Любовь к литературе, в частности к французской, проявилась у Людвига очень рано и не покидала его до конца жизни. Она-то во многом и явилась той предпосылкой, которая позволила ему уже в зрелом возрасте с романтизмом, свойственным юности, «перевоплотиться» в героя одной полюбившейся ему пьесы.

В 1881 году Людвиг несколько раз был на спектакле по пьесе Виктора Гюго «Марион Делорм». Начинающий артист Йозеф Кайнц в роли Дидье произвел на короля незабываемое впечатление. Дидье — романтический юноша, скорее всего знатного происхождения, и маркиз Саверни — беспечный баловень судьбы, жертвующий собой ради Дидье, однажды спасшего ему жизнь… В этих образах Людвиг, с его пылким воображением, увидел Кайнца и самого себя. После первого же представления «Марион Делорм» Кайнц получил от короля сапфировый перстень и письмо с призывом «следовать трудному и тяжелому, но прекрасному и возвышенному призванию»^{134}. Кстати, всегда требуя во время представлений полнейшей исторической точности и правдивости в обстановке, костюмах и т. д., Людвиг однажды всерьез разгневался на Кайнца — играя роль Дидье, бедного человека, тот надел на палец подаренный перстень, надеясь тем самым заслужить еще большее расположение короля. Тем не менее вскоре Кайнц получил приглашение прибыть в Линдерхоф, где и зародилась пылкая, но недолгая дружба короля и актера.

К тому времени Кайнцу не было еще и двадцати трех лет. Он родился 2 января 1858 года в Визельбурге (Wieselburg) в семье железнодорожного чиновника, бывшего актера. Йозеф впервые вышел на сцену в пятнадцатилетием возрасте, а серьезную актерскую карьеру начал в Вене, после чего несколько лет выступал на подмостках в провинциальных театрах Германии. В 1880-х годах он, наконец, получил работу в Мюнхене, а затем и в Берлине. Кстати, именно Берлин по-настоящему открыл талант Кайнца; здесь он создал целую галерею классических образов: мольеровских Тартюфа и Альцеста, шиллеровских Фердинанда и Франца Моора в «Разбойниках», шекспировских Ромео и Шута в «Короле Лире», ростановского Сирано де Бержерака… Вершиной его актерского мастерства стал Гамлет; в этой роли он впервые вышел на сцену в 1891 году. В конце жизни Кайнц вернулся в Вену, став ведущим актером Бургтеатра. В Вене же 20 сентября 1910 года он и скончался, будучи признан одним из крупнейших немецких и австрийских актеров рубежа XIX–XX столетий. В Австрии даже существует театральная медаль Кайнца, которой награждаются наиболее выдающиеся актеры.

Но пока до такого признания было еще далеко. Молодой артист, немного робея, впервые переступил порог королевских покоев в Линдерхофе.

Впоследствии дружбу короля и актера будут так же пристрастно «препарировать», как в свое время разглядывали под микроскопом дружбу короля и композитора, чтобы найти в ней что-то ненормальное и предосудительное. Казалось, Людвиг нашел, наконец, замену Вагнеру. Однако между его отношением к Вагнеру и к Кайнцу не было ничего общего, за исключением дани уважения таланту обоих. «Со свойственным ему увлечением и нежным, искавшим идеальной привязанности сердцем, — констатирует С. И. Лаврентьева, современница событий, — Людвиг под впечатлением игры Кайнца сразу почувствовал большую симпатию к этому молодому и талантливому артисту. Приблизив его к себе, конечно, он тотчас же возбудил этим зависть, насмешки и осуждение в кругу придворных, нашедших эту дружбу короля с актером неприличной и недостойной, не прощая Людвигу и того, что он первый из царственных особ взглянул на сценического артиста как на человека, а не как на пария общества! Разбирали по волоску все проявления симпатии короля к Кайнцу, видя в этом тоже признаки ненормальности, в которой он будто бы повторял свою, пережитую им в юности, любовь к Вагнеру. Это сравнение простиралось до того, что в нескольких написанных королем письмах к Кайнцу видели повторение, чуть ли не копии с его писем к Вагнеру! Тогда как в этих известных мне письмах и в его письмах к Вагнеру такая же разница, как и в чувствах Людвига к тому и другому. Дружески-покровительственный тон их с одобрением таланта Кайнца так же отличается от полного экстаза, уносившего в небо идеальную душу «небесного юноши» в письмах к Вагнеру, как и нежная, полная снисходительности привязанность к Кайнцу — от экзальтированного обожания Вагнера»^{135}.

Отношения с Кайнцем — аналог отношений с Лиллой фон Бульовски, причем аналог абсолютный. Однако интересно, что дружбу с актрисой общество королю прощало, а с актером — тут же ринулось осуждать.

В июне 1881 года Кайнц гостил в Линдерхофе целых две недели, в течение которых он и его августейший покровитель вели долгие беседы об искусстве, декламировали целые сцены из любимых пьес и совершали многочасовые прогулки. Конечно, справедливости ради надо сказать, что для Кайнца, обладавшего гораздо менее романтической натурой, чем Людвиг, бесконечные декламации и ночные бдения были тяжелым испытанием. Но он до поры всё терпел, понимая, что королям не принято отказывать ни в чем, тем более что так же прекрасно осознавал, что дружба с Людвигом открывает для него самые радужные карьерные перспективы.

Конечно, его можно заподозрить в лицемерии. И всё же эта дружба была в равной степени нужна им обоим. «Дружба с Кайнцем, — пишет В. Александрова, — была светлым лучом в последней темной полосе жизни Людвига. Это были последние его отношения с человеком, который мог понять его (курсив наш. — М. З.). Пусть Людвиг был не всегда чуток к личному человеческому достоинству Кайнца, а Кайнц — несколько утилитарен в своих взглядах на короля. Но несомненно, что моментами оба были довольны друг другом»^{136}.

Вскоре после отъезда Кайнца из Линдерхофа Людвиг написал ему в Мюнхен письмо с предложением совершить совместную поездку в Швейцарию, на родину любимого ими обоими легендарного народного героя Вильгельма Телля. При этом, желая соблюсти инкогнито, они выбрали себе псевдонимы: Людвиг назвался маркизом Саверни, а Кайнц — Дидье. 27 июня они в вагоне первого класса обычного поезда, никем не узнанные, отправились в Люцерн, а оттуда по озеру на пароходе в Бруннен.

Это путешествие настолько показательно для характеристики личности нашего героя, что остановимся на нем более подробно. Итак, устав от придворного этикета и шумихи вокруг своей особы, Людвиг мечтал отдохнуть, как «простой смертный», не стесняемый никакими условностями, в обществе близкого по духу творческого человека. Надо сказать, что для Людвига это был не первый опыт путешествий инкогнито. Еще в октябре 1865 года он посетил Швейцарию, чтобы осмотреть те места, где действовал любимый им швейцарский патриот. С. И. Лаврентьева отмечала: «Швейцарская газета кантона Швиц с восторгом отзывается об этом «туристе», молодом человеке поразительной наружности, который с таким интересом осматривал ратушу, а в книжном магазине покупал те книги, что могут дать понятие о Швейцарии и ее горах; и всё, что он говорит, выражает глубокий интерес к занимавшему его предмету»^{137}.

«Родина Вильгельма Телля шлет горячий привет своему юному коронованному другу!» — писала газета. Растроганный Людвиг ответил письмом: