Джерри встал. Он не отказался бы от чашки кофе, но запаса оставалось на один кофейник, да и воду стоило поберечь. Эта мысль сразу же пробудила острую жажду, и он подошел к ведру, поставленному в дальний угол за пианино, чтобы случайно не опрокинули. Когда он проходил мимо окна, что-то постучало по стеклу, пытаясь привлечь его внимание. Он проигнорировал это, поежившись от неприятного, ползучего ощущения. Воды оказалось меньше, чем он ожидал, и он решил не думать пока о кофе. Когда он возвращался на место, за окном мяукнул котенок.

Кофе на троих, еда на троих… он еще раз подумал, не совершил ли он ошибку, пытаясь вернуть детей. Возможно, успех Киллера был настолько выше человеческих возможностей, что даже Оракул не ожидал этого.

— Сколько еще будет продолжаться этот фарс? — спросил, нахмурившись, Гиллис. Ну да, их стулья не относились к самым удобным.

— До утра, — ответил Джерри. — И самый темный час будет перед рассветом. Если мы переживем его, мы с Киллером уедем. Мы намерены взять с собой Ариадну, Лейси и Алана. Вы тоже сможете уехать.

Ариадна недоверчиво посмотрела на него: она явно не ожидала, что спасение еще возможно.

Гиллис расправил свои широкие плечи.

— У меня законные права на этих детей.

— Это меня не интересует, — пожал плечами Джерри. — Я увезу их в место, где ваши законы не действуют, — и Оракул может заживо поджарить его за это.

— Что-то очень тихо там, — осторожно заметил Киллер. Ему уже доводилось переживать осаду, и не раз. Джерри не доводилось, хотя он слышал много рассказов. — Им положено сейчас чирикать и тараторить.

Сам он не додумался — при таком количестве неверящих мелкие хитрости куда эффективнее запугивания, однако действовать так скоро после неудачи с мнимым ФБР они не могли: это может вызвать подозрения. Поэтому враг будет выжидать, действуя на нервы.

Дождь наконец прекратился, только стучали капли, стекавшие с навеса над крыльцом. Джерри спросил, который час. Гиллис ответил, что четверть третьего.

— Тогда мои встали, — с досадой сказала Мейзи. — На моих пол-двенадцатого.

За все время Карло произнес только пару ругательств, но теперь заговорил и он:

— У меня пять минут шестого.

Трое пленников удивленно переглянулись, и Джерри улыбнулся: магия сбила их часы. В принципе на обычные часовые механизмы она не влияла, значит, у них должно быть что-то сложнее.

— Как вы нашли меня? — спросила Ариадна.

— Пеленгаторы, — ответил Гиллис.

Джерри не знал, что это такое, но решил не спрашивать.

— Ну и покружили мы за тобой. Ты ведь не без труда нашла это место, не так ли?

Она надулась, словно не хотела отвечать, потом призналась:

— Я заблудилась. Я не собиралась сюда, Грэм. Я направлялась в Канаду.

— В Канаду? — презрительно усмехнулся Гиллис, и Карло рассмеялся. — У тебя всегда было плохо с ориентацией, да?

Она опустила глаза — женщина, искалеченная слишком многими поединками, чтобы принимать еще один.

— Одно развлечение было наблюдать за твоими детскими предосторожностями, — продолжал Гиллис, издеваясь над ней. — Майк, конечно, поставил меня в известность, когда ты сняла свои деньги… и Чарли тоже, когда ты купила машину. Вот Карло и отправился туда, пока ты не забрала ее, и установил передатчики. И еще один у Алана в медведе — так мы узнали, в какой они комнате.

Достойная картина: огромный мужчина, старающийся уколоть такую маленькую женщину. Она не разозлилась, но когда заговорила, голос ее сочился презрением:

— Ты всегда был таким умным, Грэм, не понимаю, как это ты женился на такой дуре, как я.

— Ты не была такой дурой до того, как алкоголь прожег тебе мозги, — сказал он. — У тебя хватило хитрости лечь под молодого адвоката с неплохими перспективами, но с капиталом, недостаточным чтобы отвертеться от отцовства. И должен признать, я и не подозревал, что ты наняла двух этих удальцов. Где ты их откопала?

Она так долго не отвечала, что Джерри показалось, будто она решила молчать.

