Из поколения в поколение старший мужчина в роду погибал нелепой, страшной и преждевременной смертью, едва успев оставить одного потомка. Это было бы ещё ничего, но в последние годы на знатную семью раз за разом валилось одно несчастье за другим, и вот, как венец всего — нападение на замок толпы разбойников. Ослабевшее после нескольких неудачных лет и печальных событий хозяйство дало трещину, силы защитников были подорваны, моральный дух упал ниже уровня подвала. Кристиан коротко сказал: «Взяли нас», предоставив слушателям догадываться об остальном.

Его самого спас старый слуга, вытащив через потайную дверь из замка. Потом со слугой что-то случилось. Кристиан оказался в обществе паломников, следовавших по своим благочестивым делам. За что они решили избавиться от него, пожертвовав обители несколько монет в складчину, Кристиан не уточнил. Но рекомендации, данные радостно ушедшими в дальнейший путь паломниками, не оставили ему шансов на снисхождение, и первый же серьёзный проступок имел печальный итог.

Кристиан умолк, продолжая размеренно царапать пальцами каменный пол. Потом толкнул соседа, и Бэзил рассказал о себе.

Рассказ оказался совсем коротким. Бэзил был сын женщины, которую объявили ведьмой, и сожгли на костре. Оставшегося сиротой Бэзила отправили в обитель за общественный счёт. Он не хотел идти, и его, брыкающегося и вопящего, положили поперёк седла лошади городской стражи, отвезли в обитель, и сдали на руки святым отцам.

— А я подкидыш, — сказал Тео. — Даже матери своей не знаю. Всю жизнь на кого-нибудь работаю. Потом сюда попал. Мне идти некуда. Здесь хоть читать и писать научился.

Он вздохнул. Теперь это умение казалось ему бесполезным. В руднике не нужны грамотеи. Там нужны дюжие парни.

— Слушайте, — Кристиан пристукнул кулаком по полу. — Я не пойду в рудник. И вы тоже не пойдёте.

— А что мы можем сделать?

— Вы как хотите, а я лучше сдохну.

Должно быть, Тео задремал. Стояла глубокая тишина, в каморке была непроглядная темень, какая бывает безлунной ночью в помещении с узенькой прорезью вместо окна. Дощатая дверь отворилась почти бесшумно, свет потайного фонаря ударил в глаза, привыкшие к темноте. За блеском фонаря не было видно человека, но Тео был уверен, что это брат Мафусаил.

Фонарь качнулся, брат подошёл ближе. Звякнуло металлическое донце о каменный пол, Мафусаил поставил фонарь. Горячая ладонь обхватила Тео за шею, он дёрнулся, а Кристиан зашипел ему в ухо:

— Как начну, хватай фонарь и беги к двери!

Потом ладонь соскользнула, Кристиан пропал, словно его и не было. Брат Мафусаил, освещённый снизу мигающим огоньком, вытащил из-под одеяния моток верёвки и стал его разматывать, шевеля мохнатыми бровями, посапывая и разводя руки, словно оценивая получившуюся длину. Беззвучно, словно летучая мышь, метнулась тень, Тео едва заметил её, на спине брата Мафусаила как будто вырос горб, а его шею обхватили тощие руки. Брат закинул голову, выпучил глаза, тут же одна рука оторвалась от толстой шеи, на миг закрыла лицо и отдёрнулась. Мафусаил выронил верёвку, согнулся пополам, уткнулся лицом в ладони и осел на пол.

Тео кинулся к фонарю, схватил за торчащее сверху металлическое кольцо, и, не чуя ног, побежал к двери. У косяка шевельнулась тень, он шарахнулся назад. Бэзил сказал:

— Это я.

Тео оглянулся. На полу каморки, едва освещённом слабым отблеском фонаря, ворочалась большая бесформенная тень. Вот от неё отделилась малая часть, превратившись в мальчишку, и бросилась к ним. Кристиан улыбался во весь рот, блестели белые зубы. Шумно дыша, он выхватил у Тео фонарь:

— Теперь бежим!

— Что ты с ним сделал?

— Ничего особенного, — Кристиан опять улыбнулся, голубые глаза его сузились, и Тео стало страшно. — Ты с нами или с ним?

Он мотнул головой в сторону брата Мафусаила. Тот лежал на полу чёрной грудой.

— С вами.

В коридоре был кромешный мрак. Кристиан почти совсем прикрыл окошечко фонаря, и они пробирались на ощупь.

Кристиан дёрнул Тео за рукав, шепнул:

— Ты, грамотей, веди к конюшне.

