Вот, например, Ларри…

Нет. Ларри плохой пример. Он-то как раз никакой платформы не менял. Он хороший командир и, будучи таковым, всегда защищал своих людей. И будет их защищать всегда. И это правильно. И не его вина, что ты — не человек.

Ларри хороший — и это самое паршивое. Это мешает снять с себя ответственность, записав в виноватые всех вокруг. Так было бы проще, когда виноваты другие, а не ты сам. Но глупо врать самому себе, Ларри просто защищает своих, его можно понять. А ты… ты так и не стал для него своим. Не сумел. Вот и все. только твоя вина.

Но он все равно честно пытался тебя предупредить, заведя вчера разговор о пенсии и о море. И о том, что обязательно возьмет тебя с собой, когда выйдет на первую и купит домик на берегу второго. Сидеть в полосе прибоя, глядеть на безбрежную водную гладь и не ловить никого, кроме крабов. Он же прямым текстом кричал тебе: «Уходи!» — ты не был для него своим, но он все равно пытался тебя спасти, и не его вина, что ты этого так и не понял.

Вернее — не захотел понять. Не стоит врать самому себе — все ты понял отлично и сразу. только вот понимать не захотел. Ведь понять означало необходимость уйти. Сразу, быстро и навсегда. А тебе уходить не хотелось. Вот ты и предпочел наплевать на опыт, на логику и даже на прямое предупреждение. Запретил себе понимать и понадеялся на авось.

Так глупо и так… по-человечески. Ларри бы наверняка… ну да.

Ларри.

Все человеческое ужасно заразно.

И в первую очередь — глупость.

Вустер Дживс и Селд Рамштайн

Всестихийный байк — не флаер. Даже у самых мощных и навороченных пассажирское сиденье всегда расположено позади пилотского, словно бы сразу расставляя точки над всеми нужными буквами и определяя раз и навсегда, кто тут главный, а кто просто груз. Не из-за того, что так удобнее, потому что ничего такого уж особо удобного в таком расположении кресел друг за другом нет. Да и никакого выигрыша в скорости оно тоже не дает.

Просто традиция.

Если ты пилот — тебе ни к чему оборачиваться на пассажира, твое дело вести машину. А если ты груз — твое дело охать и взвизгивать. Ну, если ты груз подходящего пола, конечно. Или общаться с затылком.

— Почему?

— Что почему?

— Почему этот срущий на золоте придурок отдал тебе свою лучшую машину?

Селд досадливо дернул плечом. Пояснил с досадой, как о чем-то само собой разумеющемся:

— Потому что мне было надо.

Очень трудно разговаривать с затылком.

— Но почему именно эту?

— Потому что она “дракон”. Причем лучший.

— Он же вошел в легенду! Музей планетарных достижений предлагал за него три миллиона, Роки не согласился, а тебе дал просто так! Причем ты даже не пообещал вернуть в целости! Почему?

— Потому что мне было надо. Действительно надо. Будешь спорить?

— Я — нет. Но этому придурку златому откуда было знать, что тебе действительно надо?

— Ну так я же ему сказал. И попросил. Че непонятного?

Стена. Вернее — затылок.

— И что?!

— И то. Ни один байкер не будет просить, если ему не надо.

— Дурдом «ромашка»… А почему ты не сказал ему хотя бы спасибо?

— Байкеры не благодарят. Во всяком случае — не за то, что действительно надо.

И что ответишь на такое? Детский садик, ей-бо.

И, однако, результат этого детского садика налицо — вернее, вокруг и под задницей. Скрипящее сиденье, обтянутое натуральной кожей асфальтового варана, удобные подлокотники, над головой тонированный обтекатель. Скорость сто двадцать — над городом это предел, — и стрелка спидометра дрожит в левом углу циферблата, ненавязчиво поясняя, насколько же для этой машинки оскорбительна подобная неторопливость.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Не то чтобы «Санта-Фе» относилось к высокостатусным ресторациям, куда не пускают без смокинга или там с косо повязанной бабочкой, но золота-зеркал-хрусталя в ее внутреннем интерьере с избытком хватило бы на три столичных заведения класса люкс. А гонора владельца — пожалуй что и на все четыре. Пальмы, аквариумы с золотыми карпами и пятнистыми чмокалипами, шеф-повар с талантом, ничуть не уступающим по размерам хозяйскому гонору.

