Так я впервые был облачен в стихарь и стоял с платом возле Чаши во время причастия.
Литургия закончилась. Выйдя из храма мне показалось, что небо, воздух и всё вокруг уже какое-то другое, не такое как было раньше. Но где же мне искать отца Николая?
Я снова пошёл к сторожке дежурного у ворот, которые закрывали вход на монастырскую территорию (это не вход на территорию Лавры вообще, а ворота именно туда, где живёт братия монастыря, то есть от центрального входа налево). Почти уже подойдя к будке сторожа, которая была устроена на подобие КПП, смотрю выходит из её двери высокий старец с длинной седой бородой, и идёт мне навстречу. У меня в голове тут же промелькнуло «это отец Николай». Подхожу, спрашиваю:
– Простите, вы архимандрит Николай?
Старец взглянул на меня внимательно.
– Да.
– Благословите, батюшка.
Он благословил, не останавливаясь и мерно вышагивая. Я засеменил за отцом Николаем, как назойливая набожная бабка.
– Батюшка, я вот тут икону написал и хотел бы узнать ваше мнение: следует ли мне этим заниматься в дальнейшем или нет.
– Ну, я сейчас иду в храм на панихиду, – сказал он всё так же, не останавливаясь и уже поднимаясь по ступеням Трапезного храма. Но профессиональный интерес всё же переборол монаха.
– А ты чем пишешь, темперой или маслом?
– Темперой.
– А-а. А я маслом. Ладно, показывай, – сказал отец Николай, остановившись на средней площадке лестницы.
Я судорожно стал доставать из сумки икону, завернутую в ситцевый цветастый платок.
– Вот.
Старец взял в руки икону Божией Матери, пристально на неё посмотрел, и спросил:
– А ты молился перед тем, как браться за работу, постился, акафист Божией Матери читал?
– Нет, я не знал, я просто… вот так, взял и написал… дома.
– Так вот прежде, чем писать икону, нужно молитвенно приготовиться к этому делу. А то на твоей иконе все твои страсти видны. И эти твои страсти будут теперь передаваться тому, кто перед этой иконой станет молиться.
Он посмотрел на икону поближе, подальше.
– Ну что, у тебя пойдёт, – и вернул мне её обратно.
– Так благословите, батюшка?
– Да, Бог благословит, – заторопился вдруг старец и скрылся за дверью храма, которая вела прям к центральному приделу.
Не помня себя от радости и переполненный каким-то внутренним восторгом, я впопыхах заворачивал в платок небольшую икону, спускаясь по лестнице и запихивая её в сумку, уронил шапку… Смотрю, люди какие-то внизу у лестницы собрались, наверное, тоже радуются за меня и завидуют – я же с самим архимандритом Николаем разговаривал! Но спустившись по ступеням вниз я вдруг обратил внимание на то, что перед собравшимися людьми впереди стоит милиционер, а народ замер в ожидании того, что же произойдёт дальше. Милиционер козырнул мне и сухо спросил:
– Что там у вас?
– Да вот, я икону написал и показывал её отцу Николаю…
– Откуда вы знаете отца Николая? – перебил он меня.
– Да я, собственно, первый раз его вижу. Приехал показать иконописцу свою икону, узнать, что он скажет.
Наполняющую меня радость постепенно стала вытеснять подступающая тревога.
– Пройдёмте со мной, – сказал милиционер.
Мы пошли в отделение милиции, которое в то время располагалось тут же, на территории монастыря прям возле Троицкого собора рядом с входом в ризницу. Поэтому уже от Духовской церкви бросалась в глаза огромная вывеска возле Троицкого собора над входом в отделение – «МИЛИЦИЯ».
В отделении было пусто. За деревянным ограждением сидел и дремал дежурный милиционер.
– Вот, хотел икону продать отцу Николаю, – заявил сопровождающий меня блюститель порядка. Елейная улыбка тут же исчезла с моего лица, потому что я понял – это конец. Сейчас из меня сделают злостного фарцовщика и начнут вешать всё то, о чём я даже и не догадываюсь. Милиционеры, тем временем, разглядывали написанную мной икону.
– Говорит, сам написал, – усмехнулся поймавший «преступника».
Сидевший за «прилавком» вертел в руках икону.
