Людвига II давно привлекала восточная культура, особенно архитектура, и он мечтал создать нечто подобное при своем дворе (кстати, к тому времени увлечение короля Востоком уже нашло воплощение в Индийском павильоне в Мюнхенской королевской резиденции). Турецкий зал Шахена, занимающий целиком второй этаж, вполне может соперничать по роскоши отделки, к примеру, с Мавританским павильоном в Линдерхофе, о котором еще пойдет речь. Окна зала с цветными витражами создают волшебную игру света; мебель богато украшена золотой инкрустацией; павлиньи перья, обилие мягких подушек словно воплощают собой грезы по сладкой восточной неге.
Собственно, для отдохновения Шахен и был построен. Людвиг любил здесь бывать в непринужденной обстановке, покуривая один из кальянов своей богатой коллекции (часть ее экспонатов ныне хранится в Музее Людвига II в Херренкимзее) и уносясь мечтами то во дворцы турецких султанов, то на романтические горные вершины родной Баварии — Шахен удачно сочетал в себе оба этих образа. Ощущение покоя и неги, видимо, настолько впиталось с дымом королевского кальяна в атмосферу Шахена, что чувствуется даже теперь. Приют забвения был найден!
Но и основное строительство не останавливалось. Мы уже говорили, что сердце Людвига II было верно трем основным идеалам, каждый из которых получил воплощение в одном из трех замков, построенных королем. Нойшванштайн стал символом идеалов романтического Средневековья; в нем «живут» не столько вагнеровские герои, сколько их древние «предки». В замке Херренкимзее, о котором мы вскоре будем говорить, олицетворена абсолютная королевская власть, тот идеал монархии, достичь которого Людвигу II было изначально не суждено… Линдерхоф стал памятником двум кумирам Людвига II — Рихарду Вагнеру и Людовику XIV. Причем именно здесь можно не только увидеть, но и почувствовать, как в душе короля композитор постепенно уступал «лидерство» французскому монарху.
Интересно отметить, что Людвиг восхищался в своих кумирах только идеями, носителями которых они являлись. Как и в случае с актерами, «всё человеческое» было ему абсолютно чуждо. Людвиг не старался слепо копировать их образ жизни, их вкусы, их пристрастия, что происходит обычно с «талантами и поклонниками». Карл Теодор фон Хайгель подметил, что во многом они даже были антиподами: «Какое сходство было между Людвигом II и Людовиком XIV? Людовик XIV любил охоту, карточную игру и женщин. Людвиг II никогда не охотился, не играл и был равнодушен к женской красоте»{110}.
Отвращение Людвига II к охоте было общеизвестно. Мы уже отмечали, что в ранней юности он отдал дань этой забаве, скорее, подчиняясь влиянию графа Ла Розе, своего воспитателя. Очень скоро Людвиг не просто разочаровался, а буквально возненавидел охоту. Более того, приезжая зимой в Линдерхоф, король ходил в лес и собственноручно кормил хлебом встречавшихся ему на прогулке диких коз, доверчиво подходивших к нему, или же оставлял им корм на дорожке. Проливать кровь живых существ ради удовольствия казалось Людвигу отвратительным. И это в то время, когда высший свет и Баварии, и всей Европы не мыслил себя без охоты. Страстным любителем этой жестокой забавы был, в частности, принц Луитпольд; можно сказать, олицетворением охотника-маньяка являлся австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд, племянник императора Франца Иосифа, превративший свой чешский замок Ко-нопиште фактически в склеп из чучел, рогов, черепов и других охотничьих трофеев. Право же, невольно возникает мысль, что его убийство в Сараеве в 1914 году было вполне заслуженным…
Любовь к природе позволяла Людвигу II видеть и глубоко чувствовать ее красоту. Для своих будущих замков он выбирал самые живописные уголки родной Баварии. При этом король очень бережно относился к природному ландшафту, следя, чтобы во время строительства не было спилено ни одного лишнего дерева.
Характерно, что к творениям рук человеческих Людвиг относился не менее трепетно. Так, став в 1864 году полноправным хозяином Хоэншвангау, он никогда не пытался модернизировать отцовский замок, хотя собственные постройки сразу же снабжал всеми достижениями прогресса, такими как электричество, паровые машины, подъемники и т. п. Романтические мечтания детства были слишком дороги королю; любое изменение, казалось, разрушало очарование былого. А может, он просто не хотел тревожить покой дорогих ему теней легендарных героев, «чувствовавших» себя намного комфортнее при таинственном трепетном мерцании свечей, чем при свете вульгарных электрических фонарей?..
Лишь в 1910 году принц-регент Луитпольд провел в Хоэншвангау электричество. А в 1913-м замок был открыт для посещения в качестве музея. Под любопытными взглядами миллионов туристов благородные рыцари, прекрасные дамы и волшебные лебеди предпочитают больше «не сходить» со своих полотен. Лишь тот, кто верит в сказку, сумеет вступить в контакт с духами-хранителями древних традиций и в полной мере почувствовать неповторимую атмосферу романтического рыцарского Средневековья. Кстати, Хоэншвангау совсем не пострадал во время Второй мировой войны и сохранил подлинные предметы интерьера (в наши дни часть дворца закрыта — там находятся жилые помещения членов Дома Виттельсбахов, которым официально принадлежит замок).
Итак, в середине 1870-х годов первым в ряду «готовящихся к сдачи» королевских объектов стоял замок Линдерхоф. Он всё более приобретал тот облик, который мы можем увидеть сегодня. Первоначальное деревянное здание было облицовано камнем; в 1873 году был утвержден план парка. Еще в 1868 году ландшафтный дизайнер Карл Йозеф фон Эффнер (Effner; 1831–1884) предложил на рассмотрение короля уменьшенную копию Версальского парка. Однако даже в таком «урезанном» виде этот план не вписывался в сравнительно небольшую узкую горную долину, где было развернуто строительство. Тогда Людвиг решил перенести здание примерно на 300 метров западнее (где оно стоит и поныне), что позволяло увеличить общую площадь парка.
В целом строительство замка было закончено к началу 1874 года («днем рождения» Линдерхофа можно считать 21 января, когда завершились отделочные работы в интерьере). Однако уже в 1885 году была начата реконструкция королевской спальни — центрального помещения здания. Она была значительно расширена и продлена с северной стороны, что потребовало общей реставрации замка. Работы были доведены до конца в 1886 году. Но король их результатов уже не увидел, хотя и считается, что Линдерхоф — единственный замок, завершенный при его жизни…
Во время строительства замка произошел один эпизод, рассказанный Луизой фон Кёбелль и очень точно характеризующий баварского короля. Мраморные статуи и лепнина в Линдерхофе были выполнены скульптором Филиппом Перроном (Perron; 1840–1907). Однажды Людвиг II вошел в еще не до конца отделанную спальню и увидел работающего под самым потолком Перрона. «Что же вы не прикажете, чтобы вам подержали лестницу? — живо спросил король скульптора. — Позовите кого-нибудь из прислуги. Ведь вы рискуете упасть!» Перрон, торопясь окончить работу, слушал упреки короля, не прерывая лепки. Тогда Людвиг сам стал держать лестницу и делал это до тех пор, пока скульптор не спустился вниз. «Этот случай еще более усилил рвение Перрона к работе и его привязанность к королю»{111}, — сообщает госпожа фон Кёбелль.
Пройдет всего несколько лет, и в адрес Людвига II будут брошены обвинения в неподобающем жестоком и слишком высокомерном обращении с окружающими. Эти обвинения приходится слышать до сих пор, хотя есть множество доказательств обратного. Увы, очернить и оклеветать человека значительно легче, чем оправдать…
В нашу задачу не входит описывать интерьеры Линдерхофа. Скажем лишь, что это место, где царит дух Людовика XIV. И еще одна особенность: в то время как в душе короля Вагнер постепенно уступает позиции Людовику XIV, в декоре интерьера «вездесущего» лебедя заменяет вторая «орнитологическая любовь» Людвига — павлин. И это очень символично. Ведь лебедь — олицетворение величия духовного мира; павлин — олицетворение абсолютной монаршей власти. Приоритеты сменились: отныне Людвиг — в первую очередь король! К тому же павлин — символ Солнца. Раз Линдерхоф посвящен «королю-солнце», то и эта царственная птица должна непременно в нем присутствовать.
