахло с описью. Сложил кассеты в две стопки, пересчитал.

— Шестнадцать. А задержанные говорят, было семнадцать — ещё одна в камере.

— Никак нет! — засуетился Шило. — Вот, глядите, в камере пусто! Ошиблись они, глядите, и в описи шестнадцать!

— В описи у тебя, старший лейтенант, «шешнадцать», — пробурчал Илья Трофимович. — Грамотей…

— Ну подумаешь, ошибся… — Шило разыгрывал из себя малограмотного.

Зато Казьмин был очень даже грамотный и сразу догляделся, что «шешнадцать» довольно ловко переправлено из семнадцати, зато шестерка в числе явно написана поверх выскобленного чинкой.

Деньги оказались все на месте, хотя доллары в описи не значились.

— Почему в описи не указана стодолларовая купюра? — Илья Трофимыч упорно прикидывался бестолковым.

— Да пожалел я его, объяснил, что без оправдательного документа на него можно повесить ещё и незаконные валютные операции, он спорить не стал, — небрежно объяснял Шило. — А чего говорить, деньги ведь на месте.

«Ну да, были б они на месте, если б ты возвращал вещи не мне, а задержанному…» Однако вслух Казьмин ничего такого не сказал. Убедился, что все в наличии, снова сложил вещи в мешок, написал расписку и, уже поднявшись, безапелляционно заявил:

— Автомобиль задержанных доставить в управление собственными силами и средствами сегодня не позднее семнадцати!

И, не дожидаясь ответа, быстрым шагом двинулся к выходу.

— Извиняюсь, это Вася говорит.

— Слушаю.

— Приехал человек, вроде бы из областного управления, предъявил бумагу за подписью первого зама, забрал задержанных и материалы.

— Вроде бы из управления?

— Цимбалюк говорит, что да.

— И материалы?

— Ну да, что было, — подчеркнул Вася интонацией, — все чин-чином отдали.

В трубке помолчали, наконец сказали:

— Интересно бы узнать, действительно ли он их повезет в управление, или же…

— Мне нельзя, у меня ж тут штатный чужой глаз сидит, сходу настучит, у него в УВД полно корешей.

— Ладно, сам займусь. Спасибо, что позвонил, Василий Николаевич.

Когда отъехали от Дальнокутска километров десять, майор, который до сих пор упорно молчал, вдруг повернулся и самым обыденным, неофициальным тоном сказал:

— Давайте-ка я с вас наручники сниму, неудобно ведь.

Ася тут же выступила:

— А не боитесь, что мы вас разоружим, захватим в заложники и потребуем миллион долларов и свободный проезд до Мельбурна?