Но сейчас, ловя в отражении собственный взгляд, я себя не узнавала.

Что изменилось? Укоротив вполовину волосы, я не стала другой. Несколько набранных килограмм тоже не дают такого эффекта. Скорее, служат комплиментом Карежину, который избавил меня почти от всех проблем с «Саркани». Во всём остальном я осталась той же. Снаружи той же, но разве что-то изменилось внутри?..

Нет. И да.

Ян… Я не знаю как, не знаю когда и не подозреваю случайно или нет, но за это короткое время ему удалось вложить в мою голову одну очень простую вещь. Неприятности случаются. Иногда они перерастают в трагедии, иногда остаются лёгкой досадой, но всегда происходят тогда, когда ты их не ждёшь. Не спрашивая, готова ты к последствиям или нет.

И это нормально.

Это жизнь. Такая, какая она есть, ведь от всего застраховаться невозможно. Также невозможно, как перестать верить людям и постоянно ждать удара в спину. Неприятности случаются, да, но это не повод всю оставшуюся жизнь провести сжатой до предела пружиной, до отсечки которой не хватает мелочи, пустяка, после которого прилетает так, что лучше об этом не думать.

Благодаря Яну, нашим практически ежевечерним прогулкам и разговорам, я перестала сжиматься. Приняла как факт, что всего предугадать невозможно и позволила себе быть неготовой. Смешно, но сразу распрямились плечи, вытянулась шея и глаза… Глаза стали другими.

И это заметно. Мне точно.

Добрая, принимающая улыбка появляется на губах сама собой и мне впервые за долгое время приятно смотреть на девушку перед собой. Внутрь смотреть и понимать, что это только начало.

Бросив последний взгляд в зеркало, я накидываю на плечи палантин и выхожу на улицу. Чёрта с два они вдвоём разберутся в том, в чём большая часть моей вины.

Когда я нахожу обоих, они мирно разговаривают в аллее недалеко от ресторана. Мирно. Вдвоём. Профессионально затягиваясь сигаретами, огоньки которых мне видно даже отсюда.

Ян курит? С каких это пор? Или это общение со мной доводит мужчин до крайностей?

Похоже на то. Андрей вон заигрался, отец слёг с инсультом, а Ян курит. Тряхнув головой, я перехожу пустынную в это время дорогу, ёжась от по-осеннему пронизывающего ветра.

— … я, может, и похож на кретина, но исключительно с твоей точки зрения, — жёстко усмехается Андрей, стоя ко мне лицом.

— Не только с моей, но помогать тебе я не собираюсь, — отзывается прежними интонациями Ян и, затушив окурок, бросает его в стоящую рядом урну.

— Твоя помощь мне как… — наткнувшись на меня взглядом, Андрей опускает глаза, отворачиваясь, и делает очередную затяжку. Признал поражение?!

— Может, я смогу помочь? — саркастически интересуюсь я и Ян резко разворачивается.

— Нет желания мёрзнуть? — укоряет он, кажется, не удивившись.

— Сегодня тепло, — вызывающе улыбаюсь я в ответ, под особенно сильный порыв ветра, взметнувший тонкую, хоть и шерстяную, ткань.

— Очень, — иронизирует Ян, снимает с себя пиджак и набрасывает мне на плечи, оставаясь в рубашке. Ночью. В плюс пять. — Пальто тебе отказались возвращать даже под страхом смерти?

— Я про него забыла, — разглядывая Андрея, отзываюсь я.

— Я принесу, — и, пока я только соображаю о чём он, Ян уже на той стороне дороги.

— Прогуляемся? — Андрей бросает недокуренную сигарету в урну.

— Только если недалеко. — Вздох вырывается помимо воли.

— Не переживай, — криво усмехается Андрей, — он найдёт.

Листья под ногами уже не шуршат, ещё два дня назад их прибило настоящим ливнем, смешивая ценнейший реквизит для осенних фотосессий с грязью и дорожной пылью. Длинное платье прикрывает голые ноги, но с каждым шагом становится всё неуютнее, и я уже планирую повернуть назад, но тут Андрей нарушает молчание:

— Я мог бы извиниться ещё раз, но не буду. — Мы останавливаемся ровно посередине между двух светящихся фонарей.

— Потому что бесполезно? — поёжившись, я глубже закутываюсь в пиджак Яна.

