Впоследствии Людвиг II обсуждал с Марией Александровной и политические вопросы и даже обращался за помощью. Так, после поражения в Австро-прусской войне он просил, чтобы российская императрица уговорила своего супруга ходатайствовать перед прусским правительством и лично перед королем Вильгельмом I о смягчении условий мира для Баварии. Однако в данном случае политика оказалась выше личных симпатий: Мария Александровна сообщила Людвигу, что никакого посредничества со стороны Российской империи быть не может, так как это могло бы осложнить отношения между Александром II и Вильгельмом I.

Кстати, необходимо отметить, что Российская империя всегда восхищала баварского короля. Он видел в ней тот идеал власти, к которому стремился сам и который стоял для него даже выше, чем «обожаемый» французский абсолютизм Людовика XIV. Людвиг писал Марии Александровне: «Трижды благословенная и прославленная Россия, что с полным правом называется Святой и является для меня идеалом империи, благословенная страна, в границах которой живет народ, как никто другой на Богом данной обширной земле; меня воодушевляет народ в верной и самоотверженной любви к своему дарованному Богом правителю»[70]^{72}.

Король много читал о России, хотел непременно посетить ее. К сожалению, это желание так и не осуществилось.

Зато Мария Александровна со своей свитой из двадцати шести человек, но уже без мужа и дочери, в августе 1868 года вновь совершила поездку в Баварию. После недолгого пребывания в Киссингене Людвиг II пригласил императрицу подольше погостить в его замке Берг. Она провела там почти месяц — замок был предоставлен Людвигом в полное ее распоряжение. Сам король всё это время жил в небольшом домике при замке на берегу озера. Для Марии Александровны Людвиг устраивал праздники с фейерверками и музыкальными представлениями как в парке Берга, так и на Острове роз (Roseninsel) на Штарнбергском озере — Максимилиан II в свое время построил там для сына небольшую виллу, вокруг которой разбил сад с несколькими тысячами (!) розовых кустов. Возможно, в присутствии российской императрицы Людвиг II забывал даже о существовании Рихарда Вагнера…

Двадцать восьмого сентября Мария Александровна отправилась в Италию, и Людвиг проводил ее до Инсбрука.

«Неоднократно утверждается, что король Людвиг II из всех женщин, с которыми он знакомился, почитал больше всего императрицу Елизавету Австрийскую. При более точном исследовании это утверждение нуждается в исправлении. Ибо из дневников и писем Людвига II видно, что он также почитал и других женщин, по крайней мере, столько же, сколько Сиси. Среди них — российская императрица Мария Александровна, которая, по-видимому, повлияла гораздо больше, чем Сиси, на его представления о сути и о задачах королевской власти»[71]^{73} — таков вывод исследователя Франца Мерты.

Вот и вся правда о «русско-баварских сердечных тайнах»…

Вернемся, однако, к нашему повествованию. Итак, королева-мать, как и весь баварский народ, продолжала томиться ожиданием свадьбы сына. И вот, наконец, в самом начале 1867 года Бавария была буквально потрясена великолепной новостью: Людвиг II нашел достойную невесту! Королева Мария возликовала. Родителям избранницы было отправлено официальное предложение; 22 января состоялась помолвка; определен день свадьбы: король будет венчаться 12 октября, в тот же день, когда венчались его дед и отец. Следование традициям, семейным и национальным, для истинных баварцев едва ли не более важно, чем для англичан.

Долгожданной невестой короля стала София Шарлотта Августа, принцесса Баварская, герцогиня Баварская, сестра императрицы Елизаветы Австрийской. Скорее всего, именно последнее обстоятельство сыграло для Людвига решающую роль в выборе будущей жены. Ему казалось, что София напоминает Елизавету во всём — и внешне, и внутренне. Мы уже вскользь касались отношений, связывавших Людвига и Елизавету, которыми оба очень дорожили. Они всегда старались встретиться, когда Елизавета приезжала на родину. Чаще всего это происходило на берегах Штарнбергского озера, когда Людвиг отдыхал в замке Берг, а Елизавета — на противоположном берегу озера в замке Поссенхофен (Possenhofen), купленном ее отцом Максимилианом Баварским (1808–1888) в 1834 году. Это место было бесконечно дорого сердцу австрийской императрицы: здесь она родилась и провела детство. Елизавета и Людвиг, вплоть до смерти последнего, встречались на Острове роз, куда король приплывал на своем пароходе «Тристан». Среди аромата роз две одинокие родственные души читали вслух стихи любимых поэтов, размышляли, мечтали… Между Людвигом и Елизаветой было условлено давать знак о свидании ударом колокола; если кто-то не мог прийти в назначенное время, другой оставлял для него письмо в почтовом ящике при вилле, ключ от которого был у обоих. В этих письмах Людвиг называл себя Орлом, а Елизавету — Голубкой…

