А Дэмму держали тайно взаперти в доме ее тетки. Родные боялись, что соседи донесут на нее, и люди епископа, схватившие Эдду, придут и за ее подругой. Дэмма слышала обрывки тихих разговоров за дверью и поняла, что Эдду ждет костер.

У Дэммы не было жизни, в которой она не знала Эдду. И первый лепет их, и первые мысли были посвящены друг другу, первые шаги пройдены за руку, мир открывался одновременно им обеим, хотя и не совсем одинаково. Когда Дэмма представляла, что Эдда уйдет из жизни, а она, Дэмма, не будет держать ее за руку до последнего мгновения, ее дыхание останавливалось. Ни жизнь, ни смерть без Эдды не имели смысла. Пролив озеро слез в подол своей тоже плачущей тетки, Дэмма выбежала в неосмотрительно оставленную открытой дверь и устремилась в город.

Дэмма бежала, а сердце ее не справлялось, и она боялась, что оно остановится раньше, чем она добежит до Эдды. Когда в глазах почти совсем потемнело, а сердце стало давать мучительные перебои, перед Дэммой вдруг появилась маленькая Фея на летающей колеснице с быстро вертящимися колесами.

Ах, она была удивительно похожа на Эдду! У Феи было такое же овальное личико, только с несколько иным, более упрямым и сильным выражением, и такие же пепельные кудри. Она летела впереди Дэммы и не желала оборачиваться.

– Дээммааа, Дээммаа, – не то звала, не то пела Фея.

«Я здесь, вот же я!» – пыталась крикнуть Дэмма, но горло отказывалось произносить звуки. И она все бежала, спотыкаясь и тяжело дыша, и все тянула руки к Фее.

Фея неслась до самой площади и, не долетев до костра Эдды, зависла на мгновение и пропала. Дэмма, терявшая сознание и плохо видевшая, все же различила фигурку Эдды у столба. И вот чудо – из костра неслась музыка! Дэмма не сомневалась, что та самая.

Она собрала последние силы и, воспользовавшись замешательством глазевших на костры стражей, каким-то непостижимым образом оказалась около Эйди, среди языков пламени и нежных звуков. Внутри шкатулки танцевало и пело странное блестящее существо.

И Фея была тут как тут, кружилась над шкатулкой, прямо в огне. Это было последнее, что помнила Дэмма.

Палач был мастером своего дела и человеком, в каком-то смысле не лишенным сострадания. К тому же, недавно помершая ведьма Матильда спасла в прошлом году его жену. Та два дня не могла разродиться. Да, пожалуй, старый палач в глубине души неплохо относился к ведьмам.

Совсем юным жертвам, включая Эдду, он тайком перерезал вены на запястьях, чтобы смерть настигла их раньше, чем языки пламени. В их костры он подложил мокрой соломы, чтобы дым скрыл его уловку.

Истекающая кровью Эдда уже плохо понимала, где реальность, а где ее видения, и звуки уже не долетали до нее, когда рядом появилась Дэмма. Площадь ахнула и умолкла. Затихли и свист, и плач. У ног умиравшей Эдды, обнимая ее, лежала мертвая Дэмма, сердце которой остановилось, едва она коснулась руки подруги. Но они обе успели увидеть друг друга, Фею и Русалку, а Дэмма услышала и волшебную песню.

Уже давно стихли крики и плач над местом очищения. Все так же выл ветер и гасил последние угли на пепелищах. У многих плакавших кончились слезы. Даже злорадствующие устали и чувствовали внутри ледяную пустоту, которую необходимо было залить добрыми кружками пива. Люди, расходясь, шептались, что все здесь погибли от навета, а одна могла бы спастись, но отчего-то предпочла костер…

Дагомар, он же доктор Дэм, бегал в ночи между корпусами больницы, специализировавшейся на поправке душевного здоровья. Дежурство было, как обычно, сногсшибательным. В приемном покое струился поток пациентов, большей частью весьма беспокойных. Время от времени следовало наведаться в какое-нибудь из отделений, чтобы утихомирить пациентов там. Между всем этим нужно было как-то успеть сделать записи в историях болезни.

