Выгребаю из авто два огромных пестрых букета, торт и, не смотря на то, что время шесть утра, решительно тороплюсь в небезызвестную квартиру двадцать пять. Вокруг февральская непроглядная темень, слабо рассеиваемая редкими тусклыми фонарями. Однако, меня уже не остановить.

В конце концов, даже Винни Пух утверждал, что это самое лучшее время для визитов к друзьям. С Зоей мы, конечно, уже не сказать, что друзья, но вот с Людмилой Владимировной я не ссорился. И вообще эта удивительная женщина всегда была мне рада. Уверен, этот раз не станет исключением. Глубоко уверовав в собственные предположения, иду к заветному дому. И всю дорогу, как дурак, напеваю известную детскую песенку.

Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро.

Известно всем, тарам-парам, на то оно и утро! На то оно и утро!

Передо мной все те же металлические двери двести раз выкрашенные глянцевой коричневой эмалью, и все равно при этом облупленные. Ввожу не затерявшийся в памяти код от домофона и беспрепятственно попадаю в подъезд.

Скучна вечерняя пора, хозяева зевают.

Но если гость пришёл с утра, такого не бывает! Такого не бывает!

Преодолеваю первый лестничный пролет, чувствуя знакомый запах сырости и кошек. Странный коктейль из предвкушения и дежавю рождает внутри эйфорию.

Да, если гость пришёл с утра, — ему спешить не надо.

Кричат хозяева «Ура!», они ужасно рады. Они ужасно рады!

Буквально в пять шагов преодолеваю ступеньки, вытертые миллионами шагов нескольких сменивших друг друга поколений жильцов старой хрущёвки.

Недаром солнце в гости к нам всегда приходит по утрам.

Тарам-парам, тарам-парам, ходите в гости по утрам.

Всего на секунду замираю перед знакомой до боли дверью и, не позволяя себе сомневаться, жму на красную кнопку звонка и слышу, как за стеной разливается все та же звонкая трель.

Как в старые добрые времена.

И наполняюсь бессмысленной тихой радостью, какой не было, даже когда я, спустя долгие семнадцать лет, переступил порог родного дома.

Даже улыбаюсь помимо воли.

Глупо. Безбашенно.

Словно все эти годы с меня разом слетели, возвращая обратно в прошлое, где Зоя открывала мне, сияя улыбкой и глазами, кормила простым рыбным супом, объясняла алгебру, сидя на табуретке плечом к моему плечу, а потом целовала. Робко. Нежно. И до умопомрачения сладко.

Черт возьми, и почему я не приехал раньше?! Мне так не хватало все это время Зои, это же очевидно! Ответ, к сожалению такой же простой и тупой, как зубная боль. Я — идиот.

Нетерпеливо жму повторно на красную кнопку, задерживая палец чуть дольше, чем того требуют нормы приличия. Наконец, за дверью послышалась возня. И опять тихо. Едва я снова вознамерился позвонить, как в тишине сонного подъезда заскрежетал металл, проворачиваемого замка.

Изнутри квартиры на меня растеряно и как-то пугливо смотрела Зоя. Тонкий трикотажный халатик открывал вид на голые коленки. Босые стопы зябко переминались. Взъерошенные волосы растрепанными прядями спадали на плечи. Сонная. Уютная. Домашняя. Такая притягательная.

Зоя нервно оглядывается, словно боится, что нас кто-то застукает. Я не боюсь. Я очень даже соскучится по Людмиле Владимировне.

— Привет, — хрипит мой голос.

— Ты на часы смотрел, Соколовский? Какая нелегкая тебя принесла?

— Это тебе, — продолжаю улыбаться, как несчастный псих, и сую в тонкие руки тяжелый букет. Нестерпимо хочу сказать, как же сильно я соскучился.

Да много чего хочу сказать, но слова застревают в глотке, когда дверь в комнату Зои распахивается и из темноты наружу выползает сонный Степа.

В трусах.

В ТРУСАХ!!!

Малец не теряется, оглядев Зою с букетом, и меня с еще одним, вставляет свои пять копеек.

— А это, я так полагаю, мне? — нагло ухмыляется, кивая на цветы, что сжали мои побелевшие пальцы и протягивает свою загребущую руку.

