В мае 1613 года Д. Меррик отплыл в Россию из Англии в сопровождении Уильяма Рассела, высокопоставленного представителя Московской компании. На руках они имели ту самую грамоту короля Якова I, которой они были уполномочены рассмотреть, в частности, «… некоторые сообщения и предложения от разных главных и значительных лиц того Государства, клонящиеся к благосостоянию и безопасности страны и к восстановлению в оной мира и правления чрез наше посредничество и вмешательство…». К сожалению, не сохранилось никакой информации ни о количестве кораблей, которые отправились в Россию весной 1613 года, ни о составе и численности их команд, предназначенных для захвата русского севера и территорий вдоль Волги. Вряд ли, однако, стоит сомневаться в том, что их было достаточно для столь масштабной операции.
По прибытии в начале июня в Москву английских послов ожидала принципиально иная внутриполитическая обстановка. Польские войска были изгнаны из Москвы вторым ополчением еще в конце 1612 года. На русский престол был избран Михаил Романов, сын патриарха Филарета. Меррику и Расселу, несомненно, доложили об усилиях купцов Московской компании вмешаться в процесс избрания нового русского царя. По версии известного советского историка А.Л. Станиславского150, английские купцы используя связи и подкуп перед началом земского собора, на котором избрали Михаила Романова, почти убедили значительную часть бояр и дворянства избрать на русский престол короля Англии и Шотландии Якова I. Однако, замысел англичан вступил в противоречие с интересами других групп, прежде всего поляков, и стоявшего за ними Ватикана, искавших возможности возвести на русский престол своего ставленника. Неожиданно сплоченной и мощной силой выступила часть вольного казачества, примкнувшего на последнем этапе смуты ко второму русскому ополчению. Как утверждает Станиславский, казаки ни с того, ни с сего заволновались по поводу своего хлебного жалования от русской казны: кто-то пустил слух, что тот хлеб, который должен был идти на их жалованье, «будет вместо этого продаваться англичанами за деньги по всему миру». Иноземные кандидаты отпали все – так захотели казаки, сделавшие ставку не на сильную фигуру, с которой пришлось бы считаться, а на самую слабую, которой рассчитывали манипулировать легко и долго.
Версия Станиславского о решающей роли казачества в избрании на престол представителя рода Романовых получила подтверждение в работах других современных историков, в частности А.В. Пыжикова, правда с некоторыми вариациями. Как удалось установить Пыжикову, в 1601 году после разгрома семейства Романовых Борис Годунов распустил их слуг, холопов, запретив принимать последних на службу. Многие ушли «в украинскую сторону», где встали под знамёна Ивана Болотникова, отправлявшегося завоевывать Московию для второго Лжедмитрия. Как заметил Пыжиков, впоследствии это сильно смущало патриарха Филарета, приказавшего удалить этот факт из текста Нового летописца151 и дать «правильную» версию Смуты. И это было совсем не лишнее, учитывая те зверства, грабежи, погромы церквей, которые чинили на своём пути «восставшие» романовские холопья. Патриарх Гермоген предал мятежников анафеме. В его грамотах они назывались вполне определённо: «Собрались украинских городов воры – казаки, боярские холопы и мужики, и побрали себе в головы таких же воров»152. Казачьи банды пережили казнь Болотникова, гибель всех Лжедмитриев, нашествие поляков, призвание на русский престол польского королевича Владислава. Они продолжали грабить и жечь русские города и деревни вплоть до создания второго русского ополчения Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского. Казаки чутко уловили настроения, распространявшиеся в народе, и примкнули к ополченцам. Они решили поучаствовать в разгроме поляков, а затем и в Земском соборе. Их расчет оправдался. К февралю 1613 года, когда собрался Земский собор, большинство участников второго ополчения разъехались по домам и казаки остались в Москве единственной организованной силой. Обстоятельства проведения собора известны не очень подробно, но большинство историков сходятся в том, что Михаила Романова выкрикнули на царство именно казаки, заявившиеся на заседание собора с оружием153. Они же не допустили на собор Пожарского и вынудили его отказаться от претензий на царский престол. При этом важно не забывать, что казаки несмотря на участие в разгроме поляков были тесно связаны с Польшей и Литвой.
Нельзя исключать, что по прибытии в Москву Меррик и Рассел встречались с неустановленными боярами, обсуждали ситуацию и решили отказаться от первоначального замысла. Английское посольство, как отмечают историки154, быстро покинуло Россию. Поспешность англичан могла объясняться тем, что до Москвы дошли слухи о том, что Меррик и Рассел прибыли во главе «большого посольства», и английские послы рисковали попасть, мягко говоря, в неудобное положение. Правда историк Л.Ю. Таймасова155 утверждает, что «ознакомившись с докладом Чемберлена156, Яков I отказался от немедленной посылки военного флота. Он предложил русским мирный способ разрешения конфликта». С этим утверждением трудно согласиться. Мерик и Рассел добрались до Москвы и на руках у них было «Полномочие, данное Королем Яковом I-ым Ивану Мерику и Вильяму Росселю в мае 1613 года». В этом документе термин «вмешательство» подразумевал отнюдь не мирные переговоры, и поэтому позднее в английских публикациях, как отметила И.И. Любименко, его заменили другим, менее откровенным.
С точки зрения Лондона силовая попытка установления контроля над русским севером и Поволжьем не удалась. Следовало возвращаться к прежней тактике, терпеливо ждать и непрерывно работать над укреплением «английской партии» в окружении русского монарха и в русском обществе. И для этого, надо признать, были основания. Пожарские, Мстиславские, Шуйские и другие представители древних княжеских родов Рюриковичей и Гедиминовичей должны были смирить гордыню и присягнуть на верность представителю худородного семейства Андрея Кобылы. Потомки этого невесть откуда взявшегося самопровозглашенного боярина не раз меняли фамилии рода – Кошкины, Юрьевы, Захарьины – пока не остановились на Романовых в знак признания заслуг Никиты Романовича Захарьина-Юрьева. В русской элите пролегла линия разлома, которая предопределила глубинное неуважение русской родовой аристократии к новой династии и через нее к царской власти. Очень скоро к расколу элиты, добавился и раскол всего русского общества, произошедшего в результате неосторожной реформы русского православия, произведенной Алексеем Михайловичем Тишайшим. Осознание глубины и значения второго раскола пришло далеко не сразу. Официальная статистика, утверждавшая, что в начале XIX века к старообрядцам можно было отнести всего 2-3 миллиона человек, скрывала реальные масштабы проблемы. После петровских указов, обложивших старообрядцев двукратной подушной повинностью, многие старообрядцы либо бежали на окраины государства, либо предпочли скрывать свою религиозную принадлежность. По некоторым данным, реальное число старообрядцев и староверов на порядок превышало заявленное официальными властями. Значение этого раскола общества, как считает историк А.В. Пыжиков, проявилось только во второй половине XIX века, когда в среде русского купечества и фабрикантов сложилась особая спаянная каста из числа старообрядцев и староверов.
Именно эти две линии разлома русского общества и созданная ими питательная среда для возникновения оппозиционных и враждебных царствующей династии настроений и даже тайных обществ на три века стали для английской дипломатии и английских специальных служб предметом пристального изучения.
