Глушков протянул руку и сжал в пальцах бумажку, на которой делал быстрые пометки, когда в голову приходили мысли. Бумаги было не жаль, система всё равно запоминала каракули. Профессор разжал кулак, щелчком отправил в полет слишком белый для этого мира комок целлюлозы и переключил внимание на игру. В это время на его героя напал сильный персонаж противника, и, судя по всему, шансов победить не было. Герою оставалось либо сбежать, либо сдохнуть. Глушков вздохнул и начал бой. Фигурка лучника едва успела сделать выстрел, как в дверь громко и настойчиво постучали.

— Да! — ответил профессор и свернул игру, не желая, чтоб кто-нибудь думал, что он бездельничает.

Дверь сразу же распахнулась, и в неё влетел хозяин имения, архивариус Винсент да Лаура. Как всегда он был одет в белые одежды, богато украшенные золотым шитьём. Впрочем, до ста десяти процентов белизны стандартного листка писчей бумаги волшебнику было далеко. Он даже не поймёт, как это может быть. Так подумал Глушков, глядя на пухленького невысокого волшебника с горькой улыбкой. А тот влетел не один, а с целой толпой слуг и служанок с вёдрами, тряпками и щётками и сразу же начал тыкать пальцем во все, что увидит.

— Отмыть! Побелить! Поменять портьеры! Отмыть стёкла! Я за что вам плачу?! Уволю без рекомендательных писем! Сгною в должниках!

— Винсент? — позвал Артём Владимирович архивариуса.

Профессор даже обрадовался столь резким переменам в обстановке.

— А-а-а, дорогой мой друг! — всплеснул руками маг. — У нас радостная новость! Нас посетят важные государственные лица. Думается, королеве стало совсем худо, раз герцогиня да Айрис начала объезжать земли с визитами. Но высокая честь требует высокой ответственности. А наш дом не готов. Всё в грязи и пыли.

Профессор обвёл взглядом безукоризненно чистое помещение, даже паркет из трёх пород дерева позавчера был выскоблен и натёрт мастикой.

— А с чего бы такая высокая особа вдруг решила заглянуть именно к нам?

— Вот именно, мой дорогой друг, — протянул архивариус, — вдруг нагрянет.

Маг вздохнул, подошёл ближе и заговорил шёпотом, хотя все его слова наверняка были слышны прислуге.

— Герцогиня настроена весьма решительно. Она стянула к столице три отборные терции. Чует моё сердце, будут делить дворец силой.

— Ну, будут и будут, — пожал плечами профессор, — столица далеко.

Архивариус Круга застыл на мгновение, а потом снова всплеснул руками.

— Друг мой, я не знаю как у вас там, за гранью мироздания, но сейчас герцогиня успокаивает чернь, даёт ей обещания в непоколебимости и честности, а ещё ведёт беседы с купеческими, ремесленными и волшебными гильдиями и встречается с богатым дворянством. Оно ведь как: стоит затеять войну, как будущую королеву могут проклясть. Ненависть черни может породить такое сильное проклятие, что ноги бы унести, лишь бы жизни не лишиться. Помнится, предыдущая династия сгинула целиком только потому, что решилась на переворот, уронив в беззаконие и пламя войны всю страну. А потом — раз! — и нашли всех, кто королевской крови, без этой самой крови. Кровь расплескалась озером по потолку, а тела на полу валяются. Все жилы и вены порваны, и никакие колдовские стражи не помогли, никакие обереги не спасли, не оберегла длань Небесной Пары. Орден так и сказал: «Проклятие народа».

Профессор улыбнулся и пробормотал:

— Предвыборный тур, значит. Эх, нам бы такие проклятия, может, было бы поменьше ворья среди народных избранников разного звена.

Винсент снова начал давать указания, крича на экономку, а потом в комнату влетел мальчик-паж.

— Преподобная мать Сильвия! — прокричал он.

Архивариус замер и побледнел. На его лице сейчас было даже не сто десять процентов белизны, а все двести. Маг резко обернулся к Глушкову.

— Ради Небесной Пары, молчите, о чём бы вас ни спросили! Это инквизиция.

— Я ни в чём не виновен. Мне нечего бояться, — тихо произнёс профессор, хотя уверенности в своих словах не ощутил.

