Ещё больше Суворина была готова отдать за то, чтобы любой из хирургов, на любом конце Земли, вырезал ей память. Просто удалил её, как воспаление, как опухоль, которая мешает жить. Весь парадокс заключался в том, что душу травили больше не грустные, а наоборот, счастливые воспоминания.

Почему так бывает? Почему именно самые приятные когда-то моменты, доставляют такую адскую, невыносимую и ни с чем несравнимую боль? Может быть потому, что мы всё острее осознаём, что больше такое счастье не повторится, не случится, но оно всё равно оставило неизгладимый след в нашем сердце? А может быть потому, что боимся, что это счастье теперь возможно только с другими людьми…

*

На часах было 23.00, а Владимир не спешил покидать офис. Сотрудники давным-давно разбрелись, разъехались по домам, где их ждали семьи и родные люди. Его дома никто не ждал. От осознания этого факта было невыносимо больно и горько. Ещё больнее и горше становилось тогда, когда он понимал, что только собственная глупость, только ошибки совершённые им самим же, привели к такому исходу. Мысли в голове выстраивались в локомотив, который уже нёсся на всех парах, снося всё на пути. Его было не остановить. Мысли упрямо возвращали в прошлое. В прошлое, где был жив его сын — любимый, обожаемый Глеб, где дома всегда ждала жена — его Даша, Дашенька, лучик солнца столько лет согревавший душу теплотой.

Воспоминания уносили из бизнес-центра на несколько лет назад, когда всё ещё было хорошо. Тогда был такой же летний вечер, только Владимир спешил поскорее оказаться в квартире около Новодевичьего монастыря, с семьёй. Даша как всегда открывала дверь по первому звонку, нежно обнимала за шею, дарила поцелуй, искренее улыбалась, заставляя вмиг забыть обо всех проблемах, рабочих вопросах и щебетала, рассказывая о том, как пролетел день, о новых успехах наследника, упрямо строящего в гостиной на ковре башенку из кубиков… Он слушал внимательно, вникая в её простые, но такие тёплые слова. Приходил в кухню, где она суетилась, как всегда готовя новое и вкусное блюдо, сидел и просто смотрел на неё со спины, понимая, как же нужна ему эта женщина. Каждую секунду, миг. Понимая, что это и есть счастье — смотреть как растёт сын и чувстовать нежность от жены.

А теперь всё было разрушено. Прошло три года, Суворин вроде как привык к мысли о том, что всё осталось в прошлом, привык и смирился с тем, что самая родная женщина на свете, теперь навсегда утрачена и потеряна для него, что теперь она стала чужой… Но встреча во Флоренции всё перевернула вверх дном. Только увидев её на выставке, мужчина отчётливо осознал, что никогда не смирится со всем этим, никогда не сможет не то что вымолвить, а и признать мысленно, что она чужая. Не было так никогда и не будет. С первой встречи и знакомства он осознал, что она создана только для него и тогда ни секунды не сомневался, что они будут вместе. А что теперь?

Там же, во Флоренции он попытался хоть как-то изменить, переломить их прошлое, но Даша чётко дала понять, что простить все его ошибки не сможет.

Владимир смотрел в темноту московской ночи, а всем своим существом был в Риме, где находилось его душа. Потому как, его душа всегда была там, где была Даша.

*

Ещё неделя пролетела мимо, уйдя в вечность.

Таня собирала вещи, намереваясь улетать из Греции. Вот только куда? Девушка не брала обратного билета сразу намеренно, чтобы дать себе возможность принять решение и обдумать. Хоть она понимала, что побег от обстоятельств это слишком по-детски, почти бессмысленно, но по-прежнему, упрямо не хотела предпринимать хоть какие-то другие действия.

По итогу, Горина позвонила подруге и решила приехать в Рим к ней.

До рейса оставалось ещё немного времени и девушка направилась к морю, прогуляться перед отлётом по берегу и мысленно попрощаться с гостеприимным краем.

Погода не особо радовала, по небу гуляли тучи, распоясался ветер, гонящий волны на берег из морских глубин, вода стала темнее, будто подстраиваясь под внешнюю обстановку.