— Мы не уйдём с лошадьми, — сердце Тео упало. Так вот какой у них план. Никакого. — Нас не выпустят через ворота.

— Много болтаешь, — ответил Кристиан, и Тео повёл их к конюшне.

Они вышли через крытый переход к службам, там было светлее, и Кристиан совсем пригасил окошко фонаря. Тео остановился. Впереди была конюшня, и там, в сене, наверняка спала парочка послушников, в обязанности которых входил уход за лошадьми. Всё бесполезно. Теперь им одна дорога — под розги и на рудник.

— А вот и вы, — сказали от двери. Тео вздрогнул, Бэзил вцепился ему в рукав, а Кристиан со свистом втянул воздух, шагнул назад и наступил Тео на ногу. — Где брат Мафусаил?

— Он задержался, — звенящим голосом ответил Кристиан, и от двери в конюшню отделился силуэт человека. Он шагнул ближе, и Тео узнал брата Михаэля. Брат Михаэль был высокий, плечистый человек с лёгкой походкой и повадками бывшего вояки. Тео он казался пожилым, но за глаза старшие братья называли Михаэля юнцом.

— Вот как. Хорошо, — спокойно отозвался брат, и толчком открыл дверь конюшни. — Тогда нам пора.

Тео оглянулся. Стены обители высились позади угловатой грудой камней. Светился огонёк в будке привратника. Цокали по плотно утрамбованной дороге копыта мохнатой лошадки, на которой они уместились вдвоём с Бэзилом. Кристиан покачивался в седле позади брата Михаэля. «Это сон», — сказал себе Тео. — «Я проснусь в подвале, и меня отправят на рудники». Лошадь мерно цокала подковами по укатанной дороге. Кристиан обернулся, блеснул зубами и неожиданно подмигнул. Тео увидел, как тот вытянул из-за пояса что-то длинное, тонкое, на миг показавшееся и исчезнувшее в ладони. Кристиан отвёл руку в сторону, как для замаха. Зашумели ветви деревьев у обочины, над дорогой пронёсся холодный ветер, сдул капюшон, рванул волосы на голове. Брат Михаэль, легко извернувшись в седле, неуловимым кошачьим движением ухватил запястье Кристиана и вывернул. Кристиан вскрикнул, из разжавшихся пальцев выпало что-то и тихо звякнуло у лошадиных копыт.

— И что мне теперь с вами сделать? — насмешливо спросил брат Михаэль, поворачиваясь к Тео. Его светлые глаза блеснули из-под накинутого на лоб капюшона, и сердце мальчика провалилось в пятки. Перед глазами отчётливо встала картинка вчерашней ночи, окровавленный алтарь с мёртвой кошкой и чёрный человек, тянущий к нему руку. Это был он.

Брат Викентий позвонил в дверь. При этом горшок с орхидеей, за которую в цветочном магазине запросили немыслимые деньги, опять перекосился у него под мышкой, и едва не грянулся на пол. Викентий уже пару раз поймал его прямо у земли. Орхидею, эту нелепую загогулину с рваным башмаком сверху, которую продавец назвал цветком, не жалко. Жалко кроличьей лапки, аккуратно завёрнутой в тряпочку, и закопанной в грунт. Викентий цыкнул зубом. Отличная вещь, этот кролик, тушённый в красном вине, но в зубах застревает, спасу нет.

Дверь открыли. Дамочка из тех, что он для себя называл супер-тётка. Пенсионерка, но ножки гладкие, и не в лаптях на босу ногу, а в туфлишках на каблучке. И на голове не три волосины пучком, а причёсочка из журнала. Словом, модельная старушенция.

— Добрый день, — брат Викентий улыбнулся во весь рот, выставив перед собой горшок с орхидеей. — Это для Анны.

— Вы от Толи? — спросила модная тётка. — Проходите.

Викентий, не ожидавший лёгкого успеха, и уже заготовивший жалобную историю, прошёл в дверь. Тётка провела его в гостиную. За столом сидел грузный пожилой мужчина и читал газету. На столе стояли чайные чашки и вазочка варенья.

— Дорогой, тут молодой человек пришёл. Говорит, от Толика.

— Я цветок принёс, — пробормотал брат Викентий. — Для Анны. Это подарок.

— Вы из полиции, или так, курьером? — спросила женщина, принимая из рук растерявшегося Викентия горшок, который машинально его отдал. Он сделал ошибку. Не надо было заходить в дом. — Какая прелесть. Только горшок неподходящий для такого цветка. Сейчас я найду новый, у меня где-то был хорошенький горшочек…