Как мы уже отмечали, Людвиг очень существенно поддержал «отечественного производителя». Он не только поднимал общий культурный уровень своих подданных, но еще и обеспечивал местное население рабочими местами. Луиза фон Кёбелль констатировала: «Все художники и ремесленники, работавшие на короля, были исполнены к нему благодарности. Они очень высоко ценили то, что король всегда отдавал предпочтение родному искусству и баварским художникам перед иностранными»{147}.
Говоря о затратности проектов Людвига II, нельзя сбрасывать со счетов такой немаловажный фактор, как безнаказанное расхищение королевской собственности, А в том, что вокруг строек Людвига II кормилось немалое число, мягко говоря, нечистых на руку людей, сомневаться не приходится. С. И. Лаврентьева свидетельствует: «Нарастанию долгов много способствовал и тот грабеж, которым пользовались многие, состоявшие при постройке замков, люди. Один из чиновников министерства сказал мне после смерти короля: «Я уверен, что если бы не было этой бездонной пропасти, вмещавшей грабителей при постройке замков, то в кассе совсем не было бы долгов». В настоящее время долги эти все уже уплачены, и не пóтом баварского народа, а деньгами любителей искусства, толпами идущих осматривать замки и несущих свою лепту за их осмотр»{148}.
Какие еще аргументы нужны для доказательства нечистоплотного манипулирования фактами со стороны врагов Людвига II?
Между тем первые семена клеветы, посеянные в 1883 году, начали давать всходы. 17 апреля 1886 года на ходатайство, предложенное Лутцем, баварское правительство ответило решительным отказом выплачивать в дальнейшем королевские долги из казны. Кроме того, король отныне лишался какой-либо финансовой помощи. Вслед за этим категоричным заявлением 5 мая король получил от кабинета министров «прошение», призывавшее его немедленно возвратиться в столицу и приступить к урегулированию финансового положения. Фактически Людвигу II был впервые поставлен жесткий ультиматум. В это время как раз истекал годичный срок отсутствия короля в Мюнхене, и по закону он обязан был вернуться. Возможно, он так и поступил бы, если бы не оскорбительный приказной тон «прошения»! Для гордой натуры короля пойти на поводу у правительства после такого оскорбления было равнозначно отречению от престола.
Нужно было хорошо знать характер Людвига II, чтобы вести игру подобным образом. Людвиг был очень предсказуем в своих реакциях, и министерство нарочито поступило так, чтобы король начал действовать себе во вред. Еще совсем недавно ни о каких ультиматумах и речи не было, что опять же косвенно указывает, что к этой истории приложил руку Хольнштайн. Ультиматум правительства наглядно показал: жребий брошен, Рубикон перейден. Что бы Людвиг тогда ни решил, его судьба к тому времени уже была предопределена.
Идея признать короля недееспособным лежала на поверхности; можно сказать, была прописана в баварской конституции. Король продолжает требовать от правительства денег? Существует шанс избавиться от этой проблемы раз и навсегда. Тем более что есть устраивающий всех кандидат в регенты — положительный и уравновешенный принц Луитпольд, от которого не приходится ждать ничего экстраординарного. Всё складывается как нельзя лучше. Вот только где взять доказательства невменяемости короля?
К тому времени Хольнштайну удалось силой своего авторитета втянуть в интриги против Людвига II верхушку баварского правительства, в частности Лутца, уже отчаявшегося урегулировать финансовые проблемы короля. Но как быть с баварским народом? Низложение монарха могло иметь непредсказуемые последствия. Законопослушных и верноподданных баварцев нужно было к этому долго готовить. Для начала решили обратиться к «большому брату» — имперскому правительству в Берлине.
Двадцать третьего мая баварский посланник в Пруссии граф Гуго фон Лерхенфельд-Кёферинг (Lerchenfeld-Köfering; 1843–1925) выехал напрямик к Бисмарку и на следующий день, сразу по приезде, доложил канцлеру план баварского правительства: признать Людвига II недееспособным и ввести регентство принца Луитпольда. К чести Бисмарка надо сказать, что этот план был им решительно отвергнут. Рейхсканцлер сухо объявил посланнику, что если уж правительство Баварии хочет избавиться от своего короля, то действовать нужно исключительно законными методами — пойти на открытый процесс перед обеими палатами ландтага и всем баварским народом, иначе «дело в любом случае будет иметь характер таинственного»{149}; другими словами, вскоре обрастет слухами и легендами, нелестными для правительства (так на самом деле и произошло). Людвигу же Бисмарк тут же направил письмо, в котором призывал его немедленно ехать в Мюнхен.
