Короткий взвизг… женский. Прозвучавший в тишине уснувшего города почти так же отчетливо, как гром в грозу. И звук удара… хлесткого… скорее, шлепка. За которым последовал приглушенный жалобный не то вой, не то стон. И грубый мужской голос:

— Не дергайся! Хуже будет…

Не говорил, что хмель, помимо прочего, вызывает у меня приступ небывалой храбрости и жажду подвига? Оказавшуюся в ту ночь особенно сильной потому, что утолить ее в кабаке не получилось. Только и сподобился, что разок в морду кому-то заехать. Курам на смех!

А может, кровь моя благородная от попадания в нее вина забурлила. Напомнив о себе. И о том, что долг любого дворянина — защитить прекрасную даму.

Как бы то ни было, а раздумывал я об этом уже после. На следующий день, протрезвев и умывшись. Пока же на раздумье времени тратить не стал. Но, повинуясь не мысли, а порыву беспокойной души, кинулся в направлении, откуда доносились привлекшие меня звуки.

По пути (в потемках-то!) успел споткнуться, плюхнулся в лужу, на бегу наступил на что-то мягкое… отозвавшееся неприятным запахом, по которому я понял, что это. Наконец угодил ногой в кем-то брошенное деревянное ведро. На ходу сумел сдернуть его с ноги, прихватив с собой — какое ни на есть оружие.

Свернул в очередной переулок. Где глазами, успевшими привыкнуть к темноте, увидел виновников торжества.

Двое парней держали за руки девушку, одновременно прижимая ее к стене, чуть ли не распиная. А третий, судя по всему, упражнялся в ловкости. Зажимал жертве ладонью рот, другой рукой пытался задрать ей юбку. Ну и еще переступал с места на место, проворно уходя от попыток девушки лягнуть этого гада.

— Хорош трепыхаться, — проговорил он, тяжело дыша, — сучка чумазая…

Видно было, что сопротивление жертвы, оказавшейся ни разу не безропотной овечкой, утомляло этого подонка. Жалел уж небось, что вообще связался.

Жалел… но отступиться уже не мог. Дабы не ударить в грязь лицом перед дружками.

— Интересно, — сказал один из них, подбадривая того кто возился с юбкой, — там… внизу у нее так же? Темно и кучеряво?

Тот если и собирался ответить, то не успел. Потому что подоспел я. Не ахти какой богатырь, совсем не герой, но зато подогретый выпивкой. Подскочил к насильнику и от души треснул по башке ведром.

Насколько сильно ударил, судить не берусь. Но и этого хватило и этого, чтобы ошеломить негодяя, заставив выпустить жертву. А может, свою лепту внесла сама неожиданность атаки.

Как бы то ни было, но за первым ударом подонок почти сразу получил второй. Воспользовавшись моментом, девушка изловчилась и заехала несостоявшемуся насильнику ногой. Да-да, в то самое место, зуд в котором и погнал его с дружками ночью на поиски приключений.

Такого мерзавец уже не выдержал. И словно подрубленное дерево (причем прогнившее насквозь, как его душонка) рухнул в грязь. Напоследок коротко всхлипнув.

Поздравляю, мразь. Уж зуд-то теперь беспокоить тебя не будет.

Но расслабляться было рано. Двое его сообщников почти одновременно отпустили девушку и шагнули в мою сторону, злющие как бездомные псы.

И не думая отступать (еще чего, пьяный я или нет?) я снова взмахнул ведром. Увы, повторить давешний удар не получилось. Один из мерзавцев встретил его, выставив согнутую руку. И старые подгнившие дощечки не выдержали. Ведро развалилось буквально у меня в руках.

А вот следующий удар — ногой по голени — эта шваль, на беду свою увидевшая во мне лишь задиристого дурачка-пентюха, предвидеть уже не смогла. Я уже не говорю о том, чтобы отразить. Как и последовавший за ним пинок в живот.

Гад согнулся, словно поклонился. Как и подобает швали подлой перед наследником княжеского рода.

Жаль только, что дружок его тоже не стоял на месте. Не успел я порадоваться выведенному из игры одному из негодяев, как другой с размаху врезал мне по уху.