— Потому что, сложись всё так снова, я поступил бы аналогично, — засунув руки в карманы, заявляет он и разворачивается в сторону ресторана.

— Тогда о чём нам говорить? — Стук моих каблуков слишком редок, чтобы заполнить угрюмую тишину аллеи.

— Меньше всего на свете я желал тебе боли. Особенно, такой. — Андрей останавливается, и на этот раз мы стоим прямо под фонарём. — Меньше всего я хотел, чтобы… — Вздохнув, он ерошит волосы и становится видна недоотмытая полоса грязи на лбу, у самого основания волос. И ссадина на скуле, почти у уха. — Я всё ещё тебя люблю и вряд ли смогу забыть так быстро.

— Это упрёк? — ровно отзываюсь я.

— Ян прав, — криво усмехается Андрей, и мы продолжаем идти, — есть вещи, которые нельзя простить мужчине. Не буду врать, что сожалею об афёре с Аллой и налоговой, я не мог надышаться тобой с того самого вечера, как впервые увидел и не хотел делить тебя даже с работой, но то, что произошло после… Это моя вина и моя ответственность. Я не имел права распоряжаться твоим здоровьем и жизнью. Только представив, чем могло закончиться твоё незнание… — нервно дёрнув подбородком, он меняется в лице.

— Твоя вина лишь в том, что о смерти своего ребёнка, — я впервые выговариваю это без дрожи и наворачивающихся слёз, — я узнала на несколько дней позже, чем могла. — Из ярко освещённых дверей ресторана выходит всё ещё раздетый Ян с моим пальто в руках. — Никто не мог предугадать, что мы окажемся несовместимы генетически. Если хочешь, сброшу тебе заключительный диагноз Ольги Ивановны, уточнишь у какого-нибудь академика. В этой смерти не виновата ни я, ни ты. Или виноваты оба. Но этот груз точно не только твой. — Одинокая слезинка скатывается по щеке, на радость продолжающему бушевать ветру. — Мы просто оказались настолько разными, что даже ДНК против.

— Значит, всё? — тихо спрашивает Андрей, и в его глазах я отчётливо вижу своё отражение.

— Лучше сразу, чем потом всю жизнь отрубать по маленькому кусочку сердца. — По сравнению с горечью во всём его виде, мои не сгибающиеся уже пальцы — ерунда.

— А если я готов рискнуть? — Последняя попытка схватиться за то, что всё ещё дорого.

— Я не хочу. И не буду, не тогда, когда…

— Всё ещё не мёрзнешь? — раздаётся насмешливое со спины и, развернувшись, я попадаю прямо в объятия Яна. Одним слитным движением он накидывает на меня моё же пальто. Не снимая своего пиджака.

— Не критично, — чувствуя, что от ветра губы плохо двигаются, пытаюсь улыбнуться я.

— А критично это как? С полным обморожением? — запахивая полы моего пальто, веселится он.

— С полным обморожением, — эхом задумчиво отзываюсь я.

— Чего ты хочешь, девочка моя? — прекратив напускную суету, серьёзно спрашивает Ян, обнимая меня двумя руками.

— Всё, что угодно? — По-детски глупо, но именно в этот момент ко мне возвращается вера в чудо.

— Сомневаешься?

— Увези меня отсюда, — прошу тихо, уткнувшись лицом ему в грудь.

И даже сейчас горячий, как батарея, Ян исполняет моё желание.

— Я как-то не рассчитывала, что ты привезёшь меня именно сюда.

Сижу. Обеими руками обнимаю огромную кружку с медведем из мультика про охоту. Не могу оторвать взгляд от какого-то модного, закрытого со всех сторон стеклом, камина. И не чувствую неловкости, подогнув под себя ноги.

Босая. Под клетчатым колючим пледом. В его свитере, доходящим мне до середины бедра.

— С частными самолётами ночью перебои, но, если не передумаешь, утром можем улететь, куда хочешь, — вполне себе серьёзно заявляет Ян, садясь рядом.

— И бросить «Альдебаран»? — Не хочу пить, но согревающее тепло в руках успокаивает.

— В жизни есть вещи поважнее. — Улыбнувшись, Ян разворачивается и смотрит так, словно все его мечты разом осуществились.

— Я — вещь?

— Ты — жизнь, — легко заявляет он то, отчего у меня начинают подрагивать руки.

— Не надо, — покачав головой, я ставлю кружку на придиванный столик.