В то же время за дверью послышалось ворчание, а вскоре дверь приоткрылась и в проёме показалась слегка растрёпанная и сонная Лукреция, прикрывающая рукой грудь, которая просвечивала через тонкую льняную камизу. Впрочем, у неё и без груди было на что глянуть.

— Подмастерью не пристало будить свою наставницу без самой веской на то причины, — зевнув, меланхолично протянула волшебница, словно и не было появления той богини-Белоснежки. Или же на Реверсе все так привыкли к потустороннему, что стоит высшим силам исчезнуть из поля зрения, как жители сразу же возвращаются к повседневным задачам. И разумеется, проблемы у базы, а не у ведьмы. Ей-то что печалиться.

Я не стал тратить время на объяснения. Вместо этого, сунул руку в висящий на поясе кошель, достал из него золотую монету и постучал ею по дверному косяку.

— Весомая причина, — приподняв брови и одновременно с этим ненадолго прикрыв глаза, ответила магесса. — Заходи.

Я нырнул внутрь и оглядел комнату. Всё как у остальных: сундук с кинутыми на крышку верхним и нижним платьями, стол с двумя стульями; на столе подсвечник, медное блюдо с кувшином и серебряной чашкой и небольшое зеркало; у стены рукомойник с ведёрком; там же имелся железный ночной горшок с крышкой; у противоположной стороны кровать с балдахином. При этом комната имела всего четыре метра в ширину, посему все указанные элементы интерьера жались друг к другу и добавление чего-то нового весьма затруднительно.

— Маэстра, мне срочно нужен урок сотворения молнии.

— Надо говорить, о, маэстра, позволь ничтожному прикоснуться к твоей мудрости, — произнесла Лукреция, потирая руками лицо и садясь за стол.

Я насупился и достал ещё одну монету.

— Хорошо, ты не ничтожный, но для чего тебе молния? Чтобы разить врагов, одной молнии мало, нужна сила, и упражняться необходимо не менее пяти лет.

Я почесал в затылке. Хреново. Во-первых, у нас нет пяти лет, а во-вторых, как объяснить средневековой ведьме с дипломом, что надо питать электроэнергией экспериментальный прибор? Не рассказывать же ей всю физику с самых основ? А впрочем, почему бы и нет.

— Маэстра, у нас есть знания…

Волшебница приподняла руку. Призывая меня к тишине, а следом указала пальцем на дверь, которая слегка звякнула задвижкой. Но стоило мне встать и пойти к выходу, как та снова слегка брякнула, но самое забавное, что шагов я не услышал. Вообще, не услышал.

Я резко открыл и выгляну в коридор. Никого.

— Чужик, — позвал я наугад и похлопал по бедру. — Чужик, Чужик, ко мне.

Тишина. Но стоило закрыть дверь и отойти от неё, как она снова звякнула.

«Система, определить сигнатуры», — отдал я команду, а потом вышел в коридор и направился к своей комнате.

Внутри точно такого же, как и у Лукреции, на столе перед зеркалом из полированной меди сидела Катарина, будучи в одной ночнушке, и усердно причёсывала чёлку костяным гребнем.

— Пойдём, а то некрасиво стоять в коридоре и подслушивать, — произнёс я.

— Это не я, — тут же протараторила храмовница, но даже в полумраке свечи было видно, что девушка покраснела, как варёный рак. Что-что, а врать она не умела от слова «совсем».

— И это не ты бегала к комнате Лукреции и брякалась ухом о доски?

— Тебе послышалось.

— Да? И это не твои уши сейчас удлинились на целый дюйм?

Катарина сразу же бросила гребень на стол и зажала уши обеими руками.

— Ничего они не удлинились.

— Пойдём, — усмехнулся и направился к волшебнице, оставив дверь открытой.

Вскоре мы втроём уселись за столом, и пришлось начинать разговор заново. При этом я заметил, как храмовница несколько раз глянула на бюст Лукреции, сравнивая со своим, а потом, как ей казалось, незаметно натянула ткань на камизе, чтоб та порельефнее охватила её не очень богатое хозяйство.

— Мне нужно, что молния билась часто-часто и при этом кусала специальные медные жилки. Маэстра, ты слушаешь?

— Угу.

Лукреция сидела, подперев щёку кулаком и закрыв глаза. И от волшебницы пахло фруктовым ароматом, не имеющим никакого отношения к парфюмерии, когда я немного отстранился от стола и скосил глаза вниз, то увидел большую бутылку вина. Причём бутылка оказалась распечатана и опорожнена.