Татьяна шла вдоль берега и смотрела вдаль, за горизонт, понимая, что дальнейшая её судьба выглядит примерно так же — прячется где-то там, далеко. Невозможно предугадать, что ждёт завтра, что будет с ней, с ними всеми, с миром…

Из пучины мыслей её заставило вынырнуть нелепое столкновение с кем-то.

— Ты так и не будешь смотреть куда идёшь? Или ослепла от счастья за эти годы? — раздался знакомый голос с суровыми нотами и девушка, подняв голову, увидела Романа.

— А ты за мной следишь? Перестанешь, наконец, путаться у меня под ногами?

— Территория пляжа не куплена. Или твой Горин постарался и приватизировал её?

— Тогда мог бы сам смотреть куда идёшь, а не стоять как истукан, мешая пройти другим, раз видишь, что человек в своих мыслях! — упрекнула его Таня, желая хоть как-то защититься и оборониться.

— Ну уж извините, что я не думаю о чужих женщинах, которые по глупости себе под ноги не смотрят!

— Всё, если тебе больше нечего сказать, то я считаю дальнейший диалог бессмысленным!

И Горина хотела было уйти, обойдя мужчину, один взгляд на которого приносил ей боль, но он резко остановил её, схватив за руку.

— Мне есть что сказать, поверь, только я молчал и молчал долго! Ты ведь запретила тебе что либо говорить и выяснять отношения!

— Есть что сказать? Так говори! Что же ты сыпешь обвинениями в том, что я по Земле как-то не так хожу, как тебе надо!

— А смысл что-то говорить? Ты же сделала свой выбор три года назад? И он был не в мою пользу! Выбрала более богатого, влиятельного, да? — взорвался Лаврентьев.

— Ты мне не оставил другого выбора!

— Да, конечно! Достал ревностью и задушил любовью? А ревность была небеспочвенной! Ведь именно после того, как Горин стал спонсором клиники у вас всё опять закрутилось? Так ведь? Я видел на видео, как нежно ты с ним обнималась на пороге вашей клиники! А мне, приходила домой, и врала, что у вас ничего нет!

— Какое видео, что ты несёшь? — возмутилась Татьяна.

— Такое! Добрые люди показали факт твоей измены!

— Поэтому ты изменил сам?

— Когда? — смело вопрошал Роман.

— В вечер, когда проходил корпоратив! Я была там, видела тебя и эту… «Кофе погорячее» на тебе, в постели! Понравилось? Она счастлива? Добилась, наконец, своего? — в одно мгновение выдала все козыри девушка.

— Я был пьян! — слегка опешив, попытался оправдать себя он.

— Да хоть мёртв! Мне всё равно! Ты меня предал! Ты, который клялся, что я нужна и важна тебе, ты, который готов был ради меня на всё, да? Ты, которому я с таким трудом поверила, и которого любила!

— Любила и поэтому ушла к Горину?

— Я ушла к Горину позже! Ушла, потому что он единственный, кто всегда любил меня по-настоящему, уважал, и никогда не позволял себе сделать мне больно!

Последние слова прозвучали менее уверенно, чем все предыдущие, но Татьяна поспешила взять себя в руки. Сейчас Роману было вовсе не обязательно знать всей правды о том, что творится в их браке и отношениях.

— То есть… — Лаврентьев уже не понимал, где правда, а где ложь.

— Всё, у меня самолёт! Надеюсь, мы больше никогда не встретимся! Счастья с Мариной!

И Таня, быстрыми шагами, стремительно покинула пляж.

В висках стучало. Было больно. Объяснение было весьма странным. Всплыло какое-то видео… Откуда оно? Смысл уже задумываться… Столько воды утекло.

Спустя три часа, самолёт взмыл в небо, очередной раз унося девушку от боли и воспоминаний. Теперь в Рим.

Прошло ещё две недели, пока Татьяна, наконец, смогла собраться с силами и вернуться домой.

В Риме они бесконечно долго с Дашей обсуждали всё происходящее, встречу с Лаврентьевым, его слова и пришли к выводу, что прошое, должно оставаться в прошлом. Однако, это, как правило, даётся труднее всего.

К тому же, сейчас остро стоял другой вопрос — разговор со Стасом. Надо было как-то объясниться, что-то решить, хоть девушка и не понимала как.