Однако и здесь Шандор Гайду сумел-таки нас удивить.

— Что нам нужно, — заявил он, — так это изловить одну из стриг. Доставить ко мне. И уж я-то вытрясу из этой твари все, что она знает об устройстве замка, как туда проникнуть.

А теперь угадайте, на кого возложили это задание — стригу поймать? Правильно, на наш десяток, даром что потрепанный. Неуемный Слободан лично вызвался, так ему выслужиться хотелось.

Весть, что придется возвращаться в деревню, Мирча и саму-то по себе воспринял с прохладцей. Это мы сквозь зубы жаловались на тяготы походной жизни, а кормежку полагали скудной и однообразной. Для паренька же, нами спасенного, такая жизнь казалась интересной — будто в сказку попал. Что до кормежки, то Мирча мне лично признался, что сроду не ел так хорошо. Опасался даже, что растолстеет.

Немного радости у паренька вызвало и то, что выступить предстоит уже назавтра утром. То есть отдохнуть толком не удастся. Но тут-то хотя бы мог признать некую справедливость. В том смысле, что поход есть поход — и прохлаждаться некогда, и кормить задарма его никто не обязан.

Хуже было то, что роль в нашем новом задании Мирче отводилась незавидная. Ловить стригу решили как рыбу, на живца. А роль живца как раз отводилась спасенному пареньку.

— Стоило ли меня спасать тогда? — проворчал он, услышав о предстоящем возвращении в горы. А главное, о том, что придется послужить приманкой.

От меня, кстати, он это услышал. Мне было поручено эту добрую весть сообщить. И отвечать на неудобный вопрос, соответственно, тоже.

— Стоило, — говорил парню я, — во-первых, ты увидел что-то еще, кроме вашей деревни, гор и замка треклятого. Новые впечатления, не баран чихал. Во-вторых, остался жив. Пусть даже на несколько лишних дней… ну, я думаю, добраться до тебя эта тварь не успеет. Так что проживешь еще дольше. Не с руки ей тебя убивать, сам же сказал. Ну а в-третьих, ты помог нам. Тем, кто и тебя, и деревню твою, и вообще всех людей Паннонии собирается избавить от этих стриг. Да что там — даже от самого Белы.

При последней фразе Мирча поморщился отчего-то. Да еще по сторонам огляделся. Небось считал графа-чернокнижника всеведущим и вездесущим, способным откуда угодно услышать враждебные речи. А может, само по себе наше желание покуситься на власть и жизнь Белы считалось для паренька и его сородичей неприличным. Ведь в этих краях принято считать графа не просто извергом, но великим человеком. Чуть ли не обожествлять его. И когда к этому тебя приучают с детства, просто-таки вдалбливают в голову и запугивают, иное мнение воспринять трудно. Болезненно даже — чуть ли не как святотатство.

Но уж хотя бы к стригам-стрыгаям нашу ненависть Мирча разделять должен. На то я и надеялся.

Утро выдалось туманным, тусклым и даже тоскливым каким-то из-за мелкого дождика. На такое глянешь — снова в постель захочется. Да чтоб валяться, не вставая, до полудня.

В лагере, однако, все были уже на ногах… ну ладно, почти все. Кто-то отрабатывал боевые приемы, звеня саблями и секирами да портя ближайшие деревья арбалетными болтами. Кто-то сидел у костра, с кем-то переговариваясь. Кто-то чинил повозки, кормил оставшихся лошадей. Кто-то подновлял серебряное напыление на клинках.

Ну а мы снова отправились по ведущей в горы тропе. Пусть и не вдвоем с Драганом. В этот раз выдвинулся весь наш десяток… то, что от него осталось. Восемь человек во главе со Слободаном. Ну и Мирча еще. Между прочим, единственный из участников вылазки, кому не дали оружия.

Несправедливость эту паренек осознал очень быстро. И вполне ожидаемо возмутился, попросив хотя бы кинжал. На всякий случай.

— А шиш тебе, — отвечал на это бесцеремонный Слободан, — да и какой к чертям всякий случай? Что тварь полезет к тебе, бедняжечке, а ты ее тогда в пузико ткнешь? Вот этого-то нам как раз и не надо. Приказано живьем ее доставить. А насчет тебя такого приказа не было.