— Маэстра, мне нужно срочно научиться.

— Угу, — снова пробурчала волшебница, и растерянно глянул на Катарину. Мой план только что рухнул, как карточный домик. Из этой тихой алкоголички и слова не вытянешь.

— Молния. Туда-сюда, — совсем отчаявшись, повторил я.

— Угу, — в третий раз проронила Лукреция, открыв глаза. Даже в свете свечи заметно, что они красные.

Я выругался под нос и встал.

— Пойдём, Катюша, толку от неё ноль.

— Ноль, это что? — тихо спросила девушка, расплывшись в улыбке. Ей явно не хотелось, чтоб я остался с волшебницей наедине.

— Это пустое место.

— Яси, — прошептала храмовница и принюхалась. — Вишнёвое.

Мы поднялись.

— Сядь, — тут же чётко произнесла Лукреция. Я и Катарина переглянулись и опустились на стулья, а магесса открыла глаза.

— Это старая уловка. Но я тебя поняла. Если нужно сей же час, то не научишься. Но я могу попробовать.

Волшебница через силу оттолкнулась от столешницы и подошла к сундуку. Там она взяла в охапку платья, протянув мне со словами «подержи», присела на корточки и принялась ковыряться.

Я огляделся и осторожно перекинул одежду через спинку стула, а затем сел рядом с магессой. Та залезла в сундук почти по пояс, пьяно бормоча под нос что-то вроде: «Сейчас всё будет». Наконец, Лукреция радостно воскликнула и достала шкатулку с зачаруньками и небольшую мандолину, больше похожую на игрушечную, тем более забавно, что ни разу не видел, чтоб волшебница на ней играла. Музыкальный инструмент протянула мне.

— Струны не порви, — пробурчала ведьма, а потом достала широкое кольцо, похожее на браслет для руки.

Волшебница вернулась к столу, а сев снова закрыла глаза.

— Не колдуется, — тихо протянул она и посмотрела в мою сторону. — Ученик, сходи принеси ещё бутылочку.

— А не много ли выпито?

— Правильно говорить, не слишком ли крепко было вино, о, маэстра? — отозвалась Лукреция и пробубнила: — Юнца бы сейчас.

— Не жирно ли будет? — пробурчал я по-русски и добавил на местном языке: — Не отвлекайтесь, маэстра, время не ждёт.

Магесса тяжело вздохнула и пододвинула свечу к себе поближе.

— Смотри, халумари, этого ни в одной волшебной книге не найдёшь. Искусство сих чар передаются только из уст в уста от наставницы к ученику.

Лукреция отобрала у меня мандолину и положила рядом со столом.

— Это называется колесо стихий. Я его полгода делала, но не знала, кому продать. Три года пылился в сундуке. Уже хотела разломать и выкинуть.

Свеча жарко вспыхнула, отбросив резкие тени на стены, пол и потолок, а язычок огня тонким жгутом взметнулся на добрые полметра. Волшебница взяла кольцо, подняла повыше, а затем опустила, так, чтоб жгут яркого огня проходил через середину. Когда же разжала пальцы, кольцо осталось висеть в воздухе, слегка покачиваясь, словно на магнитной подушке. Секунда, и артефакт начал вращаться, набирая обороты, вскоре можно было почуять ветерок, как от центробежного воздушного насоса.

Волшебница прищурилась и что-то пробормотала, и жгут огня словно обрезало посередине, как пластилиновую колбаску ножиком, а в центре кольца загорелась яркая-яркая голубоватая искра, от которой в разные стороны потекли ручейки плазменных разрядов.

— Если я правильно поняла, то вот так.

Лукреция протянула руку и тренькнула струной на мандолине. Струна загудела и продолжала гудеть, не замолкая.

— И вот так.

Разряды внутри рассыпались множеством искр, а потом образовали стоячие волны, как песок на листе жести, под которым лежал динамик от музыкальной колонки. Вспомнился детский эксперимент с резонансом.

А волшебница снова потянулась к мандолине и покрутила на грифе колышек настройки струны. Тон гудения изменился, а стоячие волны поменяли форму. А я и Катарина таращились на происходящее, как заворожённые, и если храмовница просто дивилась красивым узорам, то я пребывал в полнейшем восторге, понимая физический смысл происходящего.