Земля качнулась под ногами — не слишком твердыми, понятное дело. И ушла куда-то в сторону. А я, завалившись на бок, плюхнулся на землю под беззвучный хохот луны, еще больше напоминавшей рожу Лысого Ласло.

Но тут, к счастью, девушка подключилась. Приподнявшись, я смог увидеть, как блеснул в лунном свете крохотный кинжальчик в ее руке. Откуда ж она его достала? Наверняка из-под платья, бьюсь об заклад!

Блеснул — и вонзился прямо в бок третьему из несостоявшихся насильников. Единственным ловким движением.

Тем временем первый из негодяев поднялся на ноги — тяжело, с кряхтением. Держась за живот… или чуть пониже. Посмотрел на меня. Потом перевел взгляд на девушку с кинжалом. Потом просто на кинжале взгляд сосредоточил на миг. После чего, махнув свободной рукой (ну вас, мол), заковылял прочь. Видать и вправду энтузиазм от этой затеи он успел подрастерять еще до встречи со мной.

Что до подельника его, от меня пинка получившего, то он, поверженный, лежал на боку. И подниматься не спешил.

— Спасибо! — торопливо проговорила девушка, сделав шаг в мою сторону. И что-то в ее говоре показалось мне чужим, не здешним.

— А поцеловать, — проговорил я, пытаясь обворожительно улыбнуться. Но получилась, увы, лишь гримаса пьяной радости.

Сделав еще шаг, девушка с той же суетливостью чмокнула меня в щеку. Прямо на ходу. После чего упорхнула, скрывшись в переплетении темных улиц.

Не стоит, думаю, говорить, что рассчитывал я не на это.

— По…жди! — почти взмолился я. — Мы же… я ж даже не знаю, как тебя зовут…

— Мирела! — донеслось до меня из темноты. — Может, свидимся когда.

И остался я стоять в темноте, как дурак.

— Радко, здравствуй, — прямо с порога поприветствовал меня Милош, мой домовладелец, — доброе утро… точнее, день уже.

Не скрою, старику этому я в некоторой степени признателен. За то, что вежлив, не дерет за каморку втридорога, а главное — за терпение, которое проявляет, ожидая платы. Но в тот момент, когда Милош разбудил меня стуком в дверь (показавшимся громоподобным, учитывая мое состояние), когда заставил встать… или, скорее, сползти с кровати и тащиться ему открывать — тогда я был готов его удавить. Честное слово. Особенно на пути к двери, которая (впечатление было) будто отдалилась от меня на версту, не меньше.

В оправдание себе могу сказать лишь одно. Разбуженный громоподобным стуком, я не знал, что именно Милош пожаловал. Так что смерти желал в те мучительные мгновения пробужденья кому угодно, а не именно этому великодушному старику. Кто там за дверью стоял, и насколько хорошим был человеком — моей многострадальной голове было до фонаря.

— И тебе, Милош, не хворать, — с неохотой, простительной всякому больному человеку, ответил я на приветствие, отворяя дверь. Да увидев, кого именно принесло к порогу.

После чего вдруг, насупившись, проворчал — все-таки не сдержав толики недовольства от вынужденного пробуждения:

— А где, кстати, «ваша светлость»? Да если б ты про титул забыл… ну, скажем, при дворе господаря, это был бы первый повод даже для вызова на дуэль!

— «Светлости» не бьются на дуэлях с простолюдинами, — возразил Милош с самым безмятежным видом. — Да и где он теперь, господарь? Нет его давно. Нынче на части рвут страну, как собаки старую рогожу. Все, кому не лень. И каждый на себя тянет.

— Ну, значит просто на каком-нибудь приеме у знатного господина, — не унимался я.

А в ответ услышал:

— Я, кстати, за платой пришел.

Произнес он это как бы между прочим, без присловий и переходов. Чем туго соображающего, принудительно пробужденного меня, например, несколько огорошил.

— За платой? — повторил я тупо, словно имел право предположить, будто слова эти могли мне примерещиться. Или, если угодно, такую простую фразу можно было истолковать как-то иначе, не единственным образом.

Милош молча кивнул, а я, вздохнув, полез под кровать. Достал мешочек, вытащил из него пару медных монет, да протянул старику. Одновременно взвешивая мешочек в руке и находя его до обидного легким.