Наконец, после долгих репетиций, 21 июня 1868 года в Мюнхенском королевском придворном и национальном театре с заслуженным триумфом прошла премьера «Нюрнбергских мейстерзингеров». «Вчерашний спектакль был величественным торжеством, которое, вероятно, никогда больше не повторится. Всё время я должен был сидеть рядом с королем, в его ложе, и оттуда отвечать на овации публики. Никогда и нигде никто не видел ничего подобного»^{91}, — вспоминал Вагнер. Мюнхенская публика приветствовала автора стоя, единодушно выказывая ему свое расположение. Король пожелал, чтобы и последующие премьеры проходили исключительно на сцене Мюнхенского королевского придворного и национального театра. У Вагнера было на сей счет собственное мнение, но он не стал раньше времени его высказывать и, вполне удовлетворенный успехом, вернулся в Швейцарию. Он вновь возжелал тихой семейной идиллии. Козима не заставила себя долго ждать — приехала в Трибшен, откуда написала Людвигу II о состоянии здоровья «любимого Рихарда»: «Он хорошо себя чувствует в Трибшене и вносит правку в биографию»^{92}. Напомним, что автобиографию Вагнер начал писать по просьбе Людвига II и судьба этого произведения очень интересовала короля.

С отъездом Вагнера Людвиг целиком погрузился в проблемы строительства Нойшванштайна и Линдерхофа и почти на год оставил композитора в покое.

Лишь к лету 1869-го «трибшеновская идиллия» Вагнера была нарушена волнениями, связанными с желанием Людвига II непременно поставить в Мюнхене первую часть тетралогии «Кольцо нибелунга» — «Золото Рейна». И немедленно! Вагнер был категорически против, чтобы какая-либо из четырех драм ставилась отдельно от всего «Кольца». Но король, которому Вагнер в свое время продал права на свое произведение, настаивал на постановке и не собирался ждать неопределенное время. Ведь тетралогия к тому времени еще не была закончена (Вагнер лишь начал работу над ее последней частью «Сумерки богов»), да и постановка «Кольца нибелунга» целиком в условиях Мюнхенского королевского придворного и национального театра была невозможна.

Конфликт обострился, когда друг Вагнера, дирижер Ганс Рихтер[84], и исполнитель партии Вотана Франц Бетц[85] из солидарности с мнением композитора отказались от участия в спектакле — вопреки воле короля! Репетиции были остановлены — но лишь на время. Людвиг не отступился от своего желания и теперь был настроен решительно против «Вагнера и его сообщников». В свою очередь Вагнер из Трибшена послал письмо с угрозами новому дирижеру Францу Вюльнеру[86]: «Руки прочь от моей партитуры! Это я вам советую, господин; иначе убирайтесь к черту!»^{93}

Но против желания монарха композитор оказался бессилен. Несмотря на демонстративную отстраненность Вагнера от подготовки спектакля, премьера «Золота Рейна» под управлением Вюльнера состоялась 22 сентября 1869 года и была встречена бурными овациями. Однако успех не принес Вагнеру никакого удовлетворения. На спектакль он не приехал и лишь с удвоенной силой взялся за разработку «Сумерек богов».

В это время Вагнера занимала подготовка к печати завершенного первого тома его мемуаров «Моя жизнь». Книга была отдана в издательство Бофантини (Bofantini) в Базеле и незадолго до Рождества вышла в свет. Первый экземпляр в качестве рождественского подарка был отправлен Людвигу II, несмотря на все ссоры и взаимные обиды в уходившем году.

Новый виток ссоры Вагнера с королем закрутился уже весной 1870-го. Теперь Людвиг II объявил о подготовке к постановке «Валькирии». Вагнер неоднократно и недвусмысленно выражал мнение, что тетралогия должна ставиться только целиком, и никак иначе! На этот раз он, видя свою беспомощность, уже был согласен на компромисс: «Валькирия» может быть поставлена частным образом, лишь для одного короля. Такая практика «театра для одного зрителя» уже не раз использовалась при дворе. Но Людвиг II оказался неумолим и настоял на публичной премьере в Мюнхенском королевском придворном и национальном театре. Возможно, столь непримиримая настойчивость по отношению к вагнеровским творениям была продиктована всё еще не удовлетворенным желанием короля сделать из Баварии «страну музыкантов».