Должно быть, Людвигу казалось, что родная сестра Сиси должна обладать такой же чуткой и романтической натурой. В то время Софии было 20 лет и она была настоящей красавицей. К тому же принцесса обладала приятным голосом, хорошо играла на фортепьяно, а главное — любила музыку Рихарда Вагнера. Чего же еще желать?

Но, как бы ни ждали при баварском дворе объявления о свадьбе короля, скоропалительность принятого им решения изумила всех. Биограф Людвига Карл Теодор фон Хайгель писал: «Объяснившись с принцессой на балу, он, ни с кем не посоветовавшись, прямо объявил, что женится на ней. Выбор его был одобрен королевой-матерью, а появление затем в театре жениха и невесты вызвало всеобщий восторг»^{74}.

Людвиг выглядел по-настоящему влюбленным. И это ни в коем случае не было притворством — король никогда не был способен на неискренность даже из политических соображений, не говоря уже о сфере личных чувств. Что бы потом ни говорил даже сам Людвиг, это не был и самообман: мол, под влиянием общественного мнения он заставил себя поверить, что это любовь. Он никогда ничего не делал под давлением общественного мнения — кроме, пожалуй, рокового удаления Вагнера из Мюнхена, которое в итоге и привело его к трагедии. Людвиг действительно полюбил, полюбил всем сердцем, со всей страстью порывистой эмоциональной натуры, для которой во внезапно вспыхнувших чувствах нет ничего из ряда вон выходящего. Современник и биограф короля профессор Конрад Байер (Веуег; 1834–1906) отмечал: «Король окружил свою невесту таким ореолом романтизма, что все в стране поверили тому, что она воплощенная поэзия. Он заказал лучшему скульптору ее бюст и поставил его в своем зимнем саду. Затем один из лучших художников Мюнхена, портретист Barfus[72], по заказу короля, лично присутствовавшего на сеансах, писал портрет будущей королевы в подвенечном наряде; и раз, смотря на почти уже оконченный портрет, король воскликнул с восторгом: «Eine königliche Braut!»[73] Принцесса была изображена в кружевном платье, с подвенечным вуалем, и была очень похожа на свою сестру императрицу Елизавету»^{75}. Поистине, любовь Людвига II была подобна фейерверку — ослепительно вспыхнув, она так же быстро и погасла…

Между тем у короля практически одновременно с невестой неожиданно появилась… фаворитка — Лилла фон Бульовски (Bulyowsky, Bulyovsky), урожденная Силади (Szilägyi; 1833–1909). Актриса, танцовщица и поэтесса^{76}венгерского происхождения обладала многочисленными талантами и была настоящей красавицей. Актерскому мастерству она обучалась у отца, выдающегося актера Пала Силади (Päl Szilägyi; 1790–1874), блиставшего на сценах Пешта. С 1847 года Лилла уже с успехом выступала в родном Клаузенбурге[74]. В следующем году она вышла замуж за писателя и литературного критика Дьюлу Бульовски (1827–1883), а еще через год переехала в Пешт, где вплоть до 1860 года была занята преимущественно в трагических ролях. Вершиной ее артистической карьеры стало воплощение на сцене образов заглавных героинь трагедий Фридриха Шиллера «Мария Стюарт» и Готхольда Лессинга «Эмилия Галотти». В 1867 году Лилла получила ангажемент в Мюнхенский королевский придворный и национальный театр. Именно там в роли Марии Стюарт ее увидел Людвиг II.