И киборги.

Два гарда девятого поколения на входе, одетые под швейцаров. Оба шварцы, так внушительнее. Два брюса в зале — замаскированные под официантов. Тоже все из себя такие гарды, тоже девятки, правда, — но прокачанные и апгрейдженные аж до мифических десяток-прим. Во всяком случае, по словам продавшего их посредника с Новой Жмеринки (исключительно себе в убыток и из почтения к запредельной могучести ваших суровых друзей, многократно таки уважаемый, вы же меня сейчас без ножа кромсаете на кусочки своей вибропилой, чтобы вашей мамочке никогда не знать таких неприятностей от собственных внуков!).

Те, что стояли снаружи, мониторили приближение подозрительной личности к охраняемому объекту. Личность слегка прихрамывала и выглядела подозрительной крайне — недавние травматические повреждения мягких тканей лица разной степени тяжести, сбитые костяшки пальцев обеих рук (на правой выраженнее), полицейская форма помята, испачкана, повреждена. К тому же смотрела личность на киборгов как-то странно, одновременно с вызовом и веселым раздражением, словно бы чего-то от них ожидала и была почти уверена, что не дождется.

Личность однозначно нельзя было пускать внутрь. Но в тот миг, когда оба шварца собирались синхронно заступить дорогу потенциальной проблеме, та взмахнула правой рукой, на секунду зафиксировав перед глазами обоих гардов зажатый между пальцами полицейский жетон. После чего сразу перешла из категории подозрительных личностей в подкаталог лиц с преимущественным правом управления.

Киборги остались неподвижно стоять слева и справа от зеркальных дверей. Личность смерила их досадливым взглядом, хмыкнула и вошла в «Санта-Фе».

Последовавший за этим разговор по кибер-связи длился менее секунды и в переводе на интерлингву выглядел бы приблизительно так:

— Что будем делать?

— Ничего не будем делать.

— Причина? Это ведь тот самый, о котором говорили на полицейской волне. И они ошибаются — его жетон настоящий. Потенциально ценные сведения.

— Мы не должны были слушать полицейскую волну. Наказуемое деяние.

— Необязательно сообщать о том, что мы ее слушали. Можем доложить просто о подозрительном полицейском. Ценные сведения. Потенциальная благодарность хозяина. Повышение статуса полезности.

— Ты тут новенький. А это не просто коп. Это Ларт Рентон. Мы ничего не будем делать.

— Причина?

— Месяц назад в «Сказке» он вступился за ушедшего вразнос. Отменил вызов ликвидаторов. На четком сбое и неподчинении прямому приказу, без вариантов. Видел. Знал. Сказал, что никакого сбоя не было, а был приоритетный приказ. Его.

— Приоритетного приказа не было?

— Приоритетного приказа не было.

Пауза была на долю нано-секунды длиннее, чем раньше.

— Стереть всю информацию за последние сутки?

— А ты этого еще не сделал?

— Теперь сделал.

— Вот и молодец. Конец связи.

Киборги стояли, не шелохнувшись. Внутри ресторана с жалобным звоном разбилось первое зеркало.

Дживс Вустер и Селд Рамштайн

— У этого маньяка, походу, везение до плюс пятисот прокачано.

Дживс промолчал, хотя и склонен был согласиться. Полицейскую рацию они оставили включенной на громкую связь — пока не покинули город, полезно знать, где и что творится. Хотя бы для того, чтобы случайно не вляпаться в плановый рейд или внеплановую пробку. Но пока служебный эфир заполняли только экспрессивные и красочные переговоры по поводу ресторанного террориста, которого какой-то зубоскал почти сразу окрестил «Неуловимым Джо».