– Ну и за сколько хотел продать икону отцу Николаю? – спросил он меня.
– Да это я сам написал, для себя. Ничего я не собирался продавать.
– У вас есть какие-нибудь документы?
И тут меня осенило: в сумке лежал студенческий билет Московского высшего художественно-промышленного училища им. Строганова, который может стать главным аргументом моего оправдания.
– Вот, студенческий билет. Я – художник. И икону эту я сам написал. Хотел только показать, посоветоваться с иконописцем.
– Ладно, сейчас придёт майор и разберётся. Знаешь столько здесь всяких таких было и с иконами, и с книгами… Так что лучше сознайся, за сколько хотел продать?
И тут вошел серьёзный и несколько озабоченный майор.
– Это кто? – сходу спросил он, проходя мимо меня.
– Это задержанный, товарищ майор. Хотел икону отцу Николаю продать.
Тот повернулся ко мне.
– Откуда вы знаете отца Николая?
– Да не знаю я его. Впервые с ним встретился, чтобы показать написанную мной икону. Специально для этого приехал. Я – студент, художник. Вот попробовал себя в иконописи и решил посоветоваться с лаврским иконописцем. Для этого сюда и приехал к отцу Николаю. Что в этом преступного?
Майор рассматривал мой студенческий билет. А я смотрел на лежавшую на столе Одигитрию и просто молился, молился чтобы икону не отобрали.
Тут вдруг майор подошёл ко мне, взял со стола икону, посмотрел ещё раз на неё.
– Иди сюда. На, забирай, – и подал мне икону.
Он подвёл меня к выходу из отделения милиции, вернул студенческий билет и тихо сказал:
– Давай, иди отсюда и никогда больше нам не попадайся. Понял? – и посмотрел на меня так, как смотрят только на конченного филантропа.
– Понял, товарищ майор. Спасибо.
Проходя мимо Троицкого собора, я приложился к его холодной стене и перекрестившись прошептал: «Преподобне отче Сергие, спасибо тебе за всё…»
Вот так я в одночасье побывал на небе, облачённый в стихарь, и на краю преисподней.
Песчанская икона.
После Пасхи, когда совсем потеплело и на деревьях распустилась листва, я снова поехал в Троице-Сергиеву Лавру. На этот раз мне очень нужно было решить некоторые накопившиеся проблемы личного характера, а для этого необходим был совет с рассуждением какого-нибудь духоносного старца.
О старцах и о их молитвенном подвиге я узнал из «самиздатовских» книг, которые неведомо откуда появлялись в кругу верующих друзей и передавались из рук в руки на несколько дней для прочтения, и тут же по очереди переходили к следующему. В основном это были вручную перепечатанные на пишущей машинке тексты, сшитые в книжный блок.
Так мне принесли почитать машинописный текст «Бесед преподобного Серафима Саровского с Н.А. Мотовиловым о цели христианской жизни», который я тут же за один день переписал шариковой ручкой в тетрадь. Потом принесли так же отпечатанную книгу «Отец Арсений». Переписывать эту книгу было уже слишком долго, так как она довольно ёмкая и я решил во что бы то ни стало сделать для себя ксерокопию. Почему не сделал так с беседами Мотовилова? Да потому что это совсем не простое дело и даже не безопасное. Множительная техника была редкостью и в той организации, где она была установлена, ею заведовал особый Первый отдел этой организации (думаю нет надобности объяснять, что такое Первый отдел). Для того, чтобы сделать ксерокопию, нужно было заполнить специальную заявку с указанием наименования документа, из какого он отдела поступил и какое количество копий. С подписанной в Первом отделе заявкой уже можно было идти в кабинет, где делают ксерокопии. Сразу за дверью этого кабинета есть только стена с окошком как в кассе, куда подавалась эта заявка вместе с оригиналом документа для копирования. Из окошка скажут, когда нужно зайти за готовыми копиями и посетитель удалялся с миром в ожидании готовности заказа. Но, к счастью, у меня оказался приятель, у которого в организации всё это было не так строго, без всяких там "первых отделов" и он мог запросто отксерокопировать книгу по 10 копеек за лист. Так у меня появилась собственная книга «Отец Арсений», для которой я старательно сделал кожаный переплёт и хранил её, как зеницу ока.