Не получив поддержки Бисмарка, заговорщики — будем называть вещи своими именами — решили поступать на свой страх и риск. Конечно, далеко не все, кто принимал участие в признании Людвига II недееспособным, действовали из низких или корыстных побуждений. Личная заинтересованность была лишь у графа фон Хольнштайна, надеявшегося «в благодарность за службу» получить от нового правительства Луитпольда еще и должность премьер-министра, о которой он давно мечтал (этой честолюбивой мечте так и не суждено было сбыться, в чем можно усмотреть своеобразную справедливость судьбы). Поэтому мы и возлагаем на него главную ответственность. Для него собственная опала уже была фактическим доказательством невменяемости короля. Этот человек был буквально ослеплен злобой.
У графа были и повод, и возможности организовать свержение «предавшего» его монарха. Ведь он обладал информацией из первых рук, а его свидетельства не подвергались сомнению. Благодаря такому «арсеналу» круг заговорщиков вскоре стал расширяться; и первым в этом списке оказался, как мы уже упоминали, Иоганн фон Лутц. Это неудивительно. Во-первых, как председатель Совета министров он не мог оставаться в стороне. А во-вторых, поднявшись из низов на самую вершину власти, он оказался сражен аргументами блестящего вельможи Хольнштайна. Ведь граф — друг детства короля, знает его, как никто другой; граф радеет за отечество; графу нельзя не поверить. И Лутц поверил! И действовал исключительно по совести: у него не было личной вражды к королю, и, кроме того, он особо не выигрывал от смены правительства; зенит его карьеры пришелся как раз на время правления Людвига II. Что он получил за свое отступничество? В 1886 году Лутц стал пожизненным членом верхней палаты рейхстага; спустя четыре года он по состоянию здоровья отошел от дел и вскоре умер.
Что же касается Луитпольда, то оговоримся сразу — мы далеки от того, чтобы взваливать на него груз обвинения в узурпации трона. Ему в силу происхождения было, как говорится, некуда деваться. Политический кризис набирал обороты. И всё же правительство Баварии не могло пойти на переворот, то есть открытое нарушение законности — народ вполне мог не поддержать (и, скорее всего, не поддержал бы) нелегитимную власть. Единственный выход — регентство, обусловленное «объективной необходимостью». Следующим после Людвига II и его брата Отто законным претендентом на баварский трон был как раз Луитпольд. Если бы он не принял условий правительства и не стал регентом, то неизвестно, во что мог вылиться «заговор министров». Принц Луитпольд своими действиями сохранил корону для потомков Виттельсбахов, можно сказать, спас династию. Это не значит, что он действовал вопреки своей воле. Конечно, принц являлся заинтересованной стороной. Но он искренне полагал, что в первую очередь радеет о благе своей страны, а не о своем собственном, как пытаются представить некоторые слишком рьяные защитники Людвига II. Справедливости ради надо признать, что во время своего регентства он действительно сделал много полезного для Баварии.
Мы до сих пор не упоминали еще одного, последнего из главных фигурантов нашей истории — министра иностранных дел и королевского двора Фридриха Августа Эрнста Густава Христофа барона Краффта фон Крайльсхайма (Crafft von Crailsheim; 1841–1926), второго человека в правительстве после Лутца (в большинстве исторических работ Краффт фон Крайльсхайм именуется графом, однако этот титул он получил лишь в 1901 году). На должность министра иностранных дел и королевского двора он был назначен 4 марта 1880 года и очень быстро приобрел значительное влияние в баварском правительстве. (В 1890 году он сменил Лутца на посту председателя Совета министров.) Барон сразу и безоговорочно принял позицию главы правительства и стал правой рукой Лутца не только в политике, но и в процессе объявления короля недееспособным.
