— Один… один бы я сюда вряд ли дошел! — оправдывался Гайду, чуть не плача. — Эти… питомицы твои… они бы разорвали меня.

— Допустим, — Бела кивнул, — однако это не значит, что меня порадовало… сколько их погубили твои головорезы.

— Прошу! — вновь воскликнул Гайду, словно не слыша слов графа. — Они не значат для меня ничего! Мы можем вместе их убить… если стриги не разорвут.

Эх, никогда не видел его таким жалким. Жалким и гнусным, как раздавленный таракан.

— И к твоему сведению, — продолжал Бела, — я не открывал никакого так называемого секрета. Просто мой хозяин наградил меня за верную службу. А он не зря зовется Князем Тьмы. Тьма же, дорогой родственничек, она, знаешь ли, ничего не открывает. Скрывает, наоборот.

— Тогда я тоже готов служить! — с горячностью выпалил Гайду. — Тебе, хозяину твоему… да хоть самой Тьме! Только…

Граф покачал головой, брезгливо прищурившись.

— А с чего ты взял, — произнес он затем, — что моему хозяину требуется новый слуга… вот прямо сейчас? Не говоря о том, что это твое «только»… думаешь, он какой-нибудь купчина, чтобы с ним торговаться?

С этими словами Бела вскинул меч — удивительно легко для оружия таких размеров. И ничтоже сумняшеся пронзил своему незадачливому потомку грудь.

Гайду захрипел, даже вскрикнуть не в силах. Из раны хлынула кровь… и еще что-то. Нечто легкое, невесомое, едва уловимое взглядом, заструилось вдоль клинка причудливой формы, устремившись к руке графа, сжимавшей рукоять.

Жизненная сила? Вполне возможно. Ибо я видел, как стремительно из тела Шандора Гайду вытекает сама жизнь. Сохнет кожа, стекленеют глаза, деревенеют руки. Тогда как Бела с каждым мгновением выглядел все бодрее. Даже подобие улыбки на лице появилось. Само лицо, впрочем, не стало от этого приветливее и добрее.

Что до меня и Драгана, то нас граф будто не замечал. Словно не было нас здесь, так держался. А зря. Потому что… не знаю, как для Драгана, но для меня его довольный вид оказался последней каплей.

Да, Гайду, нас сюда приведший, был человеком непорядочным, вероломным, даже подлым. Отвращение под конец вызвал, что уж там говорить. Но он был все же по-человечески подлым и по-человечески же отвращал. Тогда как стоявшее перед ним чудовище, наслаждавшееся чужими мучениями, от человека имело разве что внешность.

В порыве праведного гнева я подскочил к Беле и рубанул его саблей по туловищу. Затем ее же острием ткнул в живот графу, легко прорывая его черный балахон.

Безбожник в ответ на это лишь оглянулся на меня. С выражением… укоризненным каким-то. Как будто на детскую шалость взирал, а не на человека, принесшего ему смерть.

Смотрел на меня так Бела пару мгновений. После чего повалился на пол, в одеянии своем став похожим на куль тряпья. Рухнул, из последних сил сжимая рукоять меча. Не выпуская из рук.

Такое вот трогательное и драматичное зрелище. Герой рыцарского романа, ни дать ни взять!

— И это все? — вопрошал Драган, не скрывая разочарования.

Что до меня, то я может и не разочаровался. Но уж точно был удивлен. И даже чувствовал себя обманутым… в некотором смысле. Не мог поверить, что грозного тирана и чародея, загубившего большую часть подвластной страны, а остатки державшего в страхе больше века, удалось убить так легко. Раз, два и все.

Да и не вязалась как-то столь бесславная гибель Белы с его даром бессмертия. Или этот дар предохранял только от старости, а от убийства — нет?

Не мог поверить… и правильно сделал. Потому что внезапно труп графа зашевелился. Начал приподниматься осторожно так с пола, по-старчески опираясь на меч как на трость. И натужно кашляя. Раз за разом грудь Белы под черным балахоном содрогалась от этого жуткого кашля.

Наконец граф выпрямился во весь рост, и кашель сменился смехом — резким, как воронье карканье.

— Жалкие смертные, — проговорил Безбожник, отсмеявшись, — неужели вы думаете, что я бы столько протянул, если б каждый босяк мог меня своей железкой пырнуть? Кишки выпустить?