— Все вон! Ковровую дорожку! Вина! Нет, ключевой воды! Подушечку! — закричал Винсент на прислугу, а когда та спешно покинула комнату, заговорил: — Друг мой, вы думаете, королева правит королевством? Нет. Всем правит орден. Королева — лишь удобная помощница для мирских дел, чтоб самим не лезть в сборы налогов, казни бандиток и мошенниц, усмирения мелких бунтов и защиты границ королевства. Королева — это лишь самая родовитая и богатая из дворянок. Орден — вот истинная власть под дланью Небесной Пары, и два её меча — инквизиция и орденская стража. Как вы думаете, для чего создана львиная стража? Чтобы не только усмирять неугодных магов, но и смещать неугодных королев. А инквизиция все роет и роет носом, как свинья лесную подстилку в поисках трюфелей. И вы думали, орден оставит вас без внимания?

Винсент тяжело вздохнул и повернулся к двери, а потом вздрогнул. В проёме стояла укутанная в красный плащ седая старуха.

Профессор с ног до головы оглядел появившуюся на пороге старуху. Преобладающим цветом был красный, как и полагалось инквизиции. Красными были и широкополая шляпа с большим белым пером, и плащ без капюшона, и строгое платье длиной до самой земли, и даже кожаные перчатки с ажурными отворотами. Однако вместо символа Небесной Пары на шее висел декоративный горжет, похожий на тот, что я видел на портрете Петра Первого, позирующего в форме офицера Преображенского полка, то есть изогнутая овальная табличка, подвешенная за края на цепочке. И вот на таком церемониальном горжете уже был символ: двоечка и кулак под ней. Ещё одной приметной деталью была шкура гиены, накинутая на плечи женщины. Через глазницы оскаленного черепа проходил серебряный стилет, отчего было видно немного скруглённое остриё, а рукоять из красного дерева украшал большой молочно-белый камень круглой формы.

Артёму Владимировичу почему-то вспомнились опричники Ивана Грозного, непременным атрибутом которых были отрубленные волчьи головы и мётлы как знак истребления всякой погани.

— Ви-и-инсе-е-ент, — сильным, хриплым и низким голосом позвала архивариуса старуха, улыбнувшись через силу.

Глаза старухи были красные, словно она не спала несколько ночей, а загорелое морщинистое лицо выглядело очень усталым, несмотря на старания держаться бодро.

Пухленький маг аж подпрыгнул на месте, а потом бросился к инквизиторше, рухнул на правое колено и потянулся поцеловать ей руку. Преподобная мать подождала до последнего, а потом отдёрнула пальцы перед самими губами мага, не дав завершить акт подхалимажа.

— Винсент, где свитки?

— Простите мою дерзость, — залепетал архивариус, не поднимая глаз, — но позвольте уточнить, о каких свитках идёт речь?

— О тех, что ты привёз из Нобии, — с лёгкой ехидцей в голосе произнесла инквизиторша.

Маг театрально вздохнул, встал и попытался проскочить мимо старухи, но, даже втянув пузо, не смог.

— Ты бы жрал поменьше, — злорадно произнесла инквизиторша, а потом отошла в сторону, выпуская жертву.

Стоило магу умчаться, как старуха начала оглядывать цепким взором помещение. Взгляд при этом ненадолго задержался на плакатах, рабочем столе и макете с железной дорогой, где стояли бездействующие в этом момент паровозы, ибо профессор не любил все эти детские игрушки. В конце концов, старуха перевела взор на Глушкова.

— Чисельник, — не то спрашивая, не то утверждая, произнесла она и немного вытянула вперёд руку для поцелуя.

Глушков холодно поглядел на перчатку, прямо поверх которой были надеты перстни-печатки и один перстень с большим молочно-белым овальным камнем, таким же, что и в декоративном стилете в глазнице гиены. Профессор никогда ни перед кем не кланялся, а тем более рук не целовал, и ситуация для него была дикая. Возникла напряжённая пауза, хоть драматическую музыку в этот момент запускай для большего эффекта. Не зная, что получится, Артём подошёл ближе и просто-напросто пожал сильную руку инквизиторши.