— Вот здесь, когда вошла сюда, — сказала она наконец. — Я посадила машину и пришла сюда просить помощи. Мистер Говард и мистер… и Киллер были очень добры, и хорошо отнеслись ко мне, что приятно отличается от общения с пресмыкающимися вроде тебя, Грэм.

Маленькие семейные радости, как говорил Киллер.

— Дерьмо! — повторил Грэм.

Джерри нахмурился: он бы предпочел, чтобы Гиллис прекратил употреблять это слово.

— И ты утверждаешь, что совершенно незнакомые тебе люди провернут то, что удалось этим двоим, только из симпатии к какой-то беспризорнице, шатающейся под дождем? Интересно, сколько из моих кровных алиментов они получили?

— Нисколько.

Грэм недоверчиво нахмурился.

— Что вами движет, Говард? И если она не платит, то кто?

Ну что ж, им предстояло убить еще несколько часов, так что правда им не повредит — она и так всегда была рядом, отодвинутая теми, кого не касалась, в мифы и легенды. И кроме того, он должен быть уверен в том, что эти люди будут слушаться его, а они получат на то больше оснований, если сочтут его опасным психом.

— Я послан организацией, о которой вы никогда не слышали, — начал Джерри, заметив, как Карло приподнял бровь. — Мы с Киллером — полевая группа. Время от времени нам дают приказ вступить в контакт с определенными людьми и предложить им убежище. Ваша бывшая жена — одна из таких людей. Почему и как она избрана, меня не касается.

— Убежище? — переспросил здоровяк. — Психушка? И где?

Джерри попытался устроиться поудобнее на ручке скрипучего старого кресла. Ариадна подвинулась; он расценил это как приглашение и уселся рядом с ней.

— Мы называем это место Мерой, — ответил он, — хотя у него множество названий. Это страна счастья и вечной молодости.

Мужчины переглянулись, и Карло закатил глаза.

— Мне около семидесяти лет, — продолжал Джерри, — а Киллеру — чуть больше четырехсот. Разумеется, вы мне не поверите, но, как я уже сказал, вам придется по крайней мере поверить в то, что в это верю я. Ариадна интересовалась…

Сидя под голой лампочкой, он рассказывал им о солнечном городе Мере, где каждый день напоен ароматом цветов и запахом моря, о его улочках, площадях и извилистых аллеях, заполненных людьми из всех времен и всех стран, живущими в мире и счастье. В этой комнате с голыми дощатыми стенами, фанерным потолком и потертым линолеумом он рисовал им красоту розовых и красных стен из мрамора и песчаника, гранита и красного кирпича.

Его голос звучал монотонно в наступившей зловещей тишине; снаружи не слышны были ни ветер, ни дождь — только стук редких капель на крыльце.

Он рассказал им про тихий порт перед его окнами, ослепительно голубой под летним небом, где находят пристанище маленькие суда всех времен и народов: старые дымные пароходы из Лондона девятнадцатого века, триремы из Микен или Коринфа, позолоченные византийские галеры и грузные ганзейские когги с Балтики. Он рассказал им, как иногда выходит и заговаривает с матросами — с выгружающими шелка китайцами, убежденными в том, что привели свои джонки в Занзибар, с арабами, привезшими кофе, по их мнению, на Андаманы, с китобойцами-янки, пополняющими запасы питьевой воды в Лахайне, с экипажами испанских каравелл, ходящими в Вест-Индию, бригантин, шхун и арго. Он видел, как скептицизм пленников сменяется недоверием, а недоверие — беспокойством. Ну что ж, оно и к лучшему.

Он рассказал им про Южные ворота, ведущие к угодьям, виноградникам и фермам, о полях пшеницы, о рисовых чеках, на которых трудятся выходцы из Азии, о полях тюльпанов, взращенных голландцами. Он описывал старые скрипучие водяные мельницы, крошечные деревушки, сады, которые цветут утром и ломятся от фруктов к вечеру. Он рассказал о том, как меранцы, живущие в городе, возвращаются иногда к своим сельским истокам, отправляясь на уборку урожая или пробуя силы на вспашке, о пристрастии Киллера к сенокосу, особенно к душистым стогам, в которых обнаруживаются иногда простодушные доярки.