Когда произошло захоронение, и цветы были возложены на могилу, Суворина, которая не могла ни заплакать, ни закричать от боли переполнявшей её, упала на колени и обняв могилу сидела не шелохнувшись.

Юрий и Ирма были не в том состоянии, чтоб успокаивать дочь, Алёна с Корнеем вообще опасались за их здоровье, а Дашу пытались привести в чувство Владимир и Алексей, которые не особо «переваривая» друг друга, объеденились, чтобы помочь любимой девушке. Однако, она будто не слышала ни одного, ни второго.

— Володя, Лёша, — Эльмира, всё это время наблюдавшая за происходящим чуть в стороне, подошла к мужчинам. — дайте я с ней поговорю. Идите к семье. — уверенный и немного властный тон дашиной бывшей начальницы, а ныне старшей подруги, заставил подчиниться.

Суворин и Щербатов-младший отошли в сторону, к ним сразу поспешила Таня, начавшая заяснять про стресс с медицинской точки зрения, но оба мало слушали Ерёмину и с интересом наблюдали за Громовой, которая присела на корточки рядом с Дашей.

— Дашенька, девочка, я понимаю как тебе сейчас тяжело. — начала Эльмира, погладив девушку по голове. — Я когда-то пережила не меньшую потерю, чем ты. Моя дочка, однажды, не вернулась с прогулки. Она гуляла во дворе, под окнами, на площадке было людно, очень много её сверстников, подруг, их родители… Моя Верочка просто была похищена. Это мы потом выяснили. Маньяк орудовал в городе и оказался в нашем районе. — Громова тяжело вздохнула. — Мне было двадцать восемь, на год меньше, чем тебе. Верочке было пять. Её нашли через два месяца. Точнее, её останки… — Суворина будто бы очнулась от рассказанного.

Она медленно приподнялась и развернулась к бывшей начальнице. Та никогда не откровенничала с ней настолько и никогда не распространялась о своей личной жизни.

— Как вы это пережили? — осипшим голосом спросила девушка.

— Не знаю, пережила ли. С годами боль не становится слабее, затухает немного, уже не обжигает, но болит… Верочка, ангелок мой, часто снится мне, постоянно стоит у меня перед глазами. Я часто думаю, как тогда, как в первый раз: почему не уберегла дочку, почему отпускала одну даже под окна? Глупая была. Так что я знаю, что ты чувствуешь. Но не повторяй моих ошибок, девочка. Я загнала себя тогда настолько, что из депрессии меня вытаскивали врачи. Залечили так, что я ещё несколько лет не испытывала вообще никаких эмоций. Ожила потом, постепенно… Вера никогда не уйдет из моей жизни, из моей памяти, но я понимаю, что надо жить дальше. Мы встретимся потом. — изрекла мудрая Эльмира Раясовна.

— А что вас оживило? — допытывалась Даша.

— Как ни странно, любовь. Я встретила своего второго мужа в тридцать пять лет. Поздно, наверно, но после смерти Верочки, сама понимаешь… Он растопил моё сердце, помог раскрасить дни счастьем. Каким-никаким, а счастьем. С ним я хоть чуточку смогла забыть о боли и горе. А потом в тридцать семь родила девочку Олю. И знаешь, это был лучший подарок, который только мог сделать мне Бог.

— Я не знаю, как дальше жить. — посмотрев затуманенным взглядом в серые глаза Громовой, произнесла Дарья.

— Понимаю, солнышко. Но ты сильная, ты сможешь всё, слышишь? — нежно, по-матерински погладив девушку по голове, ответила Эльмира.

После того, как закончились поминки и все разошлись, Даша стала собирать вещи. Владимир вошел в спальню и увидел, как жена укладывает их в чемодан. Защемило сердце — теперь их ничто не связывает.

— Зачем ты собираешь вещи? — мягко попытался начать Суворин.

— Потому что развод никто не отменял, Володя. Я завтра всё это перевезу в дом Щербатовых. — абсолютно спокойно и уверенно ответила девушка.