Лично я не знал, что и думать. Действовал давеча по велению чувств, а не разума. Молчал и Драган — растеряно. Тогда как граф продолжал.

— Это все Кристалл Душ, — он похлопал по рукояти… точнее, по неведомому мне драгоценному камню, ее украшавшему, — подарок моего хозяина. Как и меч. С помощью меча я поглощаю души смертных и перегоняю в Кристалл. А Кристалл позволяет мне питаться силой их душ… не стареть, не умирать. И одновременно управлять ими. Изменять их, покоряя своей воле. Заставляя служить уже мне.

Да-а-а! Зря я принял этот камушек за бесполезную побрякушку.

— Так вот откуда взялись стриги и упыри, — пробормотал Драган. Теперь и он догадался, надо же!

— Ну, если дело только в мече и Кристалле, — сказал я, обращаясь к графу, — тогда готовься с ними расстаться.

И с этими словами вскинул саблю, которую не успел вернуть в ножны. Примеру моему последовал и Драган — воодушевило его мое предложение. Как воодушевляет всякая идея, которую легко понять. И, как кажется, воплотить в жизнь.

Действительно, почему нет? Нас двое, и кое-чему в ополчении мы все-таки научились. Во всяком случае, тоже не для украшения оружие таскали. А Бела… будь он хоть мастером меча, с двумя противниками вряд ли справится.

Так думал я. И Драган, вероятно, тоже. Потому что забыли мы оба кое о чем. Тогда как Бела Безбожник не преминул напомнить.

— Убей их! — рявкнул он, наставляя клинок на высушенный труп Шандора Гайду.

Тот рывком поднялся на ноги, подхватывая выпавшую из руки саблю. И по-прежнему мертвый, с жутким пустым взглядом, но обретший способность двигаться, шагнул к нам, преграждая путь к графу.

Напарник мой, впрочем, на сей раз не растерялся.

— Этого я беру на себя, — сказал он, на ходу отбивая первую же атаку Гайду под звон скрестившихся сабель. — А ты займись графом.

Экий халявщик, подумал еще я, но спорить не стал — некогда. Сделал выпад… который Бела без труда отбил, орудуя своим двуручным мечом с завидной, даже раздражающей легкостью. Словно шпагой какой.

Зато мне было нелегко. В то мгновение, когда клинки наши столкнулись, у меня ощущение было — будто я по стене ударил. Причем стена эта двигалась.

Последующие мои атаки заканчивались примерно так же. Я пытался достать Белу саблей. Безбожник отбивал. Но и сам до поры не мог дотянуться до меня мечом. Мы кружили на небольшом пятачке посреди комнаты, обмениваясь выпадами и блоками.

Звенела сталь. И силы мало-помалу оставляли меня. То ли под ударами меча графа, то ли волшба его на меня действовала. Трудно было сказать. Не говоря уж о том, что в бою вообще-то раздумывать некогда.

А вот Белу, похоже, наш поединок нисколько не утомлял. Он продолжал размахивать тяжелым мечом все так же шустро, все так же бодро и ловко. Играючи отражая любую атаку.

И сколько я так продержусь? С каждым новым столкновением наших клинков я понимал: едва ли долго.

Не лучше обстояли дела и у Драгана. Не намного лучше, по крайней мере — как мне удавалось заметить краем глаза.

Сначала моему напарнику, казалось бы, улыбнулась удача. Он смог ловким выпадом ткнуть Гайду саблей в живот. Но тот, не будем забывать, был уже мертв, так что не повел и бровью. Зато Драгану пришлось срочно выдергивать оружие из живота противника, чтобы отбить уже его удар.

Вот рыжему снова повезло. Метнувшись в бок и от души рубанув, он отсек руку Гайду — ту, что сжимала саблю. Вот только почти сразу приятель мой был вынужден снова обороняться. В другой руке нашего павшего командира блеснул кинжал, которым Гайду едва не ткнул Драгана в грудь.

Мало того! Отрубленная рука тоже не спешила выходить из игры. Продолжая сжимать пальцами рукоять сабли, она трепыхалась на полу, словно выброшенная на берег рыба. И тоже норовила достать Драгана. Хотя бы по ногам рубануть или ткнуть в сапог.

Что было дальше, я не видел. Потому что отвлекался на злоключенья напарника, как оказалось, зря. Противник-то мой времени даром не терял. И утомленностью моей вкупе с недостатком внимания воспользовался с блеском.