– Хорошо, султан. Пусть будет по-вашему, – подполковник весело подмигнул султану, – я представляю, какое это было бы оскорбление – не навестить родственника после дальней дороги. Думаю, у прапорщика в доме уже кипит самовар, а мясо бурлит в казане.

Султан и поручик рассмеялись шутке начальника.

– Так что отдыхайте. Но, завтра утром, жду вас у себя, султан. Вы и ваши люди будете при мне. Это должны видеть все, а то, Боже упаси, люди подумают, что все киргизы от нас отвернулись. Но увидев столь прославленного и знатного воина, многим придется попридержать свои языки. Нам не нужна паника, – подполковник лукаво улыбнулся каким-то своим мыслям, ведь то, о чем он говорил совсем не казалось достойным веселья.

– Господин подполковник, разрешите… Я и мои воины хорошо вооружены и… возможно… Вы дадите мне более… более действенное поручение… – на языке у султана вертелись слова, вроде: «более почетное поручение», но он благоразумно не рискнул задеть таким оборотом Герасима Алексеевича, – мы воины и знаем местность… Возможно мы будем полезнее…

– Что вы, султан! Если вы отчего-то предположили, будто я не ведаю о превосходных боевых качествах, как ваших лично, так и ваших соплеменников, то не иначе как вас ввели в заблуждение! Уверяю вас, что как только, – а я убежден что это вскоре произойдет, сведения о хокандцах24 подтвердятся, у вас будет не одна возможность оголить вашу саблю и продемонстрировать лихой воинский пыл. А покуда все это остается лишь слухами, я бы предпочел насладиться вашим обществом подольше.

– Да, господин подполковник. Прошу прощения! Я исполню ваш приказ, как того требует воинский устав. – Поспешил заверить начальника султан и снова прижал кулак с камчой к груди.

С этим Герасим Алексеевич отпустил султана.

Прапорщик Кожегул был представителем богатого рода албан и происходил из почтенной семьи, имевшей торговые связи с татарскими купцами и ремесленниками Верного. Состояние его семьи, а также жалование, получаемое за службу, позволило ему снимать комнаты в бревенчатом доме в Алматинской Малой станице.

В обмен на регулярные гостинцы, привозимые многочисленными гостями из родного аула, он снабжал родичей избыточной информацией обо всех известных ему делах, происходивших в Верном как центре деловой жизни округа. Родичи прапорщика, таким образом, имели сведения о рыночных днях, ценах и спросе на наиболее ходовые товары, которые могли предоставить албаны, такие как скот, шерсть, войлочные изделия, незатейливые ювелирные украшения, предметы одежды и быта. Имея связи с соседями татарами, наиболее проворными купцами Верного, Кожегул имел возможность обменивать товары своих кочевых родичей напрямую, без участия третьих лиц и по самым выгодным ценам. Они приобретали чай, сахар, соль, порох, шелка и прочие ткани для одежд, нитки, кожу, сбруи и все из того, что было в обороте в пределах Кашгарии, Ташкента, Хивы, Самарканда – вне империи, Уфы и Астрахани, Казани и Тобольска, Оренбурга и Омска в ее пределах, где

Иллюстрация 3. Фотография зарисовки «Площадь в укреплении Верное». 1857. Художник П. М. Кошаров

татары имели свои торговые точки и многочисленные связи.

Прапорщик владел русским и татарским языками наравне с родным, был на хорошем счету у своих командиров и имел высокие амбиции касаемо своей дальнейшей службы и продвижении карьеры.

В доме у него было немного места, однако, он заранее решил уступить и подготовил свою постель, для наибольшего удобства высокого и знатного гостя. Султан Аблес являлся его дальним родственников по матери, они были ровесниками, но происходил он из рода торе, потомков великого Чингисхана, был представителем ак-суйек25 и по своему происхождению стоял выше любого, сколь бы значимым и богатым тот не был. Кроме того, султан Аблес имел чин капитана императорской армии, так что он являлся и старшим по званию. В общем, встретил Кожегул своего знатного родича как положено, предоставил тому все удобства. Султан же был не привередлив, хоть и принимал почтительное обращение Кожегула как должное.

На следующий день, после того, как Герасим Алексеевич отпустил султана, тот проведал своих джигитов, весьма прилично расположившихся в Малой станице, в домах казаков по приказу начальника, а после принял приглашение Кожегула прогуляться по недавно разбитому Казенному саду, с большим количеством еще не вошедших в силу саженцев и деревьев, совсем маленьких и убогих, но еще не сбросивших листвы, так как стоял сентябрь. Посередине сада журчал пруд, в котором мирно плавали грациозные и аристократичные белые и черные лебеди, а вдоль была проложена дорожка, для удобства прогулок. Дивная лазурь безоблачного неба умиротворяла и даже самого хмурого человека могла обречь на добродушную улыбку.