— Даш, квартира то всё равно общая, имущество делится…

— Совместно нажитое. А эту квартиру ты купил до свадьбы. Забыл уже? И потом, я не претендую и не хотела претендовать на что-либо. Это твоя квартира, так что…

— Даша, ну послушай меня, — Владимир подошёл к жене и осторожно взял её за руку. — мы близкие люди, мы столько прожили вместе, столько светлого было…

— Было, Володь. Но теперь всё светлое залито таким тёмным, что не отмыть. Я не могу по другому. — Дарья была категорична.

— То есть ты точно решила? — мрачно спросил мужчина.

— Давно решила.

Прошла неделя. В первых числах холодного октября, настал день развода Сувориных. Даша приехала к ЗАГСу и с тяжёлым сердцем пошла внутрь. Процедура прошла довольно быстро. Когда они с Владимиром вышли, небо затянуло тучами, был сильный ветер и казалось, что вот-вот грянет дождь.

— Скажи, ты меня любила хоть чуть чуть? — с сожалением в голосе спросил уже бывший муж.

— Я не знаю, Володя. — честно ответила девушка. — Ты стал очень близким, родным мне человеком. Ты подарил мне себя. Я была счастлива с тобой. Но любила ли… Я не могу ответить на этот вопрос. Любила ли и люблю ли вообще кого-то. Сейчас мне кажется, что уже нет.

— Спасибо за честность. Я так и не смог заменить тебе его… А почему фамилию не стала менять?

— А ты хотел бы, чтобы я не носила больше твою? — смутилась Дарья.

— Нет, просто интересно. — уже почти равнодушно ответил Суворин.

— Хлопотно это всё. Не вижу смысла. — соврала сама себе и ему она.

Ветер трепал волосы и заносил их на лицо. Владимир аккуратно убрал их и заправил ей за ухо.

— Понимаю. Хоть что-то у тебя останется на память обо мне.

— О нас. — исправила его Даша.

— Нет больше нас. Лети и будь свободна. — сказал мужчина и пошёл к своей машине.

Девушка села в свою и заведя мотор, включила радио по привычке. В душе было много чувств, но что-то было такое неуловимое, она не могла понять что.

Из динамиков донеслась красивая, но грустная песня, слова которой били прямо в цель:

«Тени прошлого горят

В белом пламени свечей.

Только чтобы все забыть,

Мне не хватит ста ночей.

Прости за слезы и за боль,

За то, что мир такой

И он не в нашей власти.

Прости меня за нелюбовь,

И, может, навсегда

Потерянное счастье!».*

В этот момент Дарью словно прорвало — она, уронив голову на руль, разрыдалась. Впервые, после того дня, как узнала о смерти сына.

В тот момент, казалось, вся её боль, накопившеяся за это время выходила со слезами. Даша снова отчётливо осознала, что потеряла всё. У неё нет абсолютно ничего, кроме её «нелюбви», которая, по её мнению, всё и разрушила.

*Слова песни О. Сергеевой "Прости".

В тот же день, вечером, она встретилась с Таней.

— Ну что, как ты? — осторожно спросила подруга.

— Как раздавленный человеком таракан. — не стала таить печали Дарья.

— Даш, надо жить.

— Все так говорят. Только как именно мне жить — никто объяснить не может. Хоронить своего ребёнка — это ад на земле, Тань.

— Я понимаю. Всё понимаю. Но ты же осознаёшь, что себя вместе с ним похоронить ты не сможешь, как бы не пыталась? Жаль, что вы с Володей расстались… Вам бы сейчас вместе пережить это горе. — вздохнула Ерёмина.

— Мне кажется, я всё ещё не могу простить его. — выдала Даша.

— За измену?

— И за неё, и за то, что не уследил за Глебом. Он ведь мог быть рядом, не уходить с телефоном. Мог! — начала кипятиться девушка.

— Так, стоп! — прервала её подруга. — Да, мог. Но того, что случилось не изменить. И твоя ненависть к нему не воскресит сына. Я думаю, он и так корит себя не меньше… Попробуй его простить, понять я не прошу.

— А ты простила Лаврентьева? — тут же перевела стрелки Дарья.

— Чёрт, Даш, это — другое, ты ж понимаешь! — воскликнула Татьяна, вспомнив события четырехлетней давности.

***4 года назад***

В тот день, когда Владимир Суворин попал в ДТП, а её подруга узнала о беременности, Таня согласилась встретиться с Лаврентьевым, который зацепил её с первого взгляда.