Когда он понял, что ответственность за принятое решение ляжет на него, и реально никто не поможет, вот тут ему стало страшно. Конечно, если что, президент получит своё. Но и ему в любом случае придёт конец. И что с того, что конец этот политический. Тот, кто побыл на вершине, не представляет себе падения вниз.

С судорогой негодования он вспомнил, как отводили глаза самые важные люди страны, когда дело дошло до голосования. Не того, официального, что было у всех на виду, а того, где нет ни поднятых кверху рук, ни бумажек. Ему пришлось решать самому. Все высказали своё, авторитетное мнение, из которого ничего нельзя было понять, кроме беспокойства за судьбы страны, и пожелания ни в коем случае не ошибиться. И он в какой-то, отчаянный момент, с безумным весельем отчаяния вдруг решился пустить всё под откос, и предоставить шанс конкурирующей фирме. Той самой, что поддерживалась правительством страны, давно толкавшейся с ними на одном участке дороги. И формально это был бы практичный выбор. И, возможно, в лицо ему никто не бросил бы ни одного обвинения. Он уже открыл рот для опрометчивого заявления, вставая со своего места, где все сидели кружком в мягких креслах старинной работы, и янтарное солнце светило в окна роскошной виллы. Всё было за то, чтобы не рисковать, и предоставить возможность конкурентам обломать себе зубы на этой проблеме. Даже предсказание главы Ордена Чёрной Розы, такое расплывчатое, давало ему надежду снять эту ношу с плеч. Как он скажет, так и будет. И его поддержат, и проголосует большинство, и всё будет хорошо. Бог знает, что удержало его тогда.

Он вдруг вспомнил вырвавшиеся у Высшего магистра напоследок слова, и червяк сомнения заскрёбся в душе. Премьер не хотел своей стране Апокалипсиса. Пусть даже ценой своего поста. И он подал свой голос за тех, кто внушал ему наибольшее доверие.

Приятный, с лёгкой хрипотцой голос президента заставил его вынырнуть из омута тягостных мыслей. Первое лицо страны откашлялось, демонстрируя готовность донести до собравшихся решение конкурсной комиссии, представительной, как никогда. Премьер знал наизусть, что тот скажет, и только обводил взглядом зал, всем видом выражая полное согласие с речью. Всё было решено, и теперь пути назад у них нет.

— Предатели! — скандировали граждане у края площади, пытаясь прорваться сквозь заслон полиции. — Родину продали!

— И вот уже нам передают животрепещущую новость, которая станет основной в ближайшие часы! — волновался у микрофона корреспондент центрального канала. — Что же скажут нам наши избранники, какое решение они приняли?

— Будем надеяться, что нам не придётся пожалеть, как облечённые властью чиновники сумели распорядиться нашим доверием… — напряжённо выговаривал в микрофон корреспондент от оппозиции.

По залу прокатились сначала нестройные, а потом дружные хлопки, гул голосов звучал назойливо, словно рой невидимых пчёл поднялся и закружил под потолком, сияющим хрусталём и позолотой. «А теперь, Господи, спаси нас всех, грешных!» — подумал премьер и прикрыл глаза, слушая, как гремят в ушах аплодисменты.

— Вы слышали последние новости? — человек у камина протянул руки к огню, и пошевелил пальцами над трепещущими алыми языками.

— Да. Они выдвинули свой вариант. Теперь вам придётся побороться с ними на другом уровне.

— Придётся, — человек у камина, которого глава Ордена Белой Розы знал под именем Заказчик, продолжал смотреть в огонь.

— Вы не можете сказать, что мы не выполняем своих обещаний, — глава Ордена, стоя поодаль в полутьме комнаты, видел только силуэт человека, да вылизанные светом пламени очертания пальцев.

— Не могу, — согласился Заказчик. — Вы сделали, что могли. А кое-какие вещи впечатлили даже меня. Что вы сотворили с этим, как его, борцом… Александр, кажется?

— Да. Он должен был поддержать ваших противников в прессе. Его голос был очень весомым.

— И где он теперь? Я человека имею в виду.

— Это теперь не важно. Как личность он уже не существует, — глава Ордена отвернулся. Ему было неприятно помнить то, что он сделал с тем человеком. Сделал лично, не доверяя никому. Да никто бы этого и не смог. Даже брат Альфред, лучший из Высших магистров.

