Однако королю по статусу положено обзавестись женой и подарить стране наследника престола. Вдовствующая королева Мария уже давно переживала, что ее сын не женится. Одной из первых кандидаток на роль счастливой невесты была Мария Луиза Александра Каролина фон Гогенцоллерн-Зигмаринген (Hohenzollem-Sigmaringen; 1845–1912). Но дальше объявлений в венской прессе дело не пошло{68}.
Ожидание королевской свадьбы продолжалось…
Правда, вдовствующая королева не могла не видеть, что Людвиг не тот человек, который свяжет себя узами брака исключительно по политическим соображениям. Он, с детства увлекавшийся рыцарскими легендами, тешил себя надеждой в реальности найти свою Прекрасную Даму.
В связи с этим уместно одно небольшое отступление. История иногда делает такие сюжетные повороты, что сама дает исследователю повод использовать вроде бы неприменимое к ней сослагательное наклонение…
За два года до описываемых событий, летом 1864-го, в курортном городе Киссинген Людвиг II принимал российскую августейшую чету — императора Александра II с супругой Марией Александровной[65] и детьми: цесаревичем Николаем (1843–1865) и великой княжной Марией (1853–1920). Прибыв в Киссинген 18 июня, Людвиг не планировал задерживаться там дольше четырех дней…
Если бы знакомство Людвига и великой княжны Марии со временем привело к свадьбе! Если бы породнились дома Романовых и Виттельсбахов! Если бы… Надежды на это были: по свидетельству очевидцев, Людвиг был необычайно оживлен и весел во время общения со своими августейшими гостями, а те отвечали ему таким же сердечным расположением.
Восьмого июля Александр II назначил Людвига II шефом 1-го уланского Санкт-Петербургского полка, именовавшегося отныне 1-м уланским Санкт-Петербургским Его Величества Короля Баварского полком. Почетное звание шефа этого полка Людвиг II, можно сказать, унаследовал от отца, который до 2 марта 1864 года также являлся его шефом. В этом качестве Людвиг II вплоть до 8 июня 1886 года «состоял» на службе в русской армии. Кстати, полный комплект полкового обмундирования был в кратчайшие сроки выслан из Санкт-Петербурга в Киссинген; как свидетельствуют современники, эта форма необыкновенно шла красавцу-королю.
Дружеское, практически неофициальное общение Людвига II с русской императорской фамилией мгновенно породило слухи о его предстоящей свадьбе с великой княжной.
Как только они достигли ушей деда нашего героя, Людвига I, он немедленно написал своему любимцу:
«Ашаффенбург, 8 июля 1864 года.
Дорогой Людвиг,
Ты знаешь, как я люблю тебя; поэтому я не могу подавить в себе сокровенное желание сказать, что ты не должен связывать себя узами брака. В твоем возрасте ты слишком молод для супружеской жизни; и, учитывая, что ты вырос так быстро, вряд ли брак будет хорош для твоего здоровья. Если ты дашь обещание жениться, ты лишаешь себя свободы видеть других принцесс. Позже многое кажется другим, чем в первое мгновение. Речь идет о твоем семейном счастье на всю твою жизнь, поэтому не торопись, но держи руки свободными. Я в этом убежден, любимый внук, и желаю тебе всего лучшего»[66]{69}.
Дед беспокоился напрасно. Сам Людвиг II даже не помышлял о женитьбе! Справедливости ради надо сказать, что дочери Александра II к тому времени исполнилось лишь 11 лет и вряд ли тут вообще уместно рассуждать о какой-либо внезапно возникшей страсти. Юный король был очарован вовсе не великой княжной, а самой императрицей — умной, великолепно образованной женщиной с тонким художественным вкусом и богатым внутренним миром. Это подтверждается тем фактом, что ее изображения можно найти во всех дорогих сердцу короля местах его пребывания — от Нойшванштайна до Берга. Однако не следует искать в отношениях Людвига II и Марии Александровны любовной подоплеки. Существуют письменные источники, свидетельствующие, что Людвиг не просто называл русскую императрицу «своей подлинной матерью», но признавался, что она «осенена для него ореолом святой», что «рядом с ней он чувствует себя принявшим таинство Причастия». Сохранилось и несколько писем Людвига II Марии Александровне{70}.