Султан шел чуть впереди, со сжатыми за спиной руками. Казахи были одеты в мундиры с подобающими их чинам погонами и эполетами, сверху, застегнутые на все пуговицы их мускулистые тела обтягивали темные полукафтаны с юбкой, опоясанные кожанными ремнями в цвет, а снизу они носили белоснежные брюки. Вооружены они были саблями, а на головах красовались легкие фуражки.

Кожегул услышал шорох во все еще пышных кустах, с другой стороны от пруда, и инстинктивно схватился за эфес. Но, вскоре он что-то разглядел и его доброе лицо расширилось в улыбке. Он кивнул султану, словно приглашая его поучаствовать в забаве, и на цыпочках попятился назад. Он обошел густые заросли сирени подальше от того места, где был услышан шорох и замечено движение, чтобы зайти с тыла незамеченным. Султан стоял нахмуренный, с прямой спиной, всем видом показывая, что шутки он не понимает.

Тогда высокий голос заверещал «Ги-ги! Ч-чу!», будто бы понуждавший лошадь к ходу, и из кустов буквально выкатился толстяк, который был одет в роскошный шапан, украшенный шикарными золотыми узорами орнаментов, подпоясанный широким кожаным поясом с блестящими каменьями, и, несмотря на тряску, не потерявший покрывавшую лысую макушку такию. За этим чудом бежал смеющийся и подгонявший его Кожегул, – и тогда дрогнули султанские уста. Видно, Кожегул страшно испугал бедолагу нападением с тыла, так он еще и успел оторвать веточку с дерева и ею угрожал затаившегося до момента нападения в кустах тучного казаха.

Когда обнаружилось, что наблюдавший за ними из кустов толстяк был не кем иным, как давешним говоруном, любителем пустословных тостов, баем Аманжолом, султан засмеялся в голос.

– Ассалаумагалейкум, достопочтенный и высокородный бай из долины Каргалы, что близ могучей реки Лепсы! Правнук Елжара, внук Даирбая, соратника великого Абылай хана! – нарочито медленно и долго перечислял повеселевший султан, демонстрируя крепость памяти, пока тот согнулся в поклоне и не смел прерывать этот поток сарказма.

– Уагалейкумасалам, султан-торе, пусть Аллах продлит твои годы! – приветствовал бай в ответ, потом поморщился, потер зад, по которому попала палочка Кожегула и продолжил: – Ах, султан, если бы этот мелкий подлец не был твоим нукером, я бы отделал его как следует. Уложил бы пузом книзу и прогулялся бы камчой по его низкородной спине!

Кожегул не только не обиделся, но залился заразительным хохотом. Как и любой из албанов, он за словами в карман не лез, когда речь шла о дружеской беседе с добродушными шутками и необходимостью выдавать колкие, а подчас и тонкие ответы, чтобы не быть осмеянным самому.

– Раз уж почтенный бай желает выгулять свою камчу по моей спине, словно это спина последнего осла в Верном, то мне остается только покориться, как подобает младшему перед убеленному сединами мудрецу. Однако, это напомнило мне одну историю, что рассказывал известный акын из твоего аула, бай. Возможно, мырза, вам будет интересно послушать мой пересказ, – обратился Кожегул к султану. – Пару лет назад там праздновали уйлену той26, съехалось множество молодых джигитов и никак не меньше было красавиц на выданье. Девушки, одна краше другой, игривые, как кошечки, но и с характером! Такие не каждому дадут над собой пошутить, если сочтут это неуместным. Но вот, после состязаний куресши27, была объявлена долгажданная забава кыз-куу28. Каково же было удивление молодых джигитов, ждавших свою очередь погоняться за красавицами, когда на поле явился несомненно почтенный, хоть и немолодой карасакал29, истомленный и бесповоротно влюбленный в луноликую Амину, дочь старого батыра Мырзагула. Видно давно полноватый карасакал не садился в седло и участвовал в столь горячих забавах. Что и говорить, боюсь, вооруженного и в доспехах, его конь не стерпел бы и сбросил седока! Мало того, что немолодой джигит не сумел догнать девушку, чтобы запечатлеть поцелуй на ее устах, так он еще умудрился быть настигнутым на обратном пути, так что прыткая девушка отхлестала его спину со всем усердием. Говорят, что этот случай вызывал смех жителей аулов за сотни верст вокруг еще с месяц, так вдобавок, от камзола карасакала остались одни ремни да ошметки, а спину он ездил лечить аж к целебным источникам Жаркента! Акын рассказывал, что имя этого карасакала…