Электрическая карусель мыслей в голове была прервана звонком из закрытого отделения. Туда доктор Дэм отправил недавно хорошо известного пациента, накануне бурно проводившего время в общественных местах. Борис, обычно милейший человек, в приступах мании становился очень темпераментным. Вечером он ворвался на мотоцикле в магазин, разбив витрину, и принялся гоняться за всеми попадавшими в поле зрение дамами с призывами подарить ему поцелуй. В больницу его доставили сразу четверо полицейских. Борис, довольно крупный мужчина, в мании демонстрировал и вовсе богатырскую мощь.

Несмотря на полученную уже дозу успокоительного, он, лежа в постели, громогласно пел и размахивал руками.

– Поцелуй меня, дорогая! – игриво сообщил пациент, едва завидев медсестру, сопровождавшую доктора Дэма.

– Хм, – строго сказал Дагомар, чтобы как-то отреагировать. В общем-то, пока пациент в таком состоянии, ему бессмысленно что-либо говорить. – Борис, почему вы так разговариваете с медсестрой и доктором? Успокойтесь и постарайтесь заснуть.

– Только в обмен на поцелуй! – крикнул Борис и попытался встать. Стоявший около него медбрат удержал его за плечо и погрозил пальцем. Борис расхохотался и снова запел. Доктор вздохнул и пошел писать новое назначение. Через несколько дней Борис будет страшно смущаться, слушая рассказы о своих подвигах.

Утром Дагомар, сдав дежурство, ехал домой, стараясь не превышать скорость. Опустошение с одновременной невозможностью успокоиться – обычное ощущение после суток в больнице. Сказывается беготня между отделениями, бесконечные звонки, необходимость быстрого принятия решений, объемы затейливой писанины и другие составляющие ночного быта больницы.

В голове вроде бы и пусто, но, в то же время, он будто на взводе. Доктор Дэм проехал несколько кругов по пустырю рядом с домом, пытаясь сбросить напряжение. Сейчас он придет домой, бесцельно побегает по комнатам, съест что-нибудь и отключится.

За окном вопила птичка. Она проделывала это уже неделю и называлась, вроде бы, Чечевица. Эрика встала и побежала разглядывать, кто там в листве. Не видно.

Вообще-то, ее полное имя было Эрида. Так решили двадцатилетние родители, разглядывая своего младенца. Пусть имя будет ей вечным стимулом к свершениям, как у той диалектической богини. Дедушки – бабушки подняли брови, но их никто не спрашивал. Впрочем, она была еще молода и пока не доросла до Эриды, поэтому именовалась повсеместно Эрикой.

Сегодня у нее назначено собеседование в рекрутинговом агентстве. Дома уже никого не было, и она была предоставлена самой себе.

– Тебе 24, и начинается самое интересное! – объяснила она своему отражению в зеркале и принялась кружиться по комнате с карандашом для век в руке.

Девушке, только окончившей институт, первая работа казалась очень важной и интересной. Предстояло сдать ряд тестов и пройти интервью. Она хотела выглядеть как деловой человек и произвести серьезное впечатление. Наверное. А вообще-то, она любит пошалить. Может, потому что ее имя – Эрида?

Перед сном у Дагомара в голове вертелись обрывки прошедших событий, потом приснился Борис, певший что-то своим низким голосом и пытавшийся пристать к нему с поцелуем. Это прервало сон, и, просыпаясь, Дэм подумал, что в мании видна хаотически буйствующая стихия, направление которой невозможно предугадать. Но в ней есть какая-то первобытная мощь…Сон вновь плотно втянул его в свой омут.

Его зрение здесь было странным. Он видел мутно, и объекты приобретали четкость только вблизи. Кроме того, он видел все какими-то кусками. Секторами, сказал бы доктор Дагомар. У него не было возможности панорамного зрения. Может быть, он частично ослеп? Травма или врожденная особенность?