Пришлось снова успокоить вмиг погрустневшего Мирчу. Что, мол, миссия тщательно спланирована. И мы рассчитываем сцапать стригу раньше, чем она тронет живую приманку.

Поскольку места хотя бы нам с Драганом уже были знакомы, шли мы уверенно, на привалы останавливались реже. Так что добрались до горной деревни дня за два.

Родные для Мирчи места встретили нас еще с меньшим гостеприимством, чем в прежний визит. Хотя, казалось бы, куда уж меньше. Дома, как один, стояли наглухо закрытые. На улице — ни души. И тишина.

Хотелось верить, что местные испугались ватаги вооруженных людей, каковыми им виделся наш неполный десяток. Грозная наверняка сила по здешним меркам.

Однако лежащий прямо посреди деревни труп, истерзанный и почти обглоданный, намекал, что причина в другом. Не получив желаемого да еще лишившись двух своих товарок, стриги действительно могли разгневаться и устроить над жителями деревни расправу. Пусть не над всеми. Ведь что тварям этим, что их хозяину нужны запуганные (но непременно живые) жертвы, а не трупы. Однако и совсем без наказаний оставлять дело им было не с руки.

Ну да нашим легче. Зато не будут эти уроды, родных детей тварям скормить готовые, путаться под ногами. Уж лучше впрямь по домам сидят.

На трупе пировала парочка грифов, которые вспорхнули при виде нас. Ненадолго, впрочем. Поняв, что мы ни охотиться на них не собираемся, ни претендовать на их трапезу, птицы снова приземлились на мертвое тело. И продолжили рвать его клювами.

На самой вершине скалы, где людей оставляли в дар стригам, валялась человеческая голова. Что хоть и облезть успела, утратив черты лица, но вот вислые усы, как у сома, на этом лице сохранились.

— Отец! — воскликнул Мирча, склоняясь над головой и чуть ли не всхлипывая. Притом, что я, например, был даже рад, что именно старосту сделали козлом отпущения. А не раздавай родных чад на съедение всякой нечисти!

Но вот паренек, спасенный нами, даже к такому родителю, похоже, питал хоть немного теплых чувств. Удивительно! Впрочем, кто я, чтобы судить?

Зато Слободан, не иначе, возомнил себя сегодня высшим судьей. Ну и вынес приговор что отцу Мирчи, что его печали. Без лишних слов сбросив пинком мертвую голову с вершины скалы.

— А теперь свяжите-ка его, — распорядился затем десятник, указывая на лохматого паренька.

Тот, пусть и с явной неохотой, прилег на возвышение-алтарь.

Лежать так, на камне холодном, Мирче пришлось… хм, точно не скажу, мы не в городе, где есть ратуша и башня с часами. Но по моим внутренним ощущениям около часа. Около часа мы сидели в засаде в расселине и за камнями. Уже держа наготове тросы с крючьями — призванные не убить стригу, но задержать и приземлить.

В общем, прошел примерно час, прежде чем над скалой промелькнула крылатая тень. Слишком большая, чтоб принадлежать птице.

— Пора! — вполголоса скомандовал Слободан. И с бухтами тросов мы выскочили из укрытий, кинувшись к скале.

Скажу без ложной скромности: именно я первым взбежал по крутым ступеням, выдолбленным в скале. И, соответственно, первым, раскрутив, метнул трос с крюком в направлении крыла стриги — к тому времени она уже повисла в воздухе прямо над вершиной скалы.

Крюк (просто железный, без серебрения, а значит, для твари не смертельный) зацепился за край кожистого крыла. Тварь заверещала, боль все же почувствовав. Попыталась взлететь… и едва не сбросила меня со ступенек. Но я устоял. Крепко держался за трос. Так что если бы стрига сумела набрать высоту, то только со мною в качестве груза. Не самого легкого груза.

Недолго думая, стрига оставила паренька, дрожащего на возвышении-алтаре, и метнулась ко мне. Теперь мне уже самому пришлось соскочить со ступенек. И попятиться, пытаясь отдалиться от твари. Но трос не выпуская.

Тут мне на помощь подоспели другие бойцы. Крюки цеплялись за крылья стриги один за другим. При этом соратники мои сообразили рассредоточиться. И теперь тянули каждый в свою сторону, не давая летучей бестии не то что набрать высоту, но даже двинуться хоть в каком-нибудь направлении.