— Знаю. — в который раз возразил мужчина, смотря на неё с огромной любовью.

— Знаешь… — повторила она его слова. — Я уже поняла твой подход: ты узнаешь, я полюблю… Ты важных вещей обо мне не знаешь!

— Говори.

— Тогда, три года назад, я была беременна. От Леши. И сдуру сделала аборт. — слёзы сильнее потекли из глаз. — Понимала, что нельзя, но и оставить не решилась. Я очень испугалась. Генетики, того, что я одна… Ему даже говорить не стала, потому что осознавала, что если он так себя повёл после нашей ночи, если для него все было ошибкой, то и ребёнок будет ошибкой… Я боялась услышать от него эти слова: «Делай аборт». И сделала сама. Потому что я была одна. Вот так бывает, родни много, а ты один… — немного помолчав, Дарья продолжила. — Я себя теперь каждый день себя корю. Этот грех не искупить ничем. Потом, знаешь, как у Есенина: «Кто горел, уж тот гореть не может». Вот так. И я ничего не могу с этим поделать. И любить никого не могу больше. — она вытерла лицо руками. — Мне кажется… Нет, я знаю, что ты прекрасный человек. Я чувствую, что ты говоришь правду. Уж не знаю, как у тебя это так молниеносно произошло, но чувствую, что ты действительно любишь меня. Ты ждешь от меня взаимности, но я не смогу тебя полюбить. — она все ещё плакала и смотрела в стол.

— Я сейчас, наверно, должен встать и уйти. — более упавшим, но всё ещё увренным голосом, сказал Владимир, выслушав её признание. — Я впервые за весь вечер не знаю, как мне поступить. Я не хочу уходить, но и оставаться как-то… странно.

— Я должна выйти на некоторое время. Подожди. — и Лазарева быстро покинула комнату.

Она отправилась в спальню. Нужно было успокоиться, прийти в себя. Девушку трясло. Она вспомнила о хорошем успокоительном, которое принимала когда-то давно, года полтора назад. Ей прописал его психолог. Даша стала искать в ящике стола. Пришлось вытащить то, что там лежало, и, внезапно, среди бумаг, на пол выскользнул знакомый блокнот. Это был её дневник, который она вела до переезда в Москву. Даша улыбнулась и открыла его где-то посерёдке.

«Сегодня мы с мамой ездили к ясновидящей. Не знаю, зачем она меня к ней потащила. Я не хотела, упиралась, к тому же ехать было далеко, встать надо было рано, а шел дождь. Но мама переубедила. Ну как переубедила… Обижаться стала! Пришлось согласиться. Когда мы к ней приехали…» — дальше шёл подробный рассказ о том, что семнадцатилетняя Даша увидела и что её удивило, а что показалось банальным. Но привлекло внимание другое: «…Тогда я попросила её ответить, за кого я выйду замуж или хотя бы как его будут звать. Тамара (так звали ясновидящую), помолчала немного, а потом сказала: «Высокий, статный мужчина, при деньгах, будет занимать высокую должность, брюнет, глаза у него будут голубые. А имя…. На "В" будет начинаться. Любить тебя очень будет. Только с ним ты сможешь быть счастливой. Как встретитесь, сказать не могу. Только образ его вижу» — вот, что она сказала. Я, если честно, не верю. Знаю, что мы будем с Лёшей вместе. Не надо мне никаких мужчин других. Даже самых лучших!»

В этот момент внутри всё похолодело. Даша ведь и забыла уже о том походе к ясновидящей, о её словах. А тут внезапно эта запись…

Она подошла к зеркалу, поправила макияж, причёску, вытерла слёзы и вышла из комнаты.

Владимир уже стоял у входной двери и собирался, очевидно, уйти.

— Володя… — девушка неуверенно позвала его. Мужчина обернулся. — Останься. — Владимир молчал и как-то неоднозначно смотрел на неё. — Ты же ещё хочешь, чтоб я вышла за тебя замуж?

— Ты шутишь что-ли?

— Я уже взрослая, чтобы шутить такими вещами. — пожала плечами Даша, стоя у стены в прихожей. — Не уходи пожалуйста. Я не хочу тебя терять… Если ты готов быть с такой… Неидеальной, неправильной, не любящей тебя женщиной. — он подошёл к ней, посмотрел ей в глаза, погладил по щеке и сказал:

— Не защищайся. Разреши себе быть слабой, беззащитной… И хоть чуточку счастливой. Поверь, со мной можно.

