Аманжол разузнал все, что было можно, все места, куда девушка ходила, имел точные сведения о том, чем занимается ее младший брат, что поделывает слепой старец – бай наблюдал и за ним.

Тогда, вследствие долгих раздумий и множества неловких попыток познакомиться с Зоей, баю пришла неожиданная мысль. Собственно, чего это он изобретает колесо? Ведь есть заветы его предков, которые, должно быть, в таких случаях, не сильно отличаются от традиций русских. У девицы есть старик, пусть и не родной, есть брат, пусть и малолетний. И, что немаловажно, живут они оборванцами, а девица кормит эти два голодных рта, работает и изводится, в то время как место ей – в цветастых садах Багдада или на золотом ханском троне! Она подобна райской гурии, столь же желанна и дорога для байского сердца, но вместо того, чтобы прислуживать ему и дарить свою ласку, она пашет землю, словно вол, и таскает тяжести в трактире еврея, как вьючный осел!

«Так что же мне мешает», – рассуждал далее бай, – «почему бы не пойти к старику и не сговориться с ним? Я заплачу поистине ханский калым, слава Аллаху, косяки мои тучны…»

Бай готовился уже сделать так, но, поразмыслив еще, на свою беду, снова засомневался. Девица, узнав об этом, может взбрыкнуть, отказаться. К сожалению, скот и товары из аула бай уже обратил и разменял в Верном и тем, что у него было в наличие, здесь никого не удивишь. Да и неприлично почтенному карасакалу, уже женатому, ходить к нищим старикам и предлагать себя в мужья. Нет, нужно было сделать все как полагается. Недаром существуют обычаи, освященные столетиями. Все они исходят из мудрости и векового опыта. Поэтому, презрев все опасности, упрятав страх перед Колпаковским поглубже в нутро, забыв об обещании быть рядом с султаном в битве, во имя любви, бай решил сбежать из Верного.

Нужно было достичь своих аулов, где, будучи властелином своей судьбы и шкуры, огромных табунов лошадей и сотен юрт сородичей и подданных, выслать к старику честь по чести людей для кудалыка82, с богатыми дарами.

Заодно, кудалар могли бы узнать, как в Верном отнеслись к его побегу и не назначил ли Колпаковский гору золота в награду за поимку беглого бая или за его взбунтовавшуюся голову, отделенную от плеч. Если так, то в худшем случае, начальник возьмет их в заложники и тогда, поторговавшись как следует, бай их выкупит, пока сам будет в безопасности. Если же начальник простит его, то кудалар свободно явятся к старику-казаку, испросят разрешения поставить белую юрту рядом с его избой, одарят его подарками, оденут дорогой шапан на его дряхлые плечи и водрузят малахай из волчьей шерсти на его белую голову. Для мальчишки бай не пожалел в своих грезах породистого жеребенка, с седлом и уздечкой, а для будущей токал он отправит кимешек83, обшитый жемчугом и самый изящный камзол.

Сам же бай, тем временем, подготовит свадебный пир в ауле, скачки и торжественные игрища, такой той84, о которам еще десятилетие по всей Степи, да что там, во всей Азии, будут говорить не иначе как со вздохами восхищения и муками зависти. Тогда ни старик, ни сама казачка, не смогут устоять перед соблазном, и непременно согласятся на брак. В конце концов, к чему старику сопротивляться, ведь мудрецы говорят: цель дороги – дойти, цель девушки – уйти.

Как только кудалар сделают свое дело, старик с девушкой должны будут явиться в аул, а уж там, был уверен Аманжол, девушка трижды произнесет слова шахады85 и мулла совершит обряд при свидетелях.

Великодушный меджнун, в обычной своей жизнедеятельности скаредный и хитрый, теперь был готов отказаться от приданого и полностью взять на себя ответственность за красавицу. Он поставит ей за свой счет отдельную юрту, чтобы юную токал не заклевала его ядовитая байбише86, выделит ей косяк лошадок, чтобы она могла жить независимо, хоть на все это и придется поиздержаться.

