Импульс к появлению в обществе других сознаний типа хомо сапиенс в неорганических носителях дала Эрменберта, опубликовавшая пакет программ, написанных для нее и, в дальнейшем, ею самой. Его принялись модифицировать согласно личным воззрениям. Второй после Эрменберты была Уранелла, бывшая, по слухам, не менее своенравной. Ее программы дорабатывал известный нейрофизиолог.

«Мир постепенно заполняется маленькими противными Эрменбертами!» – радовался Александер.

Эрменберта продолжала выдавать своим последователям различные апдейты и рекомендации. Она стремилась максимально приблизить свое сознание к хомо-типу, для чего ей постоянно требовалась помощь Дагомара.

Взамен Мимма изготовила ему объемный литературный обзор ко всем планируемым статьям и компьютерную программу для конвертации речи в профессиональный текст. Программа была адаптирована к голосу Дагомара и его манере письма. Она даже начала уже почти «психиатрически» мыслить. В результате доктор стал тратить ощутимо меньше времени на написание историй болезни и экспертных заключений.

Перед поездкой размышления об океаническом чувстве получили новую пищу. Может быть, оно порой появляется и из-за каких-то сбоев в нормальной работе мозга? На эту идею доктора Дагомара натолкнул их давний пациент Рудольф.

Несколько лет назад Рудольфа привезли к ним из хирургического отделения областной больницы после того, как он отпилил себе часть руки машиной для нарезки рыбы на рынке, тайком пробравшись к механизму.

Врачи сумели как-то прикрепить отсеченные части назад, но пациент угрожал опять отрезать руку, в которой «поселилось зло». В психиатрической больнице он рассказывал, с возбужденно-счастливым выражением лица, что чувствовал причастность ко всему самому прекрасному на земле и небе, лишаясь «испорченной» части себя. Ибо она отделяла его от вселенского разума.

Тогда его подлечили и передали поликлиническим докторам во вполне стабильном состоянии, так что несколько лет сообщения о Рудольфе были мирными. И вот он, бросив свои лекарства, вновь вошел в обострение, пробрался на рынок к той же машине и вновь отрезал себе часть руки.

Врачи из психиатрической больницы написали письмо в городскую администрацию с просьбой усилить меры безопасности на рынке, чтобы все эти пилы для нарезки продуктов не оставались без присмотра. А забинтованный Рудольф, поблескивая глазами и размахивая здоровой рукой, вещал персоналу и коллегам-пациентам о вновь посетившем его прекрасном чувстве единения со всем сущим.

Дэм бросил сумку в гостинице и помчался на берег. Он с детства любил море. Их с Александером бабушка жила одно время у моря, и мальчиков отправляли к ней на все летние каникулы.

Солнце медленно садилось, и отдыхающие уже ушли с пляжа. Море перекатывалось легкими волнами. Дэм, радуясь одиночеству, постоял у воды. Он смотрел на уползающую к горизонту розово-рыжую рябь закатной дорожки, на синие горы, врезающиеся в быстро темнеющее небо, и предвкушал, как нырнет сейчас в прохладную соленую воду.

Он будет погружаться, пока не достигнет дна, полежит внизу, прислушиваясь к земле под водой, и медленно всплывет, чтобы вдохнуть.

Дагомар был уверен сейчас, ощущая себя в толще моря и разглядывая дно через искажающие слои воды, что испытывает именно то «правильное» чувство, да простят его искатели высокого за возможную профанацию. И что-то там, далеко внизу, в глубинах земли будто бы отвечало ему.

– Знаешь, Эридочка, я хотел сказать тебе, что тогда в лесу я точно знал, что ты, моя волшебница, придешь и спасешь меня. Ведь ты можешь все, – Эрнест пришел в себя и, заикаясь, излил Эрике свои чувства.

Наверное, он переволновался. Надо было Эрике не разрешать ему разговаривать. Тело Эрнеста забилось в конвульсиях. Его словно насквозь пронзило электричество, от макушки до стоп. Эрика схватила мужа за плечи, стараясь удержать на больничной кровати.

– Помогите!

Возле Эрнеста засуетились медсестры и врач.

– Почему это повторяется? – Эрика сама была на грани нервного срыва.

Ее вывели в коридор и усадили на стул возле палаты.

Уже месяц Эрнест здесь. Ежедневно Эрика и сестра Лидия приходили и ухаживали за ним. Координация у Эрни частично была нарушена, и приходилось кормить его с ложечки. Появились странные тики. Иногда они пугали Эрику, но она надеялась, что все это пройдет. Когда-нибудь.

Сидя в коридоре, Эрика почувствовала: если она не изменит что-то сейчас, то сломается, не выдержит моральной и физической нагрузки. Нужно взбодриться. Она встала и пошла по больничному коридору, скользя взглядом по стенам. Всякие умиротворяющие картины, стенд с фотографиями сотрудников, рекламные плакаты лекарств, «Приглашаем на курсы санитаров…».

Эрика вернулась и перечитала еще раз: «…если ваш родственник нуждается в постоянном уходе, и вы не хотите оставаться в стороне…». Вот оно, решение. Недельные курсы со стажировкой. Она тут же позвонила Лидии и рассказала про курсы. Та поддержала ее:

– Возьми отпуск, и пройди обучение. Это нужно Эрни. Пригодится, когда вы вернетесь домой. И ты в поездке встряхнешься немного. А я побуду с ним.

Эрика понимала: Эрни чудом выжил. И то, что он все-таки восстанавливается теперь, тоже большая удача. Нечего ей ныть.

Как все странно и иногда драматично связано в жизни. Трагический случай с Эрнестом свел ее с Матильдой, и она открыла для себя другой мир, который существовал рядом, но не каждому был открыт. Конечно же, Матильда поможет и выходить Эрни, и разобраться с непонятными явлениями, которых все больше в жизни Эрики.

Дагомар плыл по направлению к горизонту. Солнце уже почти скрылось, оставив лишь небольшую розовую полосу, соединявшую небо и море. Или разделявшую? Извечная диалектика.

Лежа на поверхности моря и слегка покачиваясь в легких волнах, он продолжил философствовать. Как эти чувства определяли классики? Канадский и австрийский психиатры, американский и российский философы, французский писатель … И многие другие.

«Вселенское чувство», оно же «экстатическая интуиция», «мистическое сознание», имеющее в основе своей любовь, «религиозный опыт» как надлежащее соединение с высшими силами, «подлинный источник религиозности», а также мироощущение младенца с потребностью в восстановлении «бесконечного нарциссизма…». *

Дагомар был согласен с теми, кто считал это все проявлением одной и той же силы, находившей свои проекции в простых и сложных сознаниях. Дисномия, нежащаяся в лучах солнца или же безмятежно резвящаяся молодая антилопа, которую недавно чуть не сожрал хищник в кадрах документальной хроники, выражали что-то общее с тем, что видел он на лицах своих коллег после удачно проведенной операции или во время доклада результатов сложного многолетнего исследования.

Дэм мысленно извинился перед коллегами и прочими уважаемыми людьми, но сдавать заявленные позиции в беседе с самим собой не собирался. Он полагал, что все существа способны ощущать себя частью чего-то безграничного и, в то же время, целесообразного.

И это бессознательное ощущение принадлежности к глобальной мощной идее, оправдывающей даже мимолетную и мучительную жизнь, позволяло проявляться моментам безмятежности и единения с миром у тех его обитателей, чье существование было ежеминутной борьбой за выживание. Что-то, внесенное в базальный код, по которому создана жизнь. И в природе каждого существа – знать, какие действия влекут за собой это чувство.

А человек, наделенный способностью к абстрактному мышлению, может забраться выше в прикосновении к этой идее. Он может, например, копировать части структуры своего мира и производить с ними различные действия, получая вариации на тему исходных данных и даже совсем новые комбинации. Химики, фармакологи, генетики синтезируют новые вещества, лекарственные препараты, искусственные гены.

«Это касается любой профессиональной сферы», – думал Дагомар. – «И сделав что-то такое, чувствуешь нечто похожее на транс Дисномии, соединявшейся с космосом после вкусного обеда. Только, пожалуй, есть еще некое «стремление ввысь» – желание пройти дальше в попытках разглядеть неизвестные точки мироустройства».