Лазарева смотрела ему в глаза и ей действительно захотелось верить.

Владимир наклонился к ней и легко, нежно поцеловал ее в губы. Но через мгновение, положив руку ей на затылок, притянул к себе и поцеловал сильно, страстно, зажигая их обоих. Даша плюнула на всё и поддалась. В висках стучала кровь, а в голове только его слова: «Разреши себе быть слабой, беззащитной… И хоть немножечко счастливой».

Она не помнила, как они дошли до её спальни. Только его поцелуи — жаркие, страстные, но в то же время нежные… Как это получалось, знал только он.

Мгновение и его руки уже блуждали в поисках молнии на платье, ласково гладя её спину, ещё мгновение и платье с лёгкостью упало на пол. Его рубашка тоже была расстегнута и оказалась там же.

Она закрыла глаза, доверяясь только ощущениям. Мужчина не заставлял себя ждать. Ещё мгновение и она оказалась на кровати уже без единого предмета гардероба, а он осыпал её тело поцелуями, от каждого из которых она вздрагивала.

Его любовь рвалась наружу, перемешиваясь с нежностью и счастьем обладания этой женщиной.

Он вошёл в неё резко, заставляя застонать от удовольствия, которое предвкушалось уже долго. Движения пресыщенные страстью, потом всё же стали немного плавнее. Она подавалась вперед как бы ловя каждый его толчок, стонала и извивалась от удовольствия, сжимая в руках покрывало, потом, обхватив его руками за шею и немного приподнявшись, страстно целовала в ответ.

Комната, наполнялась запахом этой страсти и энергии, исходящей от двух тел, конрастируя с метелью, которая проносилась бесконечным потоком за окном.

Мир сузился до двух этих тел, до их губ и рук и желания быть еще ближе, еще сильнее — они забыли обо всем, обо всем на свете…

Входя мощно, сильно, Суворин будто изгонял из Даши эту боль, живущюю столько лет в её душе, разъедающую её изнутри и этот страх быть счастливой. Она вторила ему, и торопила, и благодарила за это исцеление, за это неистовое соединение и за то, что с ним, в его объятиях, она забывала обо всем на свете.

И вершина, которой они достигли почти одновременно, оказалась настолько невероятно потрясающей, что она еще несколько минут содрогалась всем телом — теперь не от боли, а от жизни и радости.

Спустя минуту, Владимир опустился рядом. Они лежали тяжело дыша, но обоим было очень хорошо.

— Я люблю тебя… Никому никогда не отдам. — проговорил мужчина, повернувшись на бок и любуясь Дарьей.

— Похоже, я приняла единственно верное в жизни решение, согласившись быть с тобой. — ответила девушка и улыбнулась.

На следующий день, они проснулись лишь в 12 дня.

Даша тихонько встала с кровати, обмотавшись одеялом и выглянула в окно.

За ночь прилично намело, во дворе было белым — бело, и мелкий снег до сих пор срывался. Она стояла и думала, что этот, наступивший год, будет для неё действительно по-настоящему новым. Как двор, который замело и он стал белым, её жизнь начиналась с чистого листа.

Внезапно, она почувствовала сильные руки, которые обняли её, и нежный поцелуй на шее.

— Доброе утро, любимая. — послышалось следом.

— Добрый день, скорее. — немного скомканно улыбнулась она и повернулась к Володе. — Первый день совершенно нового года. — девушка поцеловала его. — Пойдем завтракать?

— Ох, обожаю этот «первоянварский» завтрак! Салат Оливье, Селедка под шубой…

— Да — да… Язык, шампанское, икра и прочие деликатесы! — засмеялась Лазарева.

Они позавтракали, а затем решили пойти на прогулку, которая была весёлой и приятной. По-детски задорно играли в снежки, валялись в снегу, лепили снеговика и бесконечно много целовались.

Все новогодние праздники они провели только вдвоём, наслаждаясь друг другом, готовя вкусные блюда, гуляя по красивой праздничной Москве…

Даша, кажется, убедила себя в том, что любит только этого мужчину, который сделает её счастливой, а он ежедневно подтверждал это, стараясь радовать её и устраивая сюрпризы.

10 января, когда Дарья и Владимир вместе смотрели любимую советскую комедию, поедая приготовленные блинчики, задорно смеясь и растворяясь в объятиях друг друга, раздался звонок от Алёны.