— Мне почему-то кажется, что вы слишком усердно выполняете условия нашего соглашения. Неужели необходимо было убивать всех этих людей? А эта женщина, глава Ордена Чёрной Розы? Я предполагал, что вы просто повлияете на неё. У вас что, нет других методов?

— Эта женщина, — глава Ордена Белой Розы презрительно покривился. — Она была просто глупой курицей. Глава Ордена ренегатов. Приспособленцы, пошедшие на всё, чтобы выжить. Глупцы и соглашатели. Они давно утратили право называть себя Орденом.

— Зато у них есть официальный статус, а у вас нет, — насмешливо сказал Заказчик. Он отвернулся от огня, и посмотрел в хмурое лицо главы Ордена. — И теперь вы работаете на нас.

— Да, работаем, — спокойно ответил тот. — И будем работать, пока вы не выполните своих обещаний.

— А вы уверены, что мы их выполним? — поинтересовался Заказчик. — Ведь я не давал вам письменных обязательств. Я до сих пор удивляюсь, что вы не потребовали с меня расписки.

— У нас свои методы работы, — ответил глава Ордена Белой Розы, подойдя к камину, и в свою очередь протянув руки к огню. Пламя завивалось огненными языками, выбрасывая звёздочки искр прямо ему в ладони.

Глава Ордена опустил ладонь ниже, и кончик особенно длинного языка огненным кольцом обвился вокруг его пальца. Он обернулся к Заказчику, заворожённо глядевшему на это, и сказал негромко:

— Когда мне понадобится, я обойдусь и без расписки.

Астра выпрямилась на лавке. Она опять заснула. Устроившаяся по другую сторону гроба Дуняша сидела неподвижно и даже не моргала. Огоньки свечей, установленных в старинные серебряные подсвечники, мигали и дёргались. Трещал воск в фитилях, пламя то поднималось кверху оранжевыми языками, то опадало, расплываясь неяркими огоньками. Лицо бабки Матильды, положенной в дубовый гроб, казалось высеченным из камня. Когда по нему пробегали тени, бабка, казалось, оживала, и Астра с трепетом прижималась спиной к стене на своей лавке. Никогда ей не приходилось сидеть у тела покойника, все семейные передряги до этого обходили её стороной, и родители оберегали Астру от неприятных сторон жизни, сколько могли.

Когда она только заикнулась, что не может остаться ночью в одной комнате с мёртвым человеком, на неё так посмотрели слетевшиеся со всех деревни женщины, помогавшие Дуняше обмывать и обряжать покойницу, что Астра прикусила язык. И вот теперь она сидела на лавке, и таращилась на что угодно, лишь бы не видеть мёртвое лицо бабки Матильды.

Дрынь-дрынь-дзинь! — пробили часы в углу. Зашуршало, скрипнула маленькая дверца, и из других часов в виде домика, что висели на стене, выбралась кукушка. Дёрнулась, качнувшись на своей жёрдочке, остановилась и прокуковала время хриплым голоском. Повисела, будто застыв в воздухе, а затем жёрдочка утащила птицу хвостом вперёд обратно в часы. Захлопнулась маленькая дверца. Астра вздохнула, отведя глаза от часов, бивших уже не раз за эту бесконечную ночь.

Свечка опять затрещала, мигнул и почти погас оранжевый огонёк. По её полупрозрачному телу побежала струйка расплавленного воска. Поверх стекающей капли торопливо набежала ещё одна, и они диковинной жемчужной улиткой поползли вниз, в серебряную чашечку подсвечника.

Что-то коротко прошуршало по полу, Астра повернула голову, отведя взгляд от свечи. В глазах ещё плавали, отразившись в сетчатке, вытянутые пятнышки огоньков. Маленькая тёмная тень метнулась от лавки к печке. Наверное, мышь. У бабки должна быть кошка. Астра её ещё не видела, но в деревне кошки живут у всех. Или это собаки есть у всех? Опять прошуршало, и на этот раз совсем рядом с лавкой. Астра скосила глаза. Тёмный комок прокатился вдоль стены, потом внезапно сменил направление и выбежал на середину комнаты. Вытянулся столбиком на манер свечки. Блеснули красные бусинки глаз, и на Астру глянула острая чёрная мордочка. Если это мышь, то очень крупная.