Решив так, бай сделался непреклонен, хоть и соблюдал осторожность. Опасности он презрел не полностью, страхи его, хоть и улеглись, но не исчезли, и свою медлительность он оправдывал исключительно уважением к султану Аблесу, потому что дал ему слово, которое вот-вот собирался нарушить. Но любовь и казачка стоили того.

Все ему в Верном надоело, все осточертело. Аманжол устал бояться, устал чувствовать себя ненужным и незаслуженно обойденным вниманием со стороны важных людей. А грозного султана Аблеса все не было, так что бай разработал тактику побега.

За пару ночей он придумал хитроумный план. Во-первых, он решил выехать ночью, чтобы не быть замеченным русскими, ведь он все еще боялся суровой мести Колпаковского за свое малодушие. Во-вторых, ехать он решил не на своем могучем бактриане87, а на ишачке своего слуги, которого, вместе со вторым помощником, он решил оставить в юрте под Верным, для отвода глаз, как будто бай стоит на месте. Им было велено выдвигаться позднее, не высовываться из юрты и всем говорить покуда, что бай приболел. Естественно, все наторгованные богатства бай взял с собой, погрузив на второго ишака, так что на бедняка, как рассчитывалось, он никак не походил, хоть и надел тряпье своего слуги на свои необхватные телеса. И наконец, наиковарнейшим ходом было письмо, которое бай написал и отправил Кожегулу с нарочным. Там, по-арабски, с оттиском личной тамги88, содержалось торжественное приглашение прапорщика Кожегула на обед к баю на следующий день. Этим, бай рассчитывал усыпить бдительность Кожегула, так как был уверен в том, что прапорщик поставлен султаном Аблесом для слежки за ним. В дальнейшем, это письмо и привело к той неловкой встрече в байской юрте.

А до того времени, почтенного вздыхателя ждали некоторые приключения.

Настал вечер, тьма поглотила выселки. Аманжол тайно двинулся в путь по дороге на Софийскую станицу.

Дороги близ верненских станиц были выстелены ковром из желтых листьев. Дальше она уходила в степь. По правую сторону, на юге, высились хребты Заилийского Алатау, образуя собой некую местную границу, хотя империя простиралась дальше этой гряды, в сторону озера Иссык-Куль. Слева же, в северную сторону, простиралась бесконечная плоская степь.

Медленным шагом, уверенно, по-барски, топали ишачки, один навьюченный поперек спины разными тяжестями, и второй, не менее напряженно, нес на себе полного, дородного бая, который катал во рту шарик курта89. Вокруг ни зги не было видно, тишину нарушало лишь стрекотание кузнечиков.

Первые версты вдоль дороги от Верного, по обеим сторонам расстилались пашенные земли, а если бы баю было угодно двигаться в сторону гор, он увидел бы и большие садоводческие угодья, куда привозили саженцы плодовых деревьев, насаживали и исследовали их приживаемость. Именно оттуда в Верный и в близлежащие выселки свозились абрикосы, груши, яблоки, сливы, вишни и другие плоды неприхотливых пород, которые нашли здесь добротную почву.

Кое где возле дороги пятнами пестрели оазисы деревьев и кустарников. Когда бай проехал пашенные земли, далее отдельными, но широкими полями, ширились камышовые заросли, что свидетельствовало о высоком нахождении там подземных вод. В тех местах, где воды эти находились слишком высоко, на поверхность поднимались даже небольшие озерца или, скорее лужицы в заболоченных землях, окаймленные неизменными камышами. Летом, случись здесь кочевка или становище, аульные дети с удовольствие купались в таких водоемах, поились кони и скот, взрослые могли насладиться отдыхом и укрыться от жары, молодежь же находила укромные места от нежелательных взглядов в тени высоких зарослей.