На такое почти религиозное поклонение императрица отвечала искренними, ничем не замутненными материнскими чувствами. Мы уже говорили, что с собственной матерью у Людвига II никогда не было духовной близости. В Марии Александровне, которая была старше короля на 21 год, он неожиданно для самого себя нашел идеал женщины-матери. А Людвиг во всём и всегда стремился к идеалу! При этом сама российская императрица мягко и ненавязчиво советовала Людвигу сблизиться с королевой Марией, постараться полюбить ее настоящей сыновней любовью.
Детям окончательно испорченного XXI века сложно понять и по справедливости оценить чистоту общения баварского короля и российской императрицы. Между тем оно достойно восхищения! Чтобы не быть голословными, обратимся к конкретным примерам. Вот как описывает пребывание в Киссингене, со слов самой императрицы, баронесса Мария Петровна Фредерикс (1832–1908), фрейлина императрицы Марии Александровны: «В Киссингене принимал Государыню Король Баварский, несчастный Людвиг, так трагически окончивший свое поэтическое существование. Он тогда был прелестный девятнадцатилетний юноша, только что вступивший на престол после смерти своего отца. Сам он нам рассказывал, что, сделавшись королем, его первое действие было велеть подать себе кофе, так как он не смел пить по утрам ничего другого кроме молока. Он был очень красив собою, имел выразительный, мечтательный взгляд и премилую улыбку; был большого роста, очень худ и гибок, как молодой кипарис. Хотя Великая Княжна Мария Александровна была еще ребенком, ей всего было еще около 11-ти лет, Ей прочили Короля баварского в женихи. Но впоследствии пришлось оставить эту мысль, так как удостоверились, что он слишком большой идеалист, чтобы быть хорошим мужем. Притом римско-католическая вера препятствовала тоже этому браку. <…> К нашей Императрице юный Король питал какое-то особенное, восторженное поклонение, Она сделалась его божеством, и насколько мне известно, Король Людвиг остался верен этому восторженному чувству к Императрице Марии Александровне даже после Ее кончины, до последних дней своих. Он находил, что нет на свете другой подобной женщины (курсив наш. — М. З.). Король старался угождать Ее Величеству во всех малейших желаниях во время Ее пребывания в Киссингене. Например: однажды в разговоре Императрица сказала, что очень любит альпийские цветочки, так называемые EdelWeis, — на другое утро, когда Ее Величество вошла в Свою гостиную, Она увидала всю комнату, украшенную этими цветочками, вдоль и поперек стен висели гирлянды, миллионы этих цветов. Король приказал ночью их набрать, и к пробуждению Императрицы всё было уже готово и на месте. В другой раз разговор зашел об известном баварском массивного золота столовом plateau[67] работы знаменитого художника Бенвенуто Челлини. Король подробно описывал эти изящные столовые украшения. Императрица, не думая ни о чем и скорей чтобы сказать что-нибудь приятное Королю, выразилась так, что интересовалась бы видеть это знаменитое произведение. Через день въезжает на двор занимаемого Ее Величеством дома вереница фургонов с громадными ящиками. Король выписал по телеграфу из Мюнхена весь этот громадный plateau. Все комнаты небольшого помещения, занимаемого Императрицей, литерально были завалены этими золотыми, чудной работы украшениями. Много еще других подобных выходок было со стороны Короля, которых теперь уже не упомню. Ему ничего не казалось невозможным, так что под конец Императрица стала остерегаться с Королем в своих разговорах. Проводя вечера у Императрицы со всеми нами, Король часто просил г-жу Сабинину[68] играть Вагнера, музыкой которого он уже тогда восхищался. Для этого он выписал из Мюнхена все собрание опер Вагнера в четыре руки; г-жа Сабинина исполняла их с братом Императрицы Принцем Александром Гессенским, играющим очень хорошо на фортепиано, — а юный Король слушал и восхищался. Императрицу сопровождал в Киссинген Наследник, и, подружась с Королем Людвигом, поехал с ним в Auberschwangau (то есть Хоэншвангау. — М. З.), любимый замок Короля. <…> Позже и Государь приехал в Киссинген…»[69]{71}