Тогда Вагнер, смирившись с неизбежным, предложил собственные услуги в качестве дирижера. Но Людвиг отказал ему и в этом, мотивируя тем, что отношения Вагнера с Козимой до сих пор не узаконены и его приезд в Мюнхен может негативно сказаться на приеме спектакля публикой. И это после того, как предыдущие вагнеровские постановки прошли успешно, как на премьере «Нюрнбергских мейстерзингеров» мюнхенская публика стоя приветствовала композитора и никто даже и не вспомнил о скандале пятилетней давности! Предлог был явно надуманный.

В эти дни Вагнер вновь с каким-то обреченным отчаянием стал мечтать о собственном театре, где никто не смог бы навязывать ему свою волю…

Но, несмотря на все недоразумения, Вагнер в глубине души с благодарностью воспринимал всё, что Людвиг II делал для него. А чтобы уже никто, даже сам король, не мог упрекнуть Рихарда и Козиму в нарушении норм морали, они 25 августа 1870 года, в день рождения Людвига II, заключили законный союз в протестантской церкви Люцерна (Козима к тому времени перешла из католичества в лютеранство и получила, наконец, долгожданный развод). Свидетелями на их бракосочетании были Ганс Рихтер и Мальвида фон Майзенбуг[87]. В своем дневнике Козима красноречиво написала: «Каждые 5000 лет случается счастье»^{94}.

Однако в целом 1870 год выдался очень тяжелым. Баварии грозил новый военный конфликт; кроме того, усилилось политическое противостояние внутри страны. Это были первые ростки того политического кризиса, который для нашего героя закончился трагически.

Как мы помним, после войны 1866 года Людвиг понял, что единственно возможный для Баварии путь — сближение с Пруссией во имя объединения Германии. На этом пути Людвига всячески поддерживал — естественно, в первую очередь в своих интересах — Отто фон Бисмарк. В целом «железный канцлер» симпатизировал баварскому королю, одобряя его политику, направленную на соблюдение интересов родной страны. Прекрасно понимая, что союз с Пруссией неизбежен, Людвиг пытался вступить в него на наиболее выгодных для Баварии условиях, что в целом ему удалось. Насчет Бисмарка же король никогда не обольщался: «Бисмарк, кажется, хочет из Баварии сделать прусскую провинцию… И — увы!., когда-нибудь это ему удастся»^{95}.

Под влиянием Бисмарка, пообещавшего, что Бавария, вступив в союз с Пруссией, сохранит независимость и собственную армию, а также получит немалое денежное вознаграждение, Людвиг II начал проводить планомерную пропрусскую политику. Не следует сбрасывать со счетов то обстоятельство, что, возможно, во многом он действовал против своих внутренних убеждений, но подчиняясь «голосу крови» (напомним, что его мать, королева Мария, приходилась двоюродной сестрой Вильгельму I, а стало быть, сам Людвиг — двоюродный племянник будущего германского кайзера). Помня об этих родственных связях, Людвиг не особо кривил душой, когда писал своему двоюродному дяде: «После того как заключен между нами мир и утверждена крепкая и постоянная дружба между нашими государствами, хочется дать этому факту внешнее символическое выражение, и я предлагаю Вашему Королевскому Величеству совместно со мной владеть знаменитым замком Ваших предков в Нюрнберге[88]. Когда со шпиля этого общего родового замка взовьются рядом знамена Гогенцоллернов и Виттельсбахов, это будет символом того, что Пруссия и Бавария единодушно стоят на страже будущего Германии, которое через Ваше Королевское Величество направлено Провидением по новым путям…»^{96}