Я отшатываюсь, раскрываю рот, но не найдя подходящих приличных слов, захлопываю обратно. Не знаю, что за выражение на моем лице, но Зоя краснеет, затем бледнеет, а потом и вовсе пошатывается в испуге, переводя взгляд с меня на Степу и обратно.

— Это — киваю на букет, — Для Людмилы Владимировны.

— Так ты не по адресу, дядя.

— Степа! — одергивает мальца Зоя. — Оставь нас. Пожалуйста.

Он фыркает, но подчиняется, хлопнув дверью в комнату, которая закрывается, но тут же по инерции снова открывается, ведь в этом доме никогда не было внутренних замков, даже на туалете, а я…

Я ни хрена не понимаю, что происходит!

— Зой! Ты с ума сошла? Что он тут делает?! Он же твой ученик! Это уголовная статья! Ты никого постарше найти не могла? — я кричу. Шепотом, правда, но кричу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Зоя смотрит на меня, как на идиота. Секунд тридцать гипнотизирует и молчит. А затем кивает, что-то уяснив в своей дурной голове, надменно и невозмутимо выгибает бровь.

— Да. Мой. Не твой! Это сразу видно, потому что в его голове не только две накачанные мышцы, удерживающие уши на месте, а еще и мозг. И в отличие от некоторых врожденный талант к математике. Мы усиленно ею занимаемся.

— О да неужели?! Я смотрю, ночами напролет квадратные корни извлекаете! И часто у вас такие математические сессии?

— Регулярно, но это не твое дело, так что, катись, — ее голос ровный и безэмоциональный. В нем нет ни страха, ни стыда, и я поражаюсь тому, как низко пала эта женщина.

— И что же думает по этому поводу его мать? — очень надеюсь задеть ее хотя бы упоминанием об этой женщине, но Зоя, словно Будда, непробиваема.

— Его мать счастлива, что у сына хорошо развита не только мускулатура, но и аналитическое мышление. Говорит, его папаша в этом полный ноль. Так что можешь не беспокоиться. Счастливого пути!

— Зой, это же полное дно. Это … Это конец. Он… Он ребенок! Я ведь не могу оставить это просто так…

Данилина демонстративно закатывает глаза, и если бы мои руки не были заняты, точно бы придушил заразу!

— Тебе пора, — она что-то черкает на бумажке и сует ее мне в руки.

В руки, которые безбожно трясутся, сжимая букет и сраный торт.

— За цветы, кстати, спасибо, — небрежно добавляет она, — Помнится, ты обещал подарить, когда выиграешь бой с… а впрочем, неважно. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Букет для мамы отвезешь по этому адресу. Надеюсь, не заблудишься. Если что, спросишь.

И буквально выталкивает меня за дверь.

В каком-то немом шоке незаметно оказываюсь снова у авто. В руках хрустящий бумажной оберткой букет и дебильный торт. И оглушающе звенящая струна от уха к уху. Сейчас лопнет — и уши отвалятся. А внутри останется лишь свистящий ветер вместо мозгов. В этом Зоя точно права.

А знаете, что?!

А я отвезу цветы Людмиле Владимировне!

И торт этот гребаный!

И поинтересуюсь, как ее золотая девочка докатилась до …

До такой хрени!

Даже в голове не укладывается!

А если Данилина старшая не знает? Да бедную женщину инфаркт хватит! И не моя в том будет вина.

Да.

Побросав гостинцы на заднее сидение, завожу мотор и со свистом стартую по указанному в листочке адресу: Сосновый тупик, 12-А, 24. Через некоторое время понимаю, что не очень-то понимаю, куда надо ехать. Вбиваю улицу в навигатор.

Бессонная ночь, взвинченные нервы и шок явно сыграли со мной злую шутку. Вместо жилого микрорайона навигатор привел меня к огромным соснам, протыкающим ветками небо. А точнее к кованым воротам городского кладбища.

Твою мать!

Проверяю адрес и буквально холодею от ужаса, осознав, что ошибки нет. Я именно там, куда меня послала Зоя.

Это какой-то непрекращающийся сюрреалистический кошмар! Неужели все именно так, как я боюсь думать?!

Выгребаю букет, торт и пиликаю сигналкой. Через дорогу круглосуточный ларек с надписью «Сигареты», где я покупаю водку, приплатив за нее втридорога.