Но шаманка, похоже, не собиралась откровенничать.

– Ключи к шкатулке – это пять драконов и два паука, – заявила она и замолкла.

– В самом деле? Как интересно! А фея? – не удержался Дагомар, покосившись на Мимму.

– Фея – персонаж из другой системы кодов, – отвечала Матильда. – А я назвала вам первичные ключи. Оригиналы.

Она смотрела прямо на него, и выражение ее желтых глаз не располагало к дальнейшим расспросам.

– Это очень познавательно… – протянул ничего не понявший Дагомар. – Спасибо!

Эрменберта, между тем, выглядела вполне довольной. Наверное, сговорилась с Александером поддевать Дагомара этой шкатулкой, якобы впихнутой ему в мозг и бестолково валяющейся там.

– До свидания, – сказала Матильда, считая разговор законченным. Она передала Дэму куколку и вышла из амбулатории, чтобы исчезнуть в лесу.

По дороге в больницу Эрику стали осаждать воспоминания о пожаре и страшном падении Эрнеста, который был теперь подключен к аппаратам. Эрика потрясла головой, пытаясь избавиться от жуткой картинки – умирающая лошадь и лежащий без движения ее муж. И этот его стеклянный взгляд… И треск пожара, знакомый с детства по кошмарным снам, и завесы дыма.

Нужно прогнать эти воспоминания, отнимающие силы. Ей нужно собраться и не расходовать себя на бесполезные огорчения, ведь придется, видимо, долго ухаживать за Эрнестом. Надо подумать о чем-нибудь приятном. Например… В памяти всплыл тот первый визит Эрменберты.

Куколка уселась тогда на стол напротив Эрики, и их лица оказались друг напротив друга. Было странное ощущение, словно смотришь в уменьшающее зеркало. Видишь в отражении лицо, вроде бы твое, и в то же время нет. Эрика моргнет, и Эрменберта тоже. Эрика качнет головой, и Эрменберта кивнет в тон ей, пытаясь копировать движения девушки.

А как Эрма себя называет! Неорганический представитель сознания хомо сапиенс. Значит, сама Эрика – представитель органический. Она даже заулыбалась, вспомнив фразы Эрменберты, произносимые ее, Эрики, голосом. Потом куколка вновь и вновь пополняла свой арсенал интонаций, мимики и жестов, для чего просила Эрику произносить некоторые фразы на разный лад и внимательно следила за выражением ее лица.

Впрочем, надо отметить, неорганическая представительница хомо-сознания и ее, Эрики, лица и голоса, относилась к расширению своих возможностей комбинаторно. В действительности она копировала лишь часть фраз и интонаций Эрики, частично меняя другую часть и совершенно переделывая третью.

Уставший доктор Дагомар вышел из амбулатории. Все пациенты, кого необходимо было доставить в больницы, были отправлены. Те, чье состояние не внушало опасений, устроились на ночлег в деревне, чтобы утром разъехаться по домам.

Дагомар обошел вокруг амбулатории, постоял, глядя на ночное небо, разрисованное рваными клочьями облаков. Наступило новолуние, и ночь была совсем темной. Фонари во дворе амбулатории мешали его утомленным глазам, и он направился в сторону небольшой рощи.

Горьковатый аромат какого-то цветения смешивался с приносимым ветром запахом сгоревших деревьев. Громко тарахтели многочисленные цикады и, наверное, лягушки. Неподалеку вроде бы располагался пруд.

Доктор Дэм присел на большой камень, откинулся назад, вдохнул полной грудью, и усталость в теле начала медленно растворяться, а ощущение сгоревшей пробки в голове сменяться сонным умиротворением.

И тут он почувствовал резкую боль в верхней части спины, там, где начиналась шея. Упругое черное тело двухметровой змеи сильными движениями скользнуло, шипя, рядом с ним и исчезло в траве. Резкое головокружение, ночная трава у лица, затем провал.

Следующей картинкой, встретившей Дагомара на жизненном пути, были лица его коллег, а также Миммы и Матильды, склонившиеся над ним. Рядом – стойка для капельного введения, в вене – катетер. Увидев, что он пришел в себя, все присутствующие немедленно приняли невозмутимый вид, следуя правилу медика прикидываться при любом раскладе, что так все и было задумано.

Ему уже ввели сыворотку, нейтрализующую яд, и все необходимое. Теперь просто надо отдохнуть. А нашла его Матильда-Янжин, почувствовавшая необходимость вернуться.

Сон Дагомара был тяжелым, прерывистым. В горячей голове теснились странные образы, причинявшие боль. Среди них мелькали лица пациентов, Миммы и Матильды с бубном, появилась и шипящая черная змея, норовившая улечься ему на грудь.

Дагомар пытался усилием воли изгнать этот образ, но напряжение стоило ему усиления головной боли. Проснуться толком не удавалось, и он вновь погрузился в карусель видений.

Александер с факелом в руке срывает гадюку с груди Дэма:

«Ты охладился, брат. Надо плеснуть маслица в твой огонек. Ignem igne incitare. Разожжем огонь огнем!».

Это одно из любимых выражений Александера. Им он дает понять, что чья-то мыслительная деятельность становится слишком однообразной. Дэм собирается сказать, что ему как раз жарко, но его бьет озноб.

Александер исчезает, а Дагомар скачет на лошади по изрытому полю в толпе сражающихся людей. Выстрел, и его конь начинает падать. Дагомар оказывается на земле. На поле много мертвых и умирающих. Он одет в грязную белую форму, окрашенную чьей-то кровью. А может, и его. Он встает и пытается бежать вперед. Ноги тяжелые, непослушные, и Дагомар понимает, что это сон. Но у сна свои законы, в его сюжете нужно действовать, и Дагомар тяжелой рукой поднимает саблю.

Перед ним оказывается человек на лошади. Противник одет в темный мундир, на голове высокая шапка. Дагомар приближается к нему со своей саблей и смотрит в лицо. Из-под высокой шапки выбиваются пепельные кудри. Темно-серые глаза и совсем молодое лицо… Лицо Миммы.

Дэм приехал к морю. У него выдались два свободных выходных без ночных дежурств и консультаций, он взял еще день отпуска и прыгнул в самолет.

Накануне Александер одолевал его разговорами об океаническом чувстве.

– Скажи мне, брат Дагомар, – выяснял Александер. – этот твой снисходительный взгляд сквозь несовершенства окружающих, нежный, как у нажравшегося упыря, отражает «океаническое чувство»? Ну, или хотя бы что-то приближающееся?

Увидев задумчивое выражение лица в ответ, Александер принялся уточнять свою мысль:

– Тебе больше нравятся другие названия? «Вселенское чувство»? «Космическое сознание»? Кстати, я давно не видел этот взгляд. И понял, что мне чего-то недостает.

– Ты прав, пожалуй, – ответил Дэм. – В том, что в последнее время я не успеваю размышлять без мыслей. Видимо, в эти моменты у меня появляется полюбившийся тебе взгляд. Что же до океанического чувства, то …возможно…это что-то из такого спектра… Но, знаешь ли, урывками.

– Я полагаю, что имеет смысл связать урывки в нечто вразумительное, чтобы изложить потом подходящим для написания программы образом, – вмешалась Эрменберта, въехавшая в комнату на новом экзоскелете. – Пожалуйста, займись этим, Дагомар. Заодно познакомишься с Уранеллой.

Все это означало, что Дагомару предлагалось отправиться в отпуск. Тем вечером Мимма даже отказалась от очередного сеанса записи ответов на длинные списки вопросов.

Этому занятию они предавались весь последний месяц. Сподвижники Эрменберты притащили откуда-то Дагомару домой «детектор эмоций». С тех пор Мимма обвешивала его датчиками и задавала бесконечные вопросы, в основном, на тему особенностей общения с неорганическим членом семьи. Кроме того, требовались его собственные рекомендации, и нужно было ломать голову над формулировками.

Все это ставило себе целью «отточить» процесс взаимодействия органических и неорганических представителей интеллекта, чтобы сделать неоргаников